Трудно быть вором - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, тема повесток для молодого человека не была чем-то отвлеченным. Он заволновался.
– Чего это? – испуганным баском произнес он. – У меня отсрочка! Комиссия признала…
– На любую комиссию перекомиссия есть! – назидательно сказал Крячко. – Так что открывай, пока мы добрые!
Молодой человек загремел засовом. Через мгновение калитка открылась. Оперативники увидели длинного и худого как жердь юношу с прыщавым недоверчивым лицом. На парне была старая куртка, наброшенная поверх черной майки с надписью «Спидвей».
Полковник Крячко просунул нос в калитку и подозрительно спросил:
– А где волкодав?
– Какой волкодав? – мрачно сказал молодой человек. – Нет у нас никакого волкодава. Давайте вашу повестку.
– Ты извини, – произнес Гуров, зайдя во двор и придерживая юношу за локоть. – Про повестку мы немного соврали. Ради общего блага, так сказать. На самом деле мы из милиции. Твой отец действительно на работе?
Юноша сжался, будто его ударили по лицу, и посмотрел на Гурова несчастными глазами.
– Из какой милиции? – с ужасом прошептал он. – Я ничего не знаю! Отец в депо пошел. Дома никого нет.
При этом он с такой тревогой оглянулся на освещенное окно дома, что Гуров уже не сомневался – дома кто-то есть.
– А мать где? – спросил он.
– Мать в рейсе, – прошептал юноша. – Проводником она работает.
– Понятно, – заключил Крячко. – Родители день и ночь на работе, а дети предоставлены сами себе, попали в лапы улицы, начали курить, сквернословить и врать взрослым…
– Кто врет-то? – жалобно спросил молодой человек.
– Ты и врешь, – безжалостно сказал Крячко. – Тебя как зовут, жертва перестройки?
– Вадим, – буркнул парень.
– Так вот, слушай меня внимательно, Вадик, – сказал Крячко. – Поскольку ты военкомата боишься, значит, возраст у тебя уже подходящий. А возраст этот предполагает гражданскую ответственность, в частности, ответственность уголовную. Например, за дачу ложных показаний. Поэтому лучше тебе говорить правду. Кто сейчас, кроме тебя, находится в доме?
– Н-никого, – пролепетал сбитый с толку Вадим.
– Лгать грешно, юноша, – сказал Гуров. – Мы ведь знаем, что у вас гостит родственник из Москвы – Шульгин Владимир Матвеевич. Ведь так?
Молодой человек еще раз беспомощно оглянулся на освещенное окно и сказал:
– Ну, гостит… А чего?
– Поговорить нам с ним надо, – объяснил Гуров. – Только так, чтобы никто не мешал, ясно?
– Меня батя убьет, – мрачно сообщил Вадим. – Откуда я знаю, что вы из милиции? Может, завтра зайдете?
– И не надейся, – отрезал Крячко. – Веди нас к своему дяде – или кто он там тебе?
– А откуда мы – это мы тебе сейчас объясним, – добавил Гуров, доставая удостоверение. – Читать-то умеешь?
При виде солидной книжечки с государственным гербом Вадим настолько оробел, что даже не обиделся на последнее замечание.
– Батя меня убьет! – повторил он с обреченным видом.
– Он у тебя Иван Грозный? – спросил Крячко.
– Отца мы берем на себя, – заявил Гуров. – Говори, куда идти?
Вадим опустил плечи и молча направился к дому.
На второй этаж вела деревянная лестница с перилами, которая прилепилась к дому снаружи, как трап к борту корабля. Лестница была старая, как и весь дом, – ступени скрипели, реагируя на каждый шаг. Гуров обратил внимание, что Вадим нарочно старается при ходьбе производить как можно больше шуму. Видимо, он надеялся таким образом предупредить своего дядю об опасности и хоть в какой-то степени реабилитировать себя за невольное «предательство».
Прямо с лестницы они попали в грязноватый широкий коридор, освещенный тусклой лампочкой. В коридоре находилась масса самых разнообразных вещей – корыта, ведра, старая одежда, велосипед, стопки растрепанных журналов двадцатилетней давности, негодная газовая плита и много чего еще. Чтобы разобрать все это, понадобился бы целый год.
Среди всего этого хлама оперативники с трудом разглядели четыре закрытых двери. Гуров вопросительно посмотрел на Вадима. Тот ткнул пальцем в ближайшую дверь и хмуро сказал:
– Там кухня. Дядя Володя в ней сидит.
– А там что? – подозрительно спросил Крячко.
Вадим посмотрел на него исподлобья.
– Это вот моя комната, – объяснил он. – Дальше кладовка. А там – родители живут.
– Ясно, – кивнул Гуров. – Так ты иди пока в свою комнату и не мешай нам. Мы сами тут разберемся.
Вадим постоял секунду, сгорбился и пошел, шаркая подошвами, к себе. Оперативники дождались, пока он закроется в комнате, и шагнули к двери кухни. Из-за нее доносилось мирное позвякивание посуды, покашливание и какое-то постороннее бормотание – кажется, там работало радио.
Крячко распахнул дверь, и они с Гуровым разом шагнули через порог. Возле кухонного стола спиной к ним стоял человек в спортивных штанах и рубашке навыпуск. В руке он держал чайник, из которого как раз наливал кипяток в большую красную кружку. При этом он краем глаза посматривал на экран портативного телевизора, стоявшего на тумбочке рядом с плитой, работающей от газового баллона. Услышав шум, человек не выказал никакой паники, лишь перестал наливать чай и спокойно обернулся.
У Шульгина было мрачноватое скуластое лицо, слегка перекошенный набок рот и гладко зачесанные светлые волосы. Вид у него был довольно мирный, но глаза при этом смотрели с такой откровенной неприязнью, что вступать в контакт с этим человеком решился бы не каждый. Однако у Гурова и Крячко выбора в этом смысле не было.
– А мы как раз вовремя! – с дурашливым простодушием провозгласил Крячко, широко улыбаясь. – С удовольствием бы сейчас чайку горяченького хряпнул! Пару стаканчиков! На улице такая мерзость, бр-р-р! Угостишь, хозяин?
– Кто вы такие? – ровным голосом спросил Шульгин, незаметно отступая назад. – И что вам нужно?
Глаза его зорко ощупывали фигуры оперативников – их лица, руки, карманы, – видимо, Шульгин лихорадочно пытался сообразить, чем грозит ему этот визит и что можно сделать.
– Кто мы, это за версту видно, – засмеялся Крячко. – А вот кто вы, уважаемый? Если вы тот, кого мы ищем, то самое время поговорить. Вы случайно не Шульгин Владимир Матвеевич будете? Ходили слухи, что тут он где-то.
– Нет, в самом деле Шульгин! – вмешался Гуров. – Если безо всяких шуток, то мы по вашу душу пришли. Наверное, догадываетесь, в чем причина? Тогда давайте присядем и спокойно поговорим.
Шульгин еще раз обшарил их обоих взглядом, потом повернулся и медленно поставил чайник на плиту. Затем отряхнул ладони и послушно сел на стул.
– Извольте, поговорим, – сказал он. – Только для начала документики ваши можно? Чтобы иметь, так сказать, ориентиры… По закону имею право.
– Безусловно, имеете, – подтвердил Гуров, снова доставая свое удостоверение. – Но мы, в свою очередь, тоже не отказались бы взглянуть на ваши документы.
– Само собой! – сказал Шульгин, просматривая удостоверение. – Только сейчас они не здесь, они в моей комнате. Если желаете, могу принести.
– Это успеется, – заметил Гуров.
– Ну что ж, ксива, как говорится, на зависть, – сказал Шульгин, возвращая корочки. – Солидная. И все лучше, чем… – Тут он скомкал свою речь и добавил: – Хотя, конечно, сегодня не поймешь, кто на кого работает… Ну да ладно! С чем пришли, дорогие товарищи?
– А вы не догадываетесь?
– У меня профессия другая, – серьезно сказал Шульгин. – Гадают гадалки и еще эти… метеорологи. А мне гадать нельзя. У меня точное знание.
– Ну да, только сявки воруют по вдохновению, – кивнул Крячко. – Серьезный человек действует по строгому плану, информацию собирает…
– Вы о чем? – прищурившись, спросил Шульгин. – Что-то я вас не понимаю. Кто ворует?
– А кто работать не хочет, тот и ворует, – сказал Крячко. – Например, вы, Шульгин! Собачку у академика Звонарева кто украл?
Шульгин посмотрел на него тяжелым ненавидящим взглядом, но ответил спокойно, слегка даже растягивая слова, словно вопрос Крячко ужасно его позабавил:
– Ну что вы, товарищи милиционеры! Это же просто недоразумение какое-то! Вы меня в краже чьей-то собаки подозреваете, а я этим делом сроду не занимался. И с академиками не знаком. Так что извиняйте…
– Да чего уж теперь-то дурака валять, Шульгин? – недовольно заметил Гуров. – Вы же не мальчик, должны понимать. Откуда-то мы ваш адрес узнали, правильно? Друзья ваши сказали, конечно. Темирхан, Гусев, Тягунов… Они ведь вас опознают, Шульгин!
Гуров с большим неудовольствием отметил, что даже столь неотразимый аргумент не произвел на Шульгина большого впечатления. Он усталым жестом потер лоб и сказал, будто повторяя в сотый раз давно надоевшую фразу:
– Странное дело! Вы мне какие-то тут фамилии называете незнакомые, опознанием грозитесь, а я ведь так и не понимаю, в чем дело.
Гуров и Крячко переглянулись. Им уже было совершенно ясно, что клиент попался незаурядный и возиться с ним придется долго. Но их это не особенно расстроило. Главное, они нашли Шульгина, а разговорить его они рано или поздно сумеют. В конце концов, улики против него имеются. Гуров жалел об одном: что поторопился и сообщил Шульгину о Темирхане как о живом человеке. Этот ход был не слишком изящным, и вдобавок он себя совершенно не оправдал.