Красивая женщина умирает дважды - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С кем-то обсуждала, куда собираешься?
– Нет.
– Дим, – горячо сказала Надя, – это явно не вор был. У него в глазах что-то… прямо совсем безумное.
– Как он сюда добрался? Как попал во двор? Вошел в дом?
Аким Ильич с готовностью доложил:
– Пришел, вероятно, пешком – следов шин я не видел. Калитка была закрыта; на счастье, Васька мне ключ оставил. Дверь в дом тоже заперта, поэтому я сразу окно разбил, чтоб время не терять. Взглянул остро на Люсю, добавил: – Но если всего ущерба – пара синяков да окно разбитое, полиция дело возбуждать точно не станет.
– Да и не нужно никакого дела, – фыркнула та. – Подумаешь, окно! А синяк заживет. Но Ваське я устрою!
– Это точно был не он?
– Господи, нет, конечно! Он худее в два раза. Ниже. И глаза у него голубые.
– А нападавший?
Надя с готовностью ответила:
– Рост примерно метр восемьдесят пять. Плотный, но не толстый. Физически крепкий. Глаза карие. И такой, знаешь, хищный. На рысь похож.
– Скорей, на шакала, – проворчал Аким Ильич. – На девушек беззащитных нападать!
Но Люся Митрофанову поддержала:
– Во-во. Мне тоже показалось: настоящий зверь. Опасный. Двигался плавно, и в лице такое… ему явно хотелось: не просто убить. Поиграться прежде. Помучить.
– Да вор это был! – не согласился Аким Ильич. – У нас давно озоруют!
Но Надя решительно помотала головой. Никакой не вор. Кошелек, золотые сережки, колечко – интересовали их мучителя в последнюю очередь.
* * *
А вот это могло быть серьезно.
Савельев Полуянова знал давно и пусть посмеивался над «сыщиком-любителем», признавал: разум у парня имеется. И голова холодная. Для красного словца сгущать краски не будет. Надя тоже – девушка адекватная, не истеричка.
Но сейчас они оба выглядели неприкрыто испуганными.
Дима, хотя прежде никогда не показывал на людях своих чувств, не убирал руки с Надиного плеча. Она жалась к нему.
На вторжение случайного бомжа действительно походило мало. Балаклава, перчатки – ладно, но не станет мелкий воришка надевать поверх одежды хирургический костюм, а обувь прятать под бахилами.
– Опиши, пожалуйста, еще раз, как он выглядел. Во всех деталях, – попросил Надю Савельев.
– Ну…высокий, крепкий. Глаза карие.
– Разрез?
– Обычный. Не восточный, в смысле.
– Сколько лет ему?
– Не поняла. Но, по-моему, молодой. Тридцать, может, и двадцать пять. Хотя вокруг глаз морщинки. Только мне показалось: не от возраста.
– А от чего?
– Ну, он такой… явно не офисный клерк. Продубленный. Лицо обветренное. И двигался быстро, бесшумно. Как охотник.
– Цвет волос?
– Он в балаклаве был. Только глаза запомнила. И этот нож ужасный, – всхлипнула Надя.
Дима еще крепче сжал ее руку, и Савельев машинально отметил: он впервые видит бравого журналиста настолько беспомощным и уязвимым.
– Нож описать сможешь?
– Да я не разбираюсь в этом. Запомнила только, что там бороздка была. Для крови, – вздрогнула она.
Местные полицейские выездом на происшествие так и не озаботились, но Полуянов, пусть в сыскном деле дилетант, постарался собрать максимум информации.
Предоставил Савельеву фотографии.
Замки на калитке и входной двери – оба визуально без повреждений, вероятно, вскрывали отмычкой.
Следы на снегу – тип обуви из-за бахил определить невозможно, размер – сорок третий российский.
Как нападавший попал в поселок – Дмитрий тоже предположительно выяснил:
– Я девчонок дома оставил, под присмотром соседа, а сам по улицам пробежался. Снег, очень удачно, шел весь вечер, а к ночи кончился. Так что без проблем удалось понять, куда он побежал. В двух кварталах дом недостроенный. Следы туда вели. Ворота не заперты, рядом проволока валялась – видно, обычно на нее закрывали, но преступнику было не до этого. Там у него машина стояла. Вот рисунок протектора.
– По виду: легковушка. Обычная, не джип, – пробормотал Савельев.
– Я попросил Акима Ильича обзвонить соседей. Старуха из дома на въезде в поселок сказала: вроде видела незнакомую иномарку. Причем и позавчера, и накануне. Серую. Номеров, конечно, не запомнила, в марках-моделях тоже не разбирается. Но, судя по ее описанию, «Рено» седан. Если машина его, похоже, заранее знал, что они там будут одни! И готовился! – нервно хрустнул пальцами Полуянов.
– Откуда мог узнать? – спросил полковник.
– Люся клянется: вообще никому не говорила. Ни матери, ни знакомым. Только этот ее Василий был в курсе. Мы с Надей тоже ни с кем не обсуждали. Она спонтанно собралась, а я, дурак, отпустил.
Конечно, следовало разобраться пристальнее, кто есть эта Люся. И что за человек хозяин дачи.
Но Савельеву сразу на ум нечто иное пришло.
Он взглянул на Митрофанову, спросил:
– Ты когда последний раз ела?
Та слабо улыбнулась:
– Вчера. Вечером. Когда Люську блинами кормила.
– А сейчас полдень.
Взглянул с укоризной на Полуянова:
– Ты о чем думаешь?
– Так утром мне кусок в горло не лез, – начала оправдываться Надя, – а Дима торопил, что к вам надо быстрей. Вот мы сразу и поехали!
– Вот что, девушка. Отправляйся немедленно в нашу столовую. Выпечка там отменная – знаю, ты любишь. А ты, – взглянул на Полуянова, – задержись.
Надя, видно, реально проголодалась – сразу вскочила, спросила:
– Меня пустят?
– Пустят, пустят.
И едва Митрофанова вышла, внимательно посмотрел на журналиста:
– Дима. А не в тебя ли целились?
Полуянов скрипнул зубами:
– Не исключаю. Только не понимаю: кто? И почему сейчас?
– Сейчас – потому что любимая женщина ждет от тебя ребенка. И ты, наконец, стал уязвим. Кто может желать тебе зла?
– Да многим я успел насолить, – скривился Дима. – Кормушки из-за меня теряли, хлебные должности. Двоих посадили – один вышел, про второго не знаю. Но это все было давно. Я на котиках с енотами второй год. Да и как ты себе представляешь – они много лет копят ненависть… следят за мной, моей семьей. Дожидаются, пока Надя забеременеет и только тогда выходят на охоту? Но зачем так долго ждать?! Хотели бы – давно отомстили.
– Может, именно беременность – ключевой момент? Ты вроде однажды писал об этом…
– Да, было дело, – кивнул Дима, – но совсем давно. Семь лет назад. Деревня Монахово, Курская область. Но там я, наоборот, человеку помог! Ему не за что мне мстить!
– Все равно расскажи.
* * *
Семь лет назад
Коля против Нинкиной беременности не возражал, но к седьмому месяцу подруга конкретно его утомила. Вроде в деревне живут, его самого мамка вообще в бане рожала безо всяких акушерок. А Нинка начиталась глупых журналов и начала капризную барыньку из себя строить. Арбуз соленый ей подавай (где его возьмешь, в июне-то?), добрых слов вечно требовала, а ему когда болтать? Нужно теперь