Фанаты. Прошлое и настоящее российского околофутбола - Владимир Козлов

Игорь М., «Спартак» (Москва):

Я никогда не брал обратного билета. Разве только с длинного выезда – Душанбе или Ташкент. На все остальные я ездил без обратного билета, и по пути домой нас или запихивали в какие-нибудь бесплатные вагоны, или электричками отправляли, или мы просто вписывались в поезда – всегда удавалось уехать без билета. Я сначала был школьником, потом студентом, денег не было, и все считали это вполне нормальным.

Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):

В те годы выезд подразумевал поездку на третьей полке, или в рундуке, или наверху есть ниша в купе – туда тоже залезали, чтобы бесплатно ехать. Тебя отлавливали. Есть знаменитое Бологое – между Питером и Москвой. Специально знали, что поедут фанаты, и искали, отлавливали. Милиционеры знали в лицо фанатов, а фанаты знали в лицо милиционеров. Был какой-то полковник – фамилию уже не помню, – он раз сказал нам: вот, ребята, проходящие поезда, и чтобы через пятнадцать минут вас здесь не было.

Валерий «Сабонис», «Зенит» (Санкт-Петербург):

[На первый выезд] я в восемьдесят шестом поехал – на «Спартак», в Москву. Приезжаем – там очередь в ЛФК ЦСКА. Он, по-моему, четыре тысячи двести вмещает, а только из Питера приехало человек четыреста. А еще и москвичи стоят в этой очереди. Из метро вышли – а там практически от выхода хвост стоит. Ну, мы нашли наших, которые уже без очереди куда-то влезли, еле-еле достали билеты, но все равно пришлось там часа три промерзнуть – был март месяц. Заходим – тишина, кругом милиция. В Москве тогда вообще ничего было нельзя. У нас хоть покричать, похлопать можно было на стадионе. Идет игра, и вообще гробовое молчание на трибуне. Минуте на десятой мы решили похлопать – в ритме «раз, два, три, „Зенитушка“, дави». Нас десять человек примерно было – в одном ряду сидели. Похлопали. Сразу подходят [милиционеры], руки за спину, вытурили на улицу и больше не пустили. На первый выезд приехал – и такой облом! Дождались, пока все выходили. Ноль-ноль. Ну хоть ничего не пропустили. Но все равно обидно было жутко.

«Шляпа», «Зенит» (Санкт-Петербург):

Дальние выезды – электричками из Питера никуда больше нельзя было уехать. Попутками тогда не наездишься – трафик был не такой плотный автомобильный. Перевозки в основном шли железными дорогами. Чтобы кто-то, например, попробовал до Минска доехать попутками – такого я не слышал. А напрямую из Питера можно было доехать только поездом. Другое дело – как. Были люди, которые, не стесняясь, ездили в «гробах», прописывались как угодно – скажем, человек приходил [на вокзал] в одной майке, делая вид, что он в этом вагоне давно уже едет. Прятали свои вещи – как будто пописать вышел, покурить. Тогда еще и контролеры как-то по-другому относились к таким людям.

Сергей Андерсон, ЦСКА:

Мы никогда друг друга не гасили. Может быть, были стычки локальные – из-за бабы какой-нибудь. Но это не касалось фанатизма нисколько. Вера – она одна, ЦСКА един, ЦСКА велик. Нас больше ничего не интересовало. В этом плане, чтобы мы на выезде могли друг у друга что-то отнять, – такого не было. Могли приколоться, да. Мы, может быть, ходили на грани нарушения закона, но старались эту грань не переступать.

Еще с советских времен существует понятие «золотой сезон». Сделать «золотой сезон» – значит посетить все матчи своей команды в чемпионате и Кубке. Хотя после того как география высшего дивизиона сократилась (сегодня в российской премьер-лиге из 16 команд 7 представляют Москву или Московскую область), а выезды за границу стали более доступными, отношение к «золотому сезону» тоже постепенно начало меняться.

Иван Катанаев, «Спартак» (Москва):

«Золотой» выезд – довольно спорный вопрос. Потому что у «Спартака» – я не знаю, как у других команд, – есть старые фанаты, которые за этим следят, подсчитывают людей на выезде, и они рассматривают только игры в чемпионате и Кубке России. Связано это с тем, что в советские времена выезжать за границу никто не мог. Поэтому считали только чемпионат СССР и Кубок СССР, и так и в России пошло. Но по моему личному мнению, «золотой сезон» – это посещение всех официальных матчей команды. То есть если команда играет в Кубке УЕФА или Лиге чемпионов, сейчас границы открыты – пожалуйста, езди. В союзные времена были выезда – Душанбе, Киев, Вильнюс, все что угодно, весь СССР нужно было объехать. А сейчас у нас [в чемпионате] девять выездов, и на кубок России один, максимум – два выезда, и все. У нас в этом году тридцать три человека сделали «золотой сезон» – многовато. Почетность этого падает.

Среди недружественных выездов для московских фанатов в 1980-е годы и в начале 1990-х были Прибалтика, Киев и Днепропетровск.

Игорь М., «Спартак» (Москва):

У меня был выезд в июле девяносто первого, двойник, Киев—Днепропетровск, и мы с тремя ребятами остались в Киеве, а через несколько дней нам нужно было ехать в Днепр. Приехали на вокзал – а он кишмя кишит хохлами. Половина едет на матч киевского «Динамо» в Москву, а вторая половина – в Днепропетровск, нас вычислять. И мы ехали в одном поезде: мы четверо – и полный поезд хохлов. Там они упились, их милиция снимала.

И до сих пор экстремальными остаются выезды на Кавказ. Долгое время в российской премьер-лиге играла команда из Владикавказа «Алания», и выезды в этот город многим запомнятся на всю жизнь.

Александр Шпрыгин («Каманча»), «Динамо» (Москва):

Они в принципе гостеприимные, осетины. Если их команда, «Алания», выиграет, то они тебя еще напоят и проводят. Но когда она проигрывает, они воспринимают это чуть ли не как личное оскорбление и становятся очень недружелюбными. Те выезда всегда считались опасными. Там же не только люди из Владикавказа, но приезжали еще из деревень, а у тех чуть что – сразу за ножи. Естественно, никто не хочет ехать на выезд, чтобы он для него оказался последним или чтобы инвалидом вернуться.

И от выезда [во Владикавказ в 1998 году] остался неприятный осадок. По городу особенно не погуляешь, перед игрой надо идти озираясь. Нас было там всего человек семь, нас посадили на центральную трибуну, и мы подверглись жутким оскорблениям. Единственное, что было хорошо, – там сидели два милиционера, и их все слушались, боялись нам что-то сделать. Но были очень кривые взгляды. Когда «Динамо» забивало гол и мы вскакивали, летели чуть ли не бутылки в нас. Хорошо, что встал один их старейшина и сказал им что-то, – и тогда все прекратилось. А потом президент «Динамо», Толстых Николай Александрович, за что мы ему до сих пор благодарны, нас взял сначала в автобус с командой – мы сели сзади, футболисты – спереди. Сказали – зашторьте окна, наклонитесь. Сзади автобус автоматчиков ехал, впереди – машина с мигалками. И потом в самолет с ними – причем военный, без окон.

А уже когда в 2003 году мы сами себе наняли чартерный самолет, нас встречало МВД Осетии, автобус, сопровождение, гостевая трибуна. Мы ехали с мигалками, все оборачивались. Там много народу приехало поездами. И у меня в душе был праздник, я чувствовал, что вернулся победителем. Я стоял на трибуне, все скандировали, была полная трибуна.

Сегодняшний выезд – гораздо более предсказуемый, чем, например, десять лет назад. Заранее известно, где могут возникнуть «траблы», а где их почти наверняка не будет.

Футбольный хулиган, участник одной из группировок ЦСКА:

Хулиганы сейчас редко ездят на выезда. Там нет для них ничего интересного. Какие-то летние, интересные, хорошие выезда – да, они посещают как «релакс». Драк там обычно не происходит, кроме, скажем, Петербурга – вот туда хулиганы обычно поедут и будут участвовать во всяких событиях затрибунных.

Но при любых раскладах выезд – независимо от его «экстремальности» – источник приключений, приколов; событие, о котором потом фанаты любят вспомнить. Ниже приведены несколько историй о выездах, рассказанных фанатами.

Андрей Малосолов, ЦСКА:

Девяносто девятый год. Поездка в Мольде, в Норвегию на матч «Мольде»—ЦСКА. Мы летели в Осло – я и еще восемь человек, заказали еще в Москве из Осло до Мольде «минивэн» и общим решением назначили водителем меня. Соответственно я не пил в самолете. Когда вместе выпиваешь с людьми, все кажется ровно и нормально. А тут была какая-то чудовищная вакханалия, все эти напились. Мне было стыдно за всех. Я думаю – никогда больше в жизни не полечу трезвым. Такой был глум, гогот, обливание норвежцев виски и тут же спаивание их. Прилетели в Норвегию, я сел за руль микроавтобуса – водил его первый раз в жизни. Причем поехал по правилам, шестьдесят километров в час, потому что там большие штрафы. Но кто-то сзади проревел, что мы слишком тихо едем, меня выдернули из-за руля, и сел самый пьяный и самый буйный. Мы понеслись на огромной скорости, не имея карты, ничего, и приехали прямо к своему отелю. Просто ехали, ехали – и вот он! И когда мы приехали, я на ватных, трясущихся ногах пошел с другими в ближайший паб запивать горе пивом, а вот этот наш буйный человек повез машину ставить в подземный паркинг. И не учел маленькую деталь – ограничение по высоте было два десять, что ли, метра, а у нас было два сорок. И на скорости шестьдесят километров в час он в этот паркинг въехал. Там сидел привратник – у него аж шляпа подскочила, когда влетела эта «дура», снесла половину крыши, посыпалась штукатурка. Отутюженная крыша потом была поводом для насмешек, глума, но обошлась нам в итоге в три тысячи долларов.