Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России - Савелий Дудаков

Гурвич идет далее: "…любовь к ближнему… не есть дело разумного рассчета, это не вопрос пользы и удобства – а нравственный, врожденный нам долг, долг, который выше всего, выше любви к знаниям, любви к истине и даже любви к Торе. И этому нравственному долгу должны подчиняться все без исключения, ибо любовь к ближнему обязательна для всех в одинаковой степени: для раба и господина, для царя и простолюдина, для близких и дальних, для туземца и пришельца – один закон для всех"68. Как видим, в идеях основателя "Десного братства" и еврейского мыслителя времен Юнга-Штиллинга много общего. Это, конечно, не случайное совпадение, а следствие целеустремленного изучения Н.С. Ильиным еврейских источников.

До сих пор мы говорили о еврейском влиянии на теологическое мышление иеговистов.

Но, как ни странно, было и обратное влияние. Это тем более удивительно, что никто из прозелитов-евреев не перешел в эту секту. Но один случай уникален. Выше мы упомянули имя Лазаря Людвига Заменгофа (1859-1917), врача-окулиста, лингвиста, создателя языка эсперанто. Родившийся в Белостоке, где население разговаривало на четырех языках и из-за этого происходили недоразумения, Заменгоф пришел к выводу о необходимости создания единого языка. Безусловно, в поисках решения он должен был обратиться к своим предшественникам, и именно Н.С. Ильин попал в поле его зрения. Одно время Заменгоф был членом "Ховевей Цион", основал отделение этого общества в Варшаве.

В 80-х годах прошлого века в газете "Рассвет" под псевдонимом Гамзефон (анаграмма его фамилии) он первым указал на необходимость направить еврейскую эмиграцию в Палестину. Позднее он примкнул к сионизму. В 1901 г. Заменгоф выпустил брошюру на русском языке "О гиллелизме". Разрешение еврейского вопроса Заменгоф видел в том, чтобы иудаизм реформировался и превратился в чистый монотеизм, не признающий иного закона, кроме закона любви к ближнему. Новая еврейская секта не отрицала древних установлений и обрядов, но они находились для ее сторонников в русле традиции, а не религиозного закона. Мне кажется, что Заменгоф штудировал внимательно не только статью Ильина в "Маяке", но и другие работы религиозного мыслителя. Слишком много было между ними общего, чтобы приписать это случайному совпадению69.

Высокий социальный накал в сектантских движениях привлекал к себе внимание революционеров. С элементарной утилитарной целью делались попытки воспользоваться сектантством для дестабилизации общества. Однако эти попытки не привели к осязаемым результатам. Так, во времена Герцена и Огарева знаток раскола В.И. Кельсиев издавал при "Колоколе" "Общее вече", посвященное исключительно сектантству, которое он рассматривал как движение чисто политическое. В Лондоне он издал две книги по истории раскола. Однако практических результатов деятельность эта не принесла, да и не могла принести: среда сектантов была весьма консервативна и Кельсиев разочаровался в ней.

Следующее поколение революционеров также не прошло мимо русского раскола, и в начале 70-х годов во времена "хождения в народ" многие народовольцы поселялись среди сектантов, пытаясь найти в них союзников в борьбе с самодержавием. Они явно переоценили "горючий материал". Один из талантливейших деятелей того периода Степняк-Кравчинский даже написал роман о сектанте "Штундист Павел Руденко" (1892-1893). Вдова Кравчинского, Ф. Степняк, писала о причинах, толкнувших ее мужа к созданию этого произведения: "Когда русское правительство с особенным усердием принялось преследовать штундистов… английские газеты были полны сведений о возмутительных издевательствах над мирными сектантами, и английское общество сильно негодовало против бесчинств, производимых Победоносцевым и компанией…"70

В свое время сам автор в течение нескольких месяцев жил у сектантов, перетолковывая им Евангелие на "бунтарский" лад. О той же повести Степняка писала Вера Засулич: «Трудно теперь где бы то ни было пострадать за проповедь Евангелия, но в России еще можно принять за нее даже мученическую смерть… Не "ревность о Господе", конечно, тому причиной. Едва ли когда бывало на свете духовенство, более формально относящееся к религии, более равнодушное ко всему на свете, кроме собственного хозяйства, чем православные батюшки. Сектантство может беспокоить их единственно с точки зрения уменьшения доходов. Но при нашем общем беззаконии и бесправии устроить гонение слишком легко, чтобы этой легкостью не соблазнялись люди, которым гонение выгодно. А с другой стороны, всякое движение, одушевление, объединение, хотя бы и под знаменем Евангелия, действительно вредно для нашего государственного строя…»71 На смену народовольцам пришли марксисты, которые тоже не упустили возможности использовать сектантов в своих целях. Крупнейшим специалистом в этой области заслуженно считался Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, который и подготовил доклад для II съезда РСДРП, под названием "Раскол и сектантство в России". Как известно, в повестке дня съезда стоял вопрос "Постановка работы среди сектантов".

Сам Бонч-Бруевич не мог присутствовать на съезде, но свой доклад он передал В.И.

Ленину и на одном из заседаний вопросы, им поднятые, дискутировались. В 1905 г. в Женеве социал-демократы издавали листок под названием "Рассвет", в котором печаталось много материалов с целью привлечь сектантов к революционному движению.

Редактором "Рассвета" и автором почти всех статей был все тот же Бонч-Бруевич.

В интересующем нас аспекте Бонч-Бруевич был весьма краток, хотя он отметил секту "жидовствующих", указывая на зоологический антисемитизм правительства в борьбе с ними. Таким же преследованиям подвергались и те молокане, которые в процессе эволюции своих взглядов принимали ортодоксальный иудаизм. Их ссылали в Восточную Сибирь, где они образовывали целые селения.

Довольно подробно останавливается Бонч-Бруевич на секте иеговистов, основанной Н.С.

Ильиным. Совершенно справедливо он отмечал в учении Ильина элементы средневекового хилиазма (учения о тысячелетнем земном царствовании Иисуса Христа)72.

После революции Бонч-Бруевич пытался организовать "Общество для изучения общественно-религиозных движений" и с этой целью списался с Е.В. Молоствовой, крупнейшим специалистом в этой области. Конечно, "общество" не было создано, ибо государство проводило последовательную антирелигиозную политику, как против бывшей господствующей церкви, так и против сектантов. Но положение последних резко ухудшилось, когда И. Сталин из-за прагматических соображений во время войны пошел на известный конкордат с православием. Сектантов нещадно преследовали и во времена Хрущева. В числе политических заключенных в советских лагерях был весомый процент сектантов, среди которых субботники и иеговисты не были исключением. Последних пропаганда неизменно обвиняла в антигосударственных выступлениях. Главнейшее – это отказ от службы в армии. Их "антисоветской" деятельности было посвящено много брошюр и выступлений73.

Изобретение новой религии Н.С. Ильиным, конечно же, не было единственным в XIX в.

В качестве примера "изобретения" на государственном уровне можно вспомнить старшего современника Ильина, генерал-губернатора Западной Сибири Г.Х. Гасфорда (1792-1794), человека, присоединившего к России часть Средней Азии. Он обратил внимание на поверхностный уровень религиозности среди казахов и киргизов.

Гасфорду пришла в голову мысль создать для степняков новую религию на базе иудаизма, "очищенного от талмудических толкований", но с обязательным обрезанием.

Свой проект он подал Николаю I, который, хотя и ценил боевые и административные способности генерала, но все же наложил резолюцию, не лишенную иронии: "Религии не сочиняются, как статьи свода законов"74.

Но и среди субботников мысли о создании единой, всечеловеческой религии не утратили своего значения. Один из путешественников, посетивший станцию Зима, познакомился с Моисеем К., который на провокационный вопрос о нетерпимости иудейской религии, о вражде и презрении к христианству отвечал в том смысле, что рано или поздно стенки, разделяющие религии, будут все тоньше и тоньше. И на очередной вопрос о невозможности найти общую почву для примирения противоречий между христианством, иудейством, буддизмом и язычеством отвечал: "Что-нибудь да и выйдет, а, может быть, знаете, как огонь и вода: огонь потухнет, но и вода испарится"75.

Очерк 3

ВЕЛИКИЕ СОВРЕМЕННИКИ

(Бондарев и Лев Толстой)

ДО СИБИРИ

Удивительное дело: два гения, два современника, знавшие друг друга и находившиеся в переписке, никогда не встречались. Это может быть лишь в России.

Если два современника, с годами жизни и смерти почти совпадающими, даже не знали о существовании друг друга – я говорю о Сервантесе и Шекспире, или Веласкесе и Рембрандте – то это были XVI-XVII вв., а здесь речь идет о конце XIX в., века пара и электричества, газетных новостей и железнодорожного транспорта. За несколько десятилетий до того великий Пушкин даже не знал о существовании Серафима Саровского, а уж им, по словам Н.А. Бердяева, было бы о чем поговорить.