Поступь империи. Между Западом и Югом. - Иван Кузьмичев

Не раз вспоминал благодарными словами дьякона Бориса Иерофан, используя его наставление как подспорье в неосуществленных замыслах. Понемногу, набираясь опыта высокой интриги в кругах Церкви Иерофан становился честолюбивее, властнее, но в то же время не терял здравого смысла понимал кому стоит поклониться в пояс, а от кого держаться подальше. Он понимал это до того как согласился помогать царевичу…

Не было рычагов влияния на молодого царя Алексея, скорее уж наоборот. Что бы не говорили святые отцы о божьим предначертании, они оставались всего лишь людьми, имеющими пороки, правда часть священнослужителей умело их подавляют, а часть пытается от них убежать. И если первых единицы, то вторых десятки тысяч. До того как царь Петр вмешался в церковные дела подобное положение дел всех устраивало: церковники жирели, функции монастырей как светочей во тьме мира толком не выполнялись – Церковь закостенела в догмах, полностью отказавшись служить людям как это было многие века назад.

Были несогласные с этим, они уходили в скиты, пытались жить своим умом, но вот беда – каждому из нас нужен волевой стержень, на который будет нанизаны наши мечты и стремления, ведь без него мы только тлен, прах в веках истории. Но как получить, найти этот стержень? Каждый идет своим путем, но единственный универсальный способ – пойти за светом веры. Жаль только в последние века, еще со времен Ивана Грозного сей свет для людей сияет все слабей.

Преобразовывая управляющий аппарат Церкви, государь дал единому организму Веры толчок к новой борьбе. Царь требовал от православия воспитывать в народе уважения к себе, гордость за предков и желание идти вперед, постигая неведомое.

Изменить вековой менталитет невозможно, если бы не одно "но" – русский дух, неподвластен времени! Каждый из нас может отыскать в себе частицу воинов Святослава или увидеть в глубине души зарождение православия: кровавое и столь необходимое мучимой междоусобицами Руси.

Эти истины патриарх понимал как никто. Разве что молодой Варфоломей знает не меньше, но он больше смотрит на сей вопрос не как вершитель судеб сотен тысяч людей, а как желающий добра своим детям суровый отец, не гнушающийся наказаниями непослушных чад. Правда, наказания эти для отдельных людей исключительно смертельны. Патриарх же наоборот, старается глядеть дальше, на десятилетия и даже столетия вперед. Казалось бы, это невозможно, но ведь имея разум и волю можно достичь многого, но рассказывать о сделанных выводах не стоит лучше промолчать, ужасаясь собственному открытию…

— Сидя ночами перед колыбелью Ярослава мне приходят в голову разные мысли, — царица задумчиво теребила красивые кружевной платок. — Я люблю его, но порой, кажется, будто он отдаляется все дальше и дальше. Почему так? Или мне только мерещится все, и это пустые домыслы?

"Эх, дитя, знал бы я сам ответ на мучающий тебя вопрос," — грустно подумал патриарх.

— Так было дщерь еще со времен сотворения мира. Мужи заботятся о доме, оберегают его…

— Я это понимаю, владыка. Он – государь России и для него последний чернец такой же родной, как и ближник. Он сам говорил: "за власть данную Богом спрашивается суровее, чем отнятую силой. Нет в душе людской порока гаже, чем ложь самому себе".

— Вот видишь, ты и сама все прекрасно понимаешь, — облегченно улыбнулся патриарх.

Ссорить жену с мужем последнее дело, а вот лишить сомнений, найти подходящие слова для семейного единства – вот настоящее, достойное дело священнослужителя.

Но Иерофан не врал себе – все, что делается сейчас, сторицей отзовется в будущем, вряд ли государыня забудет эту беседу, а там глядишь, и потерянный рычаг давления на царя появится, пускай косвенный, но оттого еще более действенный.

— Но это понимание не помогает мне принять столь сложную судьбинушку, — Оля с затаенной надеждой посмотрела в глаза патриарху, словно ища единственно верное решение.

Иерофан по- новому глянул на молодую царицу. Затаенная печаль долго скапливалась в ее душе и та напускная ледяная броня, обволакивающая ее всего лишь попытка отгородиться от мира, уйти от проблем и несчастий.

"Что же наделал, государь? Нельзя так с женой, ой нельзя, она ведь не бояре здравомыслящие и честолюбивые, принимающие новые витки судьбы как данность, приносящая возможность подняться по ступеням власти чуточку выше, — патриарх искренне жалел Ольгу, хотел помочь и даже знал как, оставалось решить сей вопрос с самим собой. Что бы там не говорили, но разлад в царской чете положительно скажется на позициях патриарха, так было издавна, а пример Раскола это всего лишь доказал. Однако нужны ли потрясения России сейчас? Сам Иерофан, как бы, не желал независимости Церкви от светской власти понимал, что государство в период возвышения не может позволить себе внутренние дрязги, иначе государства может и не быть".

— Я поговорю с царем, но и ты помоги себе, дщерь моя. Не буду говорить прописных истин, но любой мужчина, чувствуя теплоту и любовь, родного дома будет спешить в него вернуться, — патриарх остановил зарождающееся возмущение царицы взмахом руки. — Я знаю, что ты его любишь. Другое дело, что проблемы страны для Алексея сейчас важны как никогда, ибо наследие отца не может быть отдано врагам. Прошу об одном, дай ему время, помогай, чем можешь, а можешь ты очень многое. Ласковые строки в ненастный день будут манной небесной. Ты уж поверь старику.

— Благослови, владыка, — поклонилась царица патриарху. Она услышала то, что хотела и на что надеялась.

Иерофан поднес персты ближе к голове Ольги, почти касаясь, осенил ее крестом, тихо прошептав едва слышимые слова благословения. И вот какая оказия, теперь и церемонии требовалось вести исключительно на русском языке, постепенно отказываясь от церковного греческого и старославянского. Однако царь, помня о том, что насильно ни к чему хорошему смена не приведет, поступил иначе, заранее согласовавшись с патриархом. Обучение молодых священников в семинарии велось по новому образцу, именно они в течение двух–трех десятилетий должны сменить большинство старых властителей мирских душ.

Видя, что царица встала, патриарх, не говоря ничего, вышел из кабинета Ольги и неспешно пошел к выходу. К Иерофану тут же подбежал монашек и накинул поверх патриаршего одеяния теплую соболиную шубу. В последнее время у владыки порой случались приступы боли в пояснице и никакие доктора не могли с этим справиться, а обращаться к знахарке, что обучает в лекарской школе послушников, он не хотел.

Патриаршая карета подкатила к ступеням, Иерофан чинно ступил на низкую опору и немного замешкался. В голову пришла мысль о том, что ведь именно сейчас он упускает нечто важное, может даже судьбоносное. Однако смутные подозрения так и остались ими. Патриарх не смог вовремя ухватить ускользающую идею за хвост.

Владыка предпочел подумать об этом на досуге: в тишине и покое.

Глава 5

Эскадрон драгун с трудом пробирался по грязной, непроходимой осенней распутице.

И это не смотря на то, что центральная дорога от Рязани до Воронежа на треть уже сделана! Усталые, но довольные люди будто и не замечали трудностей пути. Наконец, после долгой отлучки они возвращались в родные пенаты.

— Спокойно, тише мальчик, все хорошо, еще немного и отдохнешь, у тебя будут ясли отборного ячменя и вдоволь ржаного пива, ты только потерпи… — моя холодная мокрая ладонь с нежностью гладила черную гриву ханского подарка.

Ярый почувствовав, что наездник сменил тембр голоса начал успокаиваться, перестал неприязненно косить глазами на ближних коней лейб-гвардии. Царский конь хоть и устал, виду не показывал, только всхрапывал иногда, да чаще стал спотыкаться. Как я ни хотел быстрее оказаться рядом с Оленькой и сыном, но поделать с погодой ничего не мог. Распутица спутала все карты, и теперь наш отряд продвигался в день не больше чем на сорок верст, да и то если не было непролазных грязевых потоков.

Вот ведь как бывает по осени – на пару дней задержался и все – водная пелена смешает все планы и сроки.

— Ваше Величество прикажете послать во дворец готовить комнаты? — один из драгун остановился в паре саженей от меня и замер.

— Конечно, и пусть сразу пошлют за градоначальником.

Не зазорно перенимать успешные идеи других стран и государств, вот поэтому еще батюшка в свое время задумал капитальное переустройство всего чиновничьего сословия России, но в силу обстоятельств и нерационального подхода из этой затеи проку не было. Увы, но Петр думал об Отечестве столько, сколько не могли и тысячи человек. Он вел страну как рулевой свой корабль, преодолевая бури и штили, но команда, в большинстве почему-то не желала действовать в едином порыве с рулевым. Мало кто мог работать как лошадь и при этом не оглядываться назад в пучину традиций и суеверий. Круша старину, батюшка забыл о том, что именно традиции помогают народу преодолевать невзгоды и тяготы жизни. Нельзя ломать хребет традициям, их нужно корректировать, вводить новые если на то пошло.