Икона - Фредерик Форсайт

Это был труп тощего старика, сплошь покрытый кровоподтёками. Глаза выклевали птицы. В каплях росы блестели три стальных зуба. Тело было обнажено до пояса, старая шинель валялась рядом. Геннадий снова принюхался. Должно быть, его бросили сюда несколько дней назад, подумал он.

Некоторое время Геннадий раздумывал. Он принадлежал к поколению, которое чтило гражданский долг, но грибы оставались грибами, а несчастному он уже ничем не мог помочь. В ста метрах за лесом по дороге с рёвом проносились грузовики.

Он наполнил корзину и на велосипеде вернулся в деревню. Там он разложил свою добычу сушиться на солнце и отправился в сельсовет. Это была жалкая контора, но в ней имелся телефон.

Он набрал 02, и ему ответили с дежурного пульта управления милиции.

— Я нашёл труп, — сказал он.

— Имя? — ответил голос.

— Откуда я знаю? Он мёртвый.

— Не его, идиот, а твоё.

— Вы хотите, чтобы я повесил трубку? — спросил Геннадий.

В ответ послышался вздох:

— Нет, не вешай. Просто скажи своё имя и где ты находишься.

Геннадий сказал. Дежурный быстро нашёл место на карте. Оно находилось в Московской области, на самом западном её краю, но всё же под юрисдикцией Москвы.

— Подожди в сельсовете. К тебе выезжает офицер.

Прошло полчаса. Приехавший оказался молодым инспектором из военизированной группы. С ним в жёлто-синем джипе приехали ещё двое милиционеров.

— Это ты нашёл тело? — спросил лейтенант.

— Я, — ответил Геннадий.

— Ладно, пошли. Где это?

— В лесу.

Геннадий чувствовал свою значимость, сидя в милицейском джипе. Они вылезли из машины там, где, как сказал Геннадий, надо идти через лес гуськом. Грибник узнал берёзу, под которой оставлял велосипед. Вскоре они почувствовали запах.

— Он там, — сказал Геннадий, указывая на заросли. — Давно лежит.

Три милиционера подошли к телу и оглядели его.

— Посмотри, нет ли чего в карманах брюк, — приказал офицер одному из своих людей. И другому: — Проверь шинель.

Тот, кому досталась короткая соломинка, зажав одной рукой нос, пошарил другой в карманах брюк. Ничего. Носком сапога он перевернул тело. Под ним были черви. Милиционер проверил задние карманы и отступил в сторону. Отрицательно покачал головой. Второй, отшвырнув шинель, сделал то же самое.

— Ничего? Никакого удостоверения личности? — спросил лейтенант.

— Ничего. Ни денег, ни носового платка, ни ключей, ни документов.

— Сбил и скрылся? — предположил один из милиционеров.

Они прислушались к шуму, доносившемуся с шоссе.

— Далеко дорога? — спросил офицер.

— Примерно метров сто, — ответил Геннадий.

— Водители обычно спешат. Они не станут тащить пострадавшего целых сто метров. Да здесь, в этих зарослях, и десяти метров достаточно. — Одному из милиционеров лейтенант приказал: — Дойди до дороги. Посмотри на обочине, нет ли покорёженного велосипеда или разбитой машины. Он мог оказаться под обломками и доползти сюда. Оставайся там, останови машину и вызови «Скорую помощь».

Офицер по мобильному телефону вызвал следователя, фотографа и медэксперта. То, что он увидел, исключало естественные причины смерти. Он вызвал «Скорую» только для того, чтобы подтвердить, что человек мёртв. Один милиционер ушёл на дорогу. Оставшиеся двое ждали, отойдя подальше от зловония.

Первыми прибыли трое в штатском на жёлтом джипе без опознавательных знаков. Их остановил поджидавший милиционер, они оставили машину на обочине и остальную часть пути прошли пешком. Следователь кивнул лейтенанту:

— Что мы имеем?

— Труп неподалёку. Я вас вызвал потому, что смерть явно была насильственной. Жертва избита, лежит в ста метрах от дорога.

— Кто его нашёл?

— Вон тот грибник.

Следователь подошёл к Геннадию:

— Расскажи мне все сначала.

Фотограф сделал снимки, затем доктор, надев марлевую маску, быстро осмотрел тело. Выпрямился и начал стягивать резиновые перчатки.

— Ставлю гривенник против хорошей бутылки «Московской», это — убийство. Лаборатория скажет нам больше, но кто-то отбил ему все печёнки, прежде чем он умер. Вероятно, не здесь. Поздравляю, Володя, получил сегодня своего первого «жмурика».

Он употребил жаргонное слово милиции и преступников, означающее «труп». Сквозь лес пробрались два санитара «Скорой помощи» с носилками. Доктор кивнул, и санитары, задёрнув молнию на мешке с трупом, ушли обратно на дорогу.

— Вы закончили со мной? — спросил Геннадий.

— Ни в коем случае, — ответил следователь, — мне нужно заявление в отделении.

Милиционеры повезли Геннадия к Москве в районное отделение Западного округа, находящееся в трёх километрах от места происшествия. А тело отправили в центр города, в морг Второго медицинского института. Там его поместили в холодильную камеру. Судебных патологоанатомов было мало, и редко в каком учреждении они имелись, работы же для них более чем хватало.

Джейсон Монк проник в Южный Йемен в середине октября. Несмотря на то что эта страна была маленькой и бедной, она имела первоклассный аэропорт — бывшую военную базу королевских военно-воздушных сил. Здесь могли приземляться тяжёлые реактивные самолёты.

Испанский паспорт и сопроводительные документы ООН, предъявленные Монком, вызвали в иммиграционной службе живой интерес, но отнюдь не подозрения, и через полчаса, сжимая свой универсальный чемодан, Монк вышел из здания аэропорта.

Рим сообщил главе программы ФАО о приезде сеньора Мартинеса, но указал дату на неделю позднее действительного прибытия Монка. Йеменским офицерам в аэропорту это не было известно. Поэтому его не встречала машина. Он взял такси и остановился в новом французском отеле «Фронтель», на узкой косе, соединяющей Аден с материком.

Несмотря на то что его документы были безупречны и он не опасался встречи с настоящими испанцами, он знал, что его миссия опасна. Чёрная миссия, очень чёрная.

Основной шпионаж ведётся сотрудниками, работающими в посольстве и формально занимающими должности в штате. Таким образом, они прикрываются дипломатическим статусом, если что-то случается. Некоторые из них — «открытые», то есть не скрывающие, чем они занимаются, и местные контрразведчики знают и мирятся с этим, хотя об их подлинной работе тактично не упоминается. Большая резидентура на территории противника всегда старается сохранить несколько «закрытых» офицеров, чьё прикрытие в виде работы в торговых, культурных, финансовых или пресс-отделах остаётся нераскрытым. Причина этого ясна.

Скрытые сотрудники имеют больше шансов избежать слежки на улицах, и поэтому им легче посещать тайники или тайные встречи, чем тем, за которыми всегда следят.

Но шпион, работающий без дипломатического прикрытия, не подпадает под действие Венской конвенции. Если разоблачают дипломата, его могут объявить персоной нон грата и выдворить из страны. Противоположная сторона обычно выступает с заявлением о невиновности своего гражданина и в ответ высылает одного из дипломатов страны-обидчицы. Происходит обмен «око за око, зуб за зуб», и игра продолжается, как и прежде.

Но шпион, работающий «по-чёрному», — нелегал. Для него, в зависимости от характера места, где его поймали, разоблачение грозит страшными пытками, долгим сроком в лагере или смертью. Даже те, кто послал его, редко могут помочь.

В демократических странах его ждут справедливый суд и человеческие условия в тюрьме. В странах диктатуры не существует гражданских прав. В некоторых о них вообще никогда не слышали. Такое положение было и в Южном Йемене — Соединённые Штаты в 1985 году не имели там даже посольства.

В октябре все ещё свирепствовала жара, а пятница — выходной. Что, подумал Монк, будет делать в такой жаркий день здоровый русский офицер? Пойдёт купаться, подсказывал здравый смысл.

Из соображений безопасности с человеком, давшим первоначальную информацию, и сотрудником ФБР в контакт он больше не вступал.

Найти русских не составляло проблемы. Они были повсюду и, очевидно, получили разрешение довольно свободно общаться с представителями Запада, что было неслыханным у них на родине. Может быть, повлияла жара или просто оказалось невозможным удержать группу советских военных советников в четырёх стенах и днём и ночью.

Два отеля — «Рок» и новый «Фронтель» — привлекали своими плавательными бассейнами. И ещё была широкая полоса песка и волнорезы пляжа Эбайян, на котором представители всех национальностей имели обыкновение проводить свободное время и выходные. И наконец, в центре города располагался русский магазин типа военторга, где могли делать покупки не только русские — СССР нуждался в иностранной валюте.

Сразу становилось ясно, что русские, которых можно было встретить, — офицеры. Очень мало русских знали хоть несколько слов по-арабски, и немногие говорили по-английски. Те, кто владел иностранными языками, были офицерами или готовились к офицерской службе. Рядовые и младшие чины едва ли могли знать какой-то из этих языков и поэтому не могли общаться с йеменцами. Таким образом, младшие чины, вероятнее всего, служили механиками или поварами. Грязную работу выполняли нанятые местные йеменцы. Рядовым русским были недоступны цены аденских кабаков. Офицеры же получали содержание в твёрдой валюте.