Страсть и цветок - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лорд Марстон мог бы поклясться, что когда князь притронулся к руке Локиты, тела обоих затрепетали, а в воздухе почти осязаемо воцарилось томительное напряжение.
Он поспешно обратился к мисс Андерсон с каким-то малозначительным вопросом, надеясь таким образом укрыть происходящее от ее бдительного внимания.
Она отвечала ему своим спокойным, уравновешенным тоном. Ему показалось, что ничего необычного она не заметила.
Оседлав коня, князь с горечью обронил:
— Суббота! Ведь впереди еще целая вечность, Хьюго!
— Ты же можешь повидаться с ней в Булонском лесу.
— Это будет не слишком мудро с моей стороны.
— Не слишком мудро?
— Я побаиваюсь этой дамочки. Не знаю почему, но у меня такое чувство, что она — очень коварный противник.
Лорд Марстон рассмеялся:
— Ты преувеличиваешь, Иван! По-моему, она очень мила. Кроме того, вполне очевидно, что ни у нее, ни у Локиты актерских данных — ни на гран. Признаться, сейчас, познакомившись с Локитой, я просто не могу взять в толк, как вообще ей могла прийти в голову мысль о театре.
— С которой ей очень быстро придется распрощаться, как только мы будем вместе, — заметил князь и тут же яростно вскричал: — Неужели ты полагаешь, что я намерен терпеть, когда на нее будут глазеть другие мужчины? Те самые, у кого есть деньги, чтобы позволить себе любоваться, как она танцует?!
— Ты собираешься навечно определить ей место в гареме? — осведомился лорд Марстон.
— Именно так! — воскликнул князь. — Я хочу ее всю и для себя, полностью и без остатка. Хочу остаться с ней вдвоем, чтобы никто не мог нам помешать или как-то отвлечь. — Он вздохнул: — Был бы я посмышленнее, я бы изыскал способ похитить ее и отвезти на какой-нибудь необитаемый остров или в такой забытый Богом уголок земли, где отыскать нас было бы невозможно.
— Иван, ради всего святого! — застонал лорд Марстон. — Даже ты не вправе себе такого позволить! Я положительно убежден, что стоит тебе предпринять нечто подобное, как мисс Андерсон поднимет на ноги всю парижскую полицию спустя каких-нибудь десять минут после вашего исчезновения!
— Это и удерживает меня от осуществления заветного чаяния, — сообщил князь Иван. — Естественно, у меня нет желания впутывать Локиту в скандал.
— А уж скандал на сей раз выйдет политический, — заметил лорд Марстон. — Возможно, мать у нее и в самом деле была русская, но только я готов поставить кругленькую сумму за то, что отец ее — англичанин.
— Почему бы нет? — беззаботно обронил князь. — Она, правда, не похожа на англичанку, но у нее светлые волосы, а уж Лоренс — фамилия определенно английская.
— И помимо прочего, она, несомненно, из знатного рода, — продолжил лорд Марстон. — А раз так, к чему вся эта таинственность? Почему она никогда не бывала на вечеринках? Почему в театре она ни с кем не может перекинуться ни единым словечком? — Помолчав с минуту, он добавил: — Я даже готов биться об заклад, Иван, что Лоренс не настоящая ее фамилия.
— И почему же ты так решил?
— Потому что и у меня, видишь ли, есть интуиция. Тысяча чертей, вся эта история и вправду загадочная и на самом деле отнюдь не английская.
— Не думаю, чтобы кто-то захотел удовлетворить наше любопытство.
— Разумеется, — согласился лорд Марстон. — Можешь не сомневаться, что эта женщина, которая, подозреваю, когда-то была ее гувернанткой, станет нема как рыба. На нее рассчитывать не приходится.
— Предоставь это мне, — убежденно сказал князь.
— Я в точности знаю, о чем ты сейчас думаешь, — улыбнулся лорд Марстон. — Со свойственной тебе скромностью ты полагаешь, что нет на свете женщины вне зависимости от того, какого она возраста, какой национальности, — которую бы ты в два счета не обвел вокруг пальца.
— Как же хорошо ты меня знаешь, Хьюго! — усмехнулся князь Иван. Пришпорив жеребца, он лишил своего друга возможности продолжить беседу.
Как и предчувствовал лорд Марстон, в последующие дни Локита в Булонском лесу им не повстречалась.
Ежедневно посещая то место, где произошла их недавняя встреча, они, убедившись, что она не появится, объезжали все уголки Булонского леса, но все безрезультатно.
В пятницу князь не утерпел и отправился нанести визит.
Пожилая француженка, которая открыла им дверь, при виде двух джентльменов присела в реверансе.
— Дома ли мисс Андерсон? — спросил князь.
— Нет, месье, мисс Андерсон и мисс Локита отправились на прогулку.
— Они в добром здравии?
— Да, месье.
— Прошу вас передать мисс Андерсон, что я с нетерпением жду их появления у себя на вечере. Их платья, как и было условлено, будут доставлены в театр. После спектакля их будет ожидать мой экипаж.
— Я передам им ваши слова, месье, — отвечала горничная.
Добавить к сказанному князю было, по-видимому, нечего, но, уже собравшись откланяться, он вдруг передумал:
— Надеюсь, дамы получили цветы, которые я им посылал?
— Каждый день приносили чудесные букеты, месье.
— Они пришлись им по вкусу?
— Мадемуазель Локита обожает цветы, месье. Сегодня появилась ваза с орхидеями, и она была ими очарована.
— Я очень рад, что они ей понравились.
— Ты в своем уме? — проговорил лорд Марстон, когда они отъехали от домика. — Ты же напугаешь «дракона», если вздумаешь искушать их дорогими подарками. Один раз ты уже это попробовал.
— Урок не прошел даром. Орхидеи были всего-навсего в хрустальной вазе с приличной гравировкой. При этом цветы, которые получала мисс Андерсон, не только были ничем не хуже тех, что предназначались Локите, но даже превосходили их.
— Наконец ты начинаешь обнаруживать крупицы здравого смысла, — одобрительно заметил лорд Марстон.
— Те же, что я отправлял для Локиты, содержали небольшое послание, понятное только нам обоим.
Больше он ничего объяснять не стал, а по возвращении домой с головой погрузился в приготовления к вечеру, который, как сдавалось лорду Марстону, должен был отличаться тем безудержным чудачеством, что хорошо запомнилось ему из русской жизни.
Он отдавал себе отчет в том, что, если вечеринка будет задумана и проведена по образцам, виденным им во дворцах петербургской знати, Локиту ждут сильные впечатления.
Одна только окраска этих зданий надолго врезалась ему в память.
Желтый Юсуповский дворец смотрелся в воды Фонтанки, дворец Воронцовых, что возвышался над берегами Невы, был окрашен в малиновый и белый, ярко-синим цветом радовал глаз Таврический дворец. Чаще же преобладали нежно-оранжевые тона.
В годы его пребывания в Петербурге царский Зимний дворец, первоначально окрашенный в фисташково-зеленый цвет, был перекрашен в темно-бордовый.