Как воспитать монстра. Исповедь отца серийного убийцы - Дамер Лайонел

должен был признать, что у Джеффа была и темная сторона, хотя я не позволял себе думать о том, к чему эта темная сторона может привести.

Итак, моя жизнь превратилась в упражнение в избегании и отрицании. Я хватался за каждую надежду, избегал любой неприятной правды. В последующие месяцы мои беседы с Джеффом продолжались в том же самолете под наркозом, в котором они находились с тех пор, как он был подростком. Мы разговаривали, но не разговаривали. Я внес свои предложения. Он принял их. Он отмазывался. Я принял отмазки. Это было так, как если бы мы договорились говорить только половинками предложений, сообщая только то, что было безопасно передавать, и никогда не пытаясь преодолеть стену, которая возникла между нами.

Теперь, когда я думаю о тех последних днях, я вижу себя в каком-то ментальном напряжении, наполовину ожидая какого-то внезапного удара, но вопреки всему надеясь, что он никогда не ударит. Я смирился со стеной, которая отделяла меня от моего сына. Я даже стал думать об этом не столько как о стене, сколько как о щите, который нужен нам обоим, если мы вообще хотим общаться. Это было так, как если бы мы договорились говорить только о самых банальных вещах, потому что каждый из нас знал, что есть и другие вещи, которые, если честно взглянуть им в лицо, разлучат нас обоих. Мы молчаливо договорились строго ограничить темы, о которых мы могли бы говорить. Мы бы обсуждали только самые тривиальные вещи в жизни, и пусть все более глубокие и тревожные вопросы исчезнут из наших разговоров. Мы бы жили в мире поверхностных обменов мнениями, и пусть все остальное останется невысказанным. Эту ужасную тишину мы называли покоем.

Глава 7

Охотничий сезон

К осени 1988 года было гораздо, гораздо больше вещей, которых я не знал о своем сыне, чем я знал о нем. Например, я не знал, что он уже убил четырех человек, двоих из них в подвале дома моей матери.

Еще я не знал, что его дважды арестовывали за непристойное поведение, сначала в 1982 году, а затем в 1986 году. Я не знал, что в 1985 году, когда он сидел в библиотеке Вест-Эллис, мужчина передал ему записку, в которой говорилось, что если он хочет «поработать ротиком», то пусть приходит в мужской туалет на втором этаже. Позже Джефф скажет, что именно эта записка отправит его по спирали вниз со все возрастающей скоростью – сначала в бани, где он вырубал различных гостей наркотиками, и потом «возлежал» с их неподвижными телами, а затем на еще более непостижимые глубины.

Джефф после первого ареста

* * *

26 сентября 1988 года Джефф переехал из дома своей бабушки в Вест-Эллис. Три года назад он устроился в кондитерскую «Амброзия» в Милуоки и сказал мне, что хочет жить поближе к своей работе. Кроме того, он сказал, что хочет жить сам по себе.

Конечно, он уже давно достиг того возраста, когда имел на это право, поэтому я не предпринимал никаких попыток уговорить его остаться с бабушкой. Она была старой и немощной, а частые отлучки Джеффа из дома осложняли их отношения. Кроме того, к тому времени она нашла в комнате Джеффа всякие оккультные предметы, и они привели ее в ужас. Она всю жизнь была пресвитерианкой, и то, что ее собственный внук установил в ее доме что-то вроде сатанинского алтаря с грифонами и причудливыми черными огнями, было за гранью того, что она могла принять.

В ответ Джефф включил свой обычный режим отмазок. Статуэтки грифонов и копия Сатанинской Библии были лишь доказательством того, что он увлекся религией. Они ничего не значили. Он же не сатанист, просто ему было любопытно познавать непознанное.

Конечно, объяснение дурацкое, но столь типичное для Джеффа! Я думаю, что, возможно, он просто устал давать какие-либо ответы вообще. Он хотел жить один, чтобы ему больше никогда не приходилось ни перед кем отчитываться.

Он покинул дом моей матери, перевез свои вещи в многоквартирный дом и приготовился жить самостоятельно. Последние столпы семьи – структуры, которая защищала, но в то же время в какой-то степени контролировала его – внезапно исчезли. Впервые с тех пор, как Джойс оставила его одного в доме в возрасте восемнадцати лет, Джефф жил один.

В первый же день этой новой жизни Джефф подошел к тринадцатилетнему лаосскому мальчику по имени Сомсак Синтасомфон и отвез его в свое новое жилище, квартиру 204 на Северной Двадцать четвертой улице в Милуоки. Он предложил ему пятьдесят долларов за то, чтобы он позировал обнаженным для фотографий. Затем он предложил мальчику кофе с «Бейлис Айриш» и добавил в чашку капельку бензодиазепина. Несколько минут спустя, сделав снимки, он попросил Синтасомфона «полежать с ним» и когда тот согласился Джефф принялся лапать его промежность.

Все еще находясь под воздействием наркотика, который Джефф использовал, чтобы вывести его из строя и подвергнуть сексуальному насилию, Синтасомфон, наконец, сбежал из квартиры и вернулся в свой собственный дом. Затем его семья срочно доставила его в больницу, где была обнаружена передозировка.

Затем они вызвали полицию. Синтасомфон приходил в себя и копы насели на него, требуя ответить, где он достал наркотик. Снова встав на ноги, мальчик повел полицейских в квартиру 204 на Северной Двадцать четвертой. Джеффа не было дома, но опросив соседей детективы быстро установили, что жилец этой квартиры работает в соседней кондитерской. Там, на работе, его и арестовали.

Из полиции мне позвонили с известием об аресте – как ближайшему родственнику. Выслушав сообщение, я повесил трубку и долго пытался осознать случившееся. Впервые я узнал, что Джефф, по сути, пересек ту черту, которая отделяет преднамеренное саморазрушение от столь же преднамеренного уничтожения другого человека. Сомсак Синтасомфон был невинной жертвой, с точки зрения закона – ребенком, мой сын намеренно заманил его в свою новую квартиру, накачал наркотиками, а затем сексуально надругался над ним.

Был ли я возмущен? Да, разумеется! Но, честно говоря, не был удивлен. Сейчас тот случай для меня как в тумане. В любом случае, я помню только то, что сделал все что требовал от меня долг хорошего отца, чтобы гарантировать, что Джефф получит все, что ему положено. Я нашел адвоката и убедил маму внести за него залог в две тысячи долларов.

Через несколько дней Джеффа освободили. И снова он выглядел так, как это часто бывало в подобных случаях, –