Падение к подножью пирамид - Анатолий Домбровский

Лукашевский пожалел, что не взял с собой Александрину: она сразу сказала бы, куда везти Полудина.

Трудно было предположить, сколько времени Полудин пролежал на дороге. Одному радовался Петр Петрович - тому, что Александрина, словно почуя беду, пришла к нему со своей тревогой, а ведь могла бы и не прийти, решив, что Полудин заночевал в райцентре. Вот тогда Полудин наверняка погиб бы на дороге: ведь с вечера начало круто примораживать.

Он не стал сигналить у ворот. Сам открыл их и въехал во двор. Пока Александрина бежала к машине, успел выйти и остановить ее. Сказал то, что надо было сказать, прежде чем подпустить ее к машине: избит, ограблен, без сил. Позвал Рудольфа, чтобы тот помог ему внести Полудина в дом.

Вдвоем раздели Полудина, убедились, что нет ножевых и других серьезных ран, обмыли лицо, смазали ссадины, поставили примочки, напоили теплым чаем. Полудин постанывал, но был в сознании.

"Ничего, - вынес свое заключение Рудольф. - Бывает хуже. Скоро оклемается". То, что случилось с Полудиным, выглядело, по его словам, так: он выгодно продал корову, получил деньги и сразу же отправился в обратный путь, домой. Никаких дурных предчувствий у него не было, никто за ним не следил во время торгов; покупателем оказался вполне солидный человек, к тому же хороший знакомый, и навести грабителей на него не мог - тут Полудин готов был поручиться на все сто процентов; конники же выскочили из-за ближнего кургана сосчитать их Полудину не удалось, так как было уже темно, но по топоту копыт, по конскому храпу, по людским голосам он предположил, что их было не меньше десяти; как они выглядели, не рассмотрел, но все - мужики, может быть, даже пацаны - очень уж зычно гикали и визжали; несколько человек спешились, окружили его, стали бить, выворачивать карманы, рвать одежду; били даже тогда, когда он упал, - ногами - хорошо, что не затоптали лошадьми; потом все унеслись в степь, как ветер; отняли не только деньги, но и часы, зажигалку, сигареты, авторучку, ключи от дома, пальто, шапку; он не сразу сдался, отбивался отчаянно, пожалел, что был без ружья, - надо было прихватить с собой в дорогу, думал даже об этом, когда собирался, сказал Александрине, но она не позволила...

"Жив остался - и ладно, - сказала со вздохом Александрина. - Хоть и побит, да греха твоего нет".

"Я их выслежу, - сказал Полудин. - Я им отомщу".

"Вместе выследим, - поддержал его Рудольф. - А уж от меня никто не уйдет".

Петр Петрович попросил прекратить этот разговор и выбросить из головы мысли о мести. "Зло должно быть наказано", - возразил ему Рудольф.

Полудин пожал Рудольфу руку.

Жаль было Полудина, жаль было Александрину: насилие, грабеж - это всегда беда. Петр Петрович не спросил, сколько денег отняли у Полудина бандиты, чтобы лишний раз не бередить его раны. Для Полудина это были не просто деньги - он отдал за них корову, доброе существо, которое кормило его семью. Вместе с деньгами бандиты отняли у него мечту о собственной машине или о лошади.

Петр Петрович и Рудольф ушли от Полудиных вместе. Рудольф, выпив чаю, поднялся на башню, а Петр Петрович занялся своими бумагами - документами и лоциями: пришло время все это собрать, перепроверить, сложить в водонепроницаемые пакеты. И вообще настала пора укладывать вещички - на носу был уже апрель.

Постоянство, с каким Рудольф проводил ночи на башне, оказалось Петру Петровичу на руку - никто не мешал ему. БыЛа у Петра Петровича еще одна забота, заставлявшая избегать лишних глаз, - нужно было разобрать все Личное имущество, с которым ему предстояло вскоре расстаться. Естественно, он предпочитал заниматься этим в одиночестве. Тут было много грустного, как при любом расставании.

Он укладывал в чемодан вещи, которые намеревался отвезти завтра мастеру, когда вдруг дверь тихо скрипнула, как от легкого сквозняка, и приоткрылась Петр Петрович так и не удосужился врезать замок. Не оборачиваясь и думая, что пришел Рудольф и теперь старается пройти в комнату как можно тише - время было уже позднее, - Петр Петрович сказал: "Да не сплю я, не сплю. Входи смелее".

Дверь снова скрипнула, и вошедший спросил: "Не помешаю?"

Петр Петрович оглянулся. В дверях стоял Гость. Его-то Петр Петрович как раз и не ждал. Как-то сама собой у него сложилась уверенность, что Гость к нему больше не пожалует: и времени с момента последней встречи прошло много, больше месяца, и странный ряд перестал пополняться новыми событиями и убежденность Яковлева, что Гость и Сумасшедший Режиссер - одно лицо, тоже возымела на Петра Петровича свое действие. "Застожье" и "Вид на пирамиду Хео" оставались все это время неизменными. Лукашевский привык к ним и как-то позабыл о необычности их появления, считал, что они едва ли не полностью дело его рук, а все прочее, связанное с ними, относил на счет снов, грез и смутной игры воображения, может быть, даже болезненного, о чем предпочитал не думать. Да и думать об этом было некогда - погибал маяк.

Словом, Гостя он не ждал.

"Не помешаю? - повторил свой вопрос Гость. Он пришел в пальто и шапке, подаренных ему Петром Петровичем во время прошлой встречи, на руках его были резиновые электромонтерские перчатки, брючины внизу обтрепались в бахрому, ботинки - тоже подарок Петра Петровича - выглядели так, словно Гость прошел в них по каменистой пустыне добрую тысячу верст.

"Как вы сюда попали?" - спросил Петр Петрович, вспомнив о дежурившем на башне Рудольфе.

"Как всегда", - ответил Гость.

"Как всегда - это как? Вы никого не встретили?"

"Никого".

"Вы вошли через ворота?"

"Нет, - улыбнулся Гость. - Я вошел через пролом в ограде".

"Через пролом?!" - удивился Лукашевский. - Разве в ограде есть пролом?"

"Да. Есть. Возле вашего гаража. Обычно он заложен камнями. Я вынимаю камни и вхожу. А уходя, снова кладу камни на место".

"Так просто? - Лукашевский вдруг развеселился. - А я - то думал Бог знает что... А сюда? - спросил он. - В дом. Ведь на дверях замки".

"У меня есть ключ от двери, которая выходит на железную лестницу", - Гость снял с одной руки перчатку и показал на ладони ключ.

Петр Петрович взглянул на него и убедился, что это действительно тот самый ключ.

"Прекрасно! - еще более развеселился Лукашевский и, взяв Гостя за локоть, провел в комнату. - Раздевайтесь, - предложил он. - Поужинаем вместе".

"Буду весьма признателен, - сказал Гость. - Я уже вторые сутки без еды"

"Вторые сутки? - Петр Петрович повесил пальто и шапку Гостя на вешалку. Разве вы теперь не исчезаете? Ну, как раньше - бросаетесь с утеса и исчезаете. Так, кажется, вы поступали раньше?"

Гость, посмеиваясь, расчесал гребешком бороду и сказал, усаживаясь в кресло: "Неужели вы в это поверили? Разве может человек исчезнуть таким образом? Разбиться - да, но исчезнуть... Исчезнуть невозможно. Я просто уходил. Но иногда оставался. У вас в гараже есть теплый уютный погребок. В него можно попасть из смотровой ямы. Вы туда никогда не спускаетесь. А я там жил. И, извините меня, кое-чем пользовался из ваших съестных припасов. Когда вы покидали дом разумеется. Ну и рисовал за вас эти ваши картины. У меня тоже, знаете ли, есть некоторый талант, в чем вы, несомненно, уже убедились. Я рад, что вы повесили картины на стены. Они очень украсили ваше холостяцкое жилище".