Зази в метро - Раймон Кено

— Так, значит, это Шарль?

— Не все ли равно кто. А он человек серьезный. и мы давно друг друга знаем.

Они продолжали широко улыбаться, глядя друг на друга

— Послушайте, мадам Марселина. — сказала Мадлен. — Что мне надеть?

— Ну, — тихо сказала Марселина. — На венчание надо что-нибудь в меру белое с элементами серебристой девственности.

— Ну, насчет девственности не стоит преувеличивать, — сказала Мадлен.

— Так принято.

— И даже в бар для гомов?

— Это не имеет значения.

— Да, но если у меня нет совсем белого платья с элементами серебристой девственности, нет даже фартука с капюшоном и домашней блузки на подвязках! Ну что мне делать в таком случае? Скажите на милость, как мне быть?

Марселина опустила голову. Весь ее вид явно свидетельствовал о том, что она напряженно думает.

— В таком случае, — тихо сказала Марселина, — почему бы вам не надеть ваш малиновый пиджак с желто-зеленой плиссированной юбкой, которую я как-то видела на вас четырнадцатого июля.

— Вы обратили внимание на мой костюм?

— Да, — тихо сказала Марселина. — Я на вас их заметила. (Пауза.) Вы были прелестны.

— Как это мило с вашей стороны, — сказала Мадлен. — Так, значит, вы иногда меня замечаете?

— Да, — тихо сказала Марселина.

— А для меня, — сказала Мадлен, — вы такая красавица.

— В самом деле? — тихо спросила Марселина.

— О да! — ответила Мадо с большой убедительной силой. — Это уж точно да! Вы просто потрясающая женщина! Я бы очень хотела быть такой, как вы. У вас роскошная фигура. И к тому же вы такая элегантная!

— Не надо преувеличивать, — тихо сказала Марселина.

— Нет, нет. Вы действительно потрясающая женщина. Почему мы вас так редко видим? (Пауза.) Мы хотели бы видеться с вами чаще. Я (улыбнулась) хотела бы видеться с вами чаще.

Марселина опустила глаза и тихо порозовела.

— Да, — не унималась Мадлен. — Почему вы так редко показываетесь? Вы ведь такая цветущая, такая здоровая, если так можно выразиться, и к тому же красавица! Да, действительно, почему?

— Дело в том, что я не люблю выставлять себя напоказ, — тихо ответила Марселина.

— Но можно ведь и без этого...

— Не настаивайте, дорогая моя, не настаивайте, — сказала Марселина.

И они замолкли, предавшись задумчивости и мечтаниям. Меж ними не спеша протекало время. Они слышали, как вдалеке на ночных улицах медленно спускают шины, а через приоткрытое окно было видно, как на крыше почти бесшумно свет луны отражается в поблескивании телевизионной антенны.

— Хорошо бы вам все-таки переодеться, — тихо сказала Марселина. — А то вы опоздаете к выходу Габриеля.

— Хорошо бы, — сказала Мадлен. — Значит, мне надеть тот самый пиджак цвета зеленого яблока с лимонно-апельсиновой юбкой, который был на мне четырнадцатого июля?

— Да-да. (Пауза.)

— Все-таки мне как-то грустно бросать вас здесь одну, — сказала Мадлен.

— Что вы, что вы, — сказала Марселина. — Я привыкла.

— И вас-таки...

В едином порыве они встали.

— Ну раз так, я, пожалуй, пойду переоденусь, — сказала Мадлен.

— Вы будете прелестны, — сказала Марселина, бесшумно подходя к ней вплотную.

Мадлен посмотрела ей прямо в глаза. Раздался стук в дверь.

— Скоро вы там? — заорал Шарль.

XIV

Как только все загрузились в такси, Шарль включил зажигание, и машина тронулась. Турандот сел рядом с ним. Мадлен — сзади между Подшаффэ и Зеленудой.

Мадлен посмотрела на попугая и затем обратилась ко всем присутствующим:

— А вам не кажется, что ему будет безумно скучно смотреть программу?

— Не беспокойся, — сказал Турандот, отодвинув стекло, отделяющее заднее сиденье от переднего, специально для того, чтобы слышать, что там, сзади, происходит. — Ты же знаешь, он всегда найдет, чем себя занять, если ему вступит. Может, и в номере Габриеля он найдет для себя что-нибудь интересное. Почему бы и нет, в конце концов?

— Ах, эти твари! Никогда не знаешь, что у них на уме, — сказал Подшаффэ.

— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — отозвался Зеленуда.

— Вот видите, — сказал Подшаффэ, — они понимают гораздо больше, чем мы думаем.

— Это правда, — с чувством поддержала его Мадлен. — Чистая правда! Вот мы, например, разве мы понимаем чтобытанибыло в чембытанибыле?

— Што в чем?

— Ну, в жизни, например. Иногда кажется, что все как во сне.

— Так всегда говорят, когда идут под венец. — И Турандот звонко шлепнул Шарля по ляжке, отчего такси чуть не перевернулось.

— Отстань, — сказал Шарль.

— Да нет, — сказала Мадлен. — Дело не в этом. Я не только о женитьбе думала, я думала так, обо всем.

— Иначе нельзя, — сказал Подшаффэ тоном знатока.

— Нельзя, а то что?

— То, что ты сказала. (Пауза.)

— Все-таки жизнь (вздох) — тоскливая штука, — сказала Мадлен.

— Ты не права, — сказал Подшаффе. — Не права.

— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.

— Однако скудный у него репертуар, — заметил Подшаффэ.

— Ты намекаешь на то, что он у меня бездарный? — крикнул Турандот через плечо.

Шарль, который никогда Зеленудой особо не интересовался, наклонился к его хозяину и тихо сказал:

— Спроси, как там со свадьбой. Все остается в силе?

— У кого спросить? У Зеленуды?

— Господи! Чего только не приходится выслушивать.

— Что, и пошутить нельзя? — примирительно сказал Турандот. И крикнул через плечо: — Мадо Ножка-Крошка!

— Сию минуту! — отозвалась Мадлен.

— Шарль спрашивает, хочешь ли ты еще, чтоп он был твоим мужем.

— Д-д-д-а, — уверенно сказала Мадлен. Турандот повернулся к Шарлю и спросил:

— Ты по-прежнему хочешь жениться на Мадо Ножке-Крошке?

— Д-д-да, — твердо ответил Шарль.

— В таком случае, — столь же твердо сказал Турандот, — объявляю вас мужем и женой.

— Аминь, — сказал Подшаффэ.

— Очень глупо! — рассердилась Мадлен. — Очень глупая шутка!

— Почему? — спросил Турандот. — Так ты хочешь или не хочешь? Надо как-то определиться.

— Да я не об этом. Просто вы глупо пошутили.

— А я не шутил, я серьезно. Я давно хочу, чтобы вы с Шарлем поженились.

— Не ваше это свинячье дело, мсье Турандот.

— Последнее слово все равно осталось за ней, — невозмутимо констатировал Шарль. — Приехали. Все на выход. Я поставлю машину и догоню вас.

— Слава богу, — сказал Турандот. — А то у меня даже шея заболела. Ты на меня не сердишься?

— Да нет, — сказала Мадлен. — На таких дураков, как вы, даже сердиться грех.

Роскошный адмирал в полном обмундировании распахнул перед ними дверь.

— Какая прелесть! — сказал он, глядя на попугая. — Птичка, что, тоже из этих?

Зеленуда взбеленился:

— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен.

— Ему, кажется, тоже неймется, — сказал адмирал.

И, обращаясь к вновь прибывшим, сказал:

— Вы гости Габриэллы? Я сразу просек!

— Послушай, ты, педик, не хами! — сказал Турандот.

— А вот этот вот тоже к Габриэлле?

И он посмотрел на попугая так, как будто смотрел на него с величайшим омерзением.

— Он тебе что, мешает? — спросил Турандот.

— В какой-то степени, — ответил адмирал. — Я от птиц комплексую.

— Надо сходить к птицеаналитику, — сказал Подшаффэ.

— Я уже пытался анализировать свои сны, — сказал адмирал, — но они дурные какие-то. Ничего не получается.

— А что вам снится? — спросил Подшаффэ.

— Кормилицы.

— Ну и говнюк же вы все-таки, — пошутил Турандот.

Шарль наконец нашел место и поставил машину.

— Вы что, еще не вошли? — спросил он.

— Пришла тут и командует! — сказал адмирал.

— Я не люблю, когда со мной так шутят, — сказал таксист.

— Учту на будущее, — сказал адмирал.

— Болтай, болтай, — сказал Зеленуда...

— Ну и гвалт же вы здесь устроили, — сказал Габриель, выходя им навстречу. — Заходите, не бойтесь. Публика еще не собралась. Тут только туристы. И Зази. Заходите. Заходите. Сейчас повеселитесь в свое удовольствие.

— А почему, собственно, ты пригласил нас именно сегодня? — спросил Турандот.

— Вы ведь всегда окутывали стыдливым покровом двусмысленной тайны свои ночные занятия, — продолжил его мысль Подшаффэ.

— К тому же вы никогда не давали нам возможности видеть вас на сцене, — добавила Мадлен.

— Да, — сказал Зеленуда. — Мы совершенно не понимаем как хик сего нунка, так и квид сего квода[15].

Оставив без внимания реплику Зеленуды, Габриель таким образом ответил на предшествующие вопросы:

— Почему? Вы спрашиваете почему? Ах! Это странный вопрос, особенно если учесть, что сам не всегда знаешь, кто, кого, зачем и почему. Почему? Да, почему? Вы спрашиваете меня почему? О! Позвольте мне в это сладостное мгновенье сказать о слиянии бытия с почти ничем в горниле залогов и задатков. Почему, почему, почему, вы спрашиваете меня, почему? Вы что, не слышите, как трепещут глоксинии в эпиталамах?