Ключ от всех дверей - Яна Смородина

пострадавшего, дабы придать ему вертикальное положение, осторожно поинтересовалась:

— Ты как? Живой?

— Кажется, я позвоночник сломал, — простонал Фёдор, страдальчески сморщив нос.

— Ну, ты и балбес, — хихикнув, резюмировала я. — И на что только люди не идут, только бы уборкой не заниматься… — глубокомысленно посетовала я.

— И вовсе нет! — встрепенулся Федька. — Я просто развеселить тебя хотел!

— Развеселил! — хохотнула я. — Пошли уж, ангелочек!

Бабушкина квартира находилась в центре города, в старинном доме с лепниной и коваными балконами, расположенном в престижном районе. Она была очень просторной, с высокими потолками и большими окнами, что делало её очень светлой и как будто наполненной воздухом. Я провела в этой квартире все свое детство и очень любила её. Переехала я вместе с Жанной в съемную, когда мы все поступили в университет — так было удобнее — появилась какая-никакая независимость от взрослых, да и дом намного ближе к месту учебы. А у нашего Фёдора, вообще, было своё собственное двухкомнатное жилище (с его очень даже зажиточными родителями).

Я зашла, и мое сердце сжалось от тоски. Здесь все так до боли напоминает о бабушке! Как будто она не умерла, а вышла в магазин и совсем скоро вернётся. Вернётся и примется расспрашивать, как мои дела, как учеба… Поохает, что мы с Жанной толком ничего не едим и худые как тростинки, и обязательно попытается меня накормить. Как же мне её не хватает… Подойдя к окну, я резким движением распахнула старые тяжёлые шторы. Тотчас мириады пылинок взвились вверх и заплясали в лучах проникшего внутрь яркого дневного солнца, становясь на свету золотыми, словно волшебный порошок сказочных фей. Красиво… Только эти пыльные феи не в силах вернуть мне родного человека.

Да, давно я сюда не приходила. Совершенно ничего не изменилось. Только бабушки нет. Я стояла и смотрела в окно, обхватив себя руками. Федя подошел ко мне сзади, обнял и положил подбородок мне на плечо.

— Скучаешь по бабушке, да?

Я перевела взгляд на фортепиано, которое так любила бабушка, и меня захлестнула золотисто-солнечная волна воспоминаний: вот я, лет пяти от роду, скачу под звуки «Собачьего вальса» по кругу узора на ковре и подпеваю, а бабушка аккомпанирует мне и, оглядываясь на меня через плечо, тепло улыбается. Вот я сижу на этом самом стуле и строчу на старенькой швейной машинке «Зингер» микроскопическое платье для Барби, подаренной мне на день рождения. Сколько мне тогда было? Лет восемь, наверное.

— Конечно, скучаю, — я смахнула с ресниц тут же набежавшие слёзы. Мы ещё немного молча постояли. Кто-кто, а Федя всегда меня понимал. — Ну, за работу! — я высвободилась из Фединых объятий — а то совсем расклеюсь.

Мы с другом отлично поработали, несмотря на Федькину инвалидность, вылизав квартиру полностью, и, уютно устроившись на кухне, попивали кофе с бутербродами.

— Ну что, займемся разбором запретного сундука? — поинтересовался между прочим Федька.

Я сосредоточено принялась тереть пальцем пузатый узорчатый бок чашки, словно его чистота именно сейчас стала наиважнейшим аспектом нашего дальнейшего существования, и неопределенно пожала плечами.

— Я подумаю над этим предложением.

— Подумай, подумай. Амулеты бы нам пришлись очень кстати. Хоть какие-нибудь.

А подумать было о чём.

Единственной вещью в доме, представляющей волшебный интерес, был бабушкин старый сундук, совать свой нос в который мне категорически запрещалось.

Даже сам внешний вид тяжёлого дубового ящика с богато инкрустированной полудрагоценными камнями крышкой страшно интриговал и рождал противоречивые чувства. Этакую ядрёную смесь дикого любопытства, почтительной опаски и детской обиды. Последняя появилась после того, как я не удержавшись, переборола свой страх перед наказанием и дала волю любопытству. Помимо закономерно наступившей расплаты, меня ждало неприятное открытие: сундук оказался хитро заговоренным, обойти защиту мне не удалось (хотя все бабушкины изощрённые — «замки» не были для меня секретом), а вот почувствовать на собственной шкуре сюрприз для любителей несанкционированного проникновения — очень даже. К слову сказать, ничего особенного я там не обнаружила, а вот руки от склеившей по локоть «паутины — Быковского» отмывала долго. И пошарить в заветном ящичке к моему глубокому разочарованию так и не удалось, только поглядеть и успела, и то совсем недолго. Там она хранила книги, документы, амулетные и обережные заготовки и прочий волшебный хлам, несущий в себе потенциальную опасность для обладателей кудрявых рук и не в меру любопытных носов. А по мнению бабушки я обладала и тем, и другим. Как упоминалось ранее, с артефактным делом у меня не задалось — как я ни билась, хотя бы просто влить собственную силу в заготовку, никак не получалось, не говоря уж о чем-то большем. Но теоретически разбиралась неплохо. Этакий географ-теоретик, досконально изучивший карту мира, при этом ни разу в жизни не выезжавший дальше собственной дачи. Не точное, конечно, сравнение… Перевидала за свою жизнь я целую прорву таких вещей и знаю, например, на какой камень лучше ложится то или иное заклятье, что и как с чем сочетать в артефактах (некоторые заклятья нейтрализуют друг друга или усиливают воздействие, или, вообще, в комплекте каждый раз дают непредсказуемый эффект. В общем, бабушкина профессия оставила в моём сознании неизгладимый след в виде знаний и умений определить назначение, степень сложности вложенного заклинания, уровень заряда и иные характеристики почти любого амулета и некоторых не слишком замудренных артефактов. Вот такой я эксперт — сама ничего создать не сумею, но оценить чужую работу — вполне.

— Федь, там, в книжном шкафу я нашла много бабушкиных документов и записей. Часть из них не на русском. Ты поможешь мне разобраться?

— Да не вопрос.

* * *

— Я всё думаю о том одарённом, — начала я неприятный для меня разговор. После той памятной встречи прошло уже две недели, а блондин так о себе и не напоминал. — Может быть, он ничего не понял, а я всё нафантазировала в состоянии аффекта?

— Я бы не стал на это рассчитывать, — Федя как всегда был настроен пессимистично. Однако он называет это здоровым реализмом.

— Просто вся эта ситуация… Неопределённость эта выводит меня из равновесия: узнал — не узнал, понял — не понял… — я потерла виски. — Я так устала.

— Наверное, не стоит напоминать, как ты в ней оказалась.

— Ты прав, не стоит, — я раздражённо посмотрела на друга, — твоя поддержка просто неоценима.

— Прости.

Мы помолчали.

— Может, мы уже прекратим моё заточение в твоей квартире, я так хочу домой! Ежедневный конвой я согласна оставить. Хотя и он мне, если честно, надоел.

— Я думаю, это преждевременно. Поживи у меня ещё немного, по крайней мере, пока