Обитель нетленных - Илья Коломийцев

глазами была новая глава. Призраки никуда не уходили. Холсты картин пустовали, но их это никак не смущало. А мне было чуждо смотреть на свои работы, при этом не видя там ничего. В каждую цветную точку я вкладывал своё настроение, мысли. Каждая картина являлась зеркалом моей души. Но в том случае все было далеко не так. Я приступал к делу, для которого все сидящие души в моей комнате держали меня живым. Ведь им ничего не стоило убрать меня, как моль, одним пальцем. Но они хотели  прочтения записок, я не имел никакого выбора, поэтому приступил к тому что должен:

«Я любил писать со старшей школы. Мои сочинения были лучшими в классе. Постоянная похвала от учителей почти привили мне звездную болезнь. На таком поднесённом настроении я отправлял свои статьи в газеты на различные темы и они печатались. А потом и связал всю свою жизнь с этой деятельностью. Вот только она привела меня сюда. В это болото. Оно засасывает всех, кто был здесь скинут. Эта записка единственная память обо мне. Я чувствовал, что был важен при жизни. Но к моему огорчению, после исчезновения меня даже никто не ринулся искать. Оставили гнить здесь. Они хотели разъединить нас, но не представляли, что мы можем объединится. Раньше я не верил, что у нас появится хоть какая-то надежда. Но видимо они специально надеялись, что поломав нашу волю, им удастся забрать наши души. Но теперь этому не бывать. А месть мы предоставим со вкусом».

Эта записка показалась мне более открытой. Никто не говорил путанными фразами. Судя по описанию и способу изложению, автор писания был журналистом. Я не удивился, что данная профессия привела его в могилу. Помню тоже в классе девятом рассматривал в данной роли, но поразмыслив трезво, пришёл к выводу, что стану бесплатной боксерской грушей. Сколько не включишь телевизор, где сообщаются в новостях о каком-то митинге и слышишь, что одной из первых жертв оказался журналист. Иногда повезёт и отделаешься синяками, а так хороших и честных журналистов увозят в лес и оставляют там на вечность. Видимо и герой той главы в книге подходил под то описание.

Записка немного отвлекла меня от гостей в комнате. Во время чтения мои глаза так прилипли к бумаге, что после прекращения я увидел пустые места, которые ранее занимали они. Но когда обернулся, моя голова пострадала от резкого удара. Его нанесла неизвестным предметом все та же девушка, вселившаяся в меня ранее. Оправится от такого «неожиданного подарочка» не смог, так и рухнул на землю, а дальше и сон. Очень четкий, что я отчетливо ощущал касания. Вот только не на теле. Его вообще не было. Я очутился рядом с ним, и оно встало, а я парализовано наблюдал за восхождением. И кричал изо всех сил в испуге «отдайте, верните». Я сам слышал свои крики еле-еле, как вроде они были на мысленном уровне. Для того, кто находился в теле, они были незаметными. Он даже не реагировал никак. Вот только реагировали другие. Вышедшие из картин. Я понял, что, наконец, стал одним из них. Таким же прозрачным. Но придти в себя от быстрого перевоплощения не дали тяжелые шаги к квартире. От них, казалось, все дрожит. Мое тело беззаботно стояло и передвигало пустые холсты. А все покинувшие их уставились на меня. Черт, как же это пугало и бесило. И вот в комнату вошёл, тот, кто производил эти устрашающие шаги. Позабыть о нем хотя бы на минуту было глупостью. Вот Чёрный Ангел и не простил мне столь детскую оплошность. Он достал шкатулку и меня засосало туда с силой максимального притяжения. Я даже сделать ничего не смог, лишь издавал раздражающий пискливый вопль. А те все души наблюдали за этим, словно так и должно быть. Безэмоциально, но с внимательностью. А я не препятствуя, так как не мог, ехал в этой тюрьме. Единственное, о чем мог думать в тот момент, так это куда же меня он скинет? Прямо в ад? Но пока, что с этим стоило повременить. Мне предстояло увидеть, что же было в тех темных комнатах, которые проходил в квартире у Чёрного Ангела.

«Снова я в этом проклятом месте. Логове змеи. Ее яд убьёт меня уж точно в этот раз, если уже не сделала это», – думал я про себя.

Он скинул меня туда как последнюю шваль. Дверь была открыта, но покинуть комнату представлялось невозможным, так как при выходе ударялся будто о невидимое стекло. Темнота разбавлялась проблесками света, исходящими с квартиры.

«Отсюда не выйдешь. Ты теперь как соленый огурец, которого законсервировали в банке. Сидишь и ждёшь пока откроют и вытащат», – раздался вдруг мужской голос в темном углу.

«Кто здесь? Я Вас не вижу. Покажитесь», – попросил я.

«Давно мы уже не слышали просьбу подобного характера. Да и вообще забыли, когда просят. А так принесут в шкатулке и выкинут, как мусор»,– со вздохами произнесла женщина.

«Нас тут трое. Было. Теперь уже четверо. Мама, я же говорила, что нас спасут. Все таки мольбы тех дядей были не напрасными», – подключился к разговору тоненький девчачий голосочек. Никого из них по прежнему не было видно. Темнота потихоньку окутывала меня и становилась для меня привычной. Прозрачность исчезала и стены пожирали мои последние остатки.

«Я совершенно не понял ваших слов. Я вообще не понимаю, что происходит», – возбужденно ответил я на их реплики.

«Ты в дьявольском котле. Комната тебя сьедает.  Вот и ты попался в ее темные объятия. Не следовало стоят на пути в этого демона. Картины ничем не помогут. Лишь отсрочивают наше отправление. А режим ожидания наносит само больше боли. Это как медленная и болезненная смерть. Лучше быстро, вспышка и все», – произнес мужской голос.

«Можете просветить меня. Расскажите как сами сюда попали», – попросил я. Не буду отрицать, что в те минуты чувствовал страх, как никогда. В его словах чувствовалась безысходность и боль. Он передавал их мне, словно вирус, который ел тебя изнутри в очередной раз доказывая какой насколько я слаб.

«Мы здесь оказались по случайности. Смерть была настолько глупой. Как сейчас помню, на дворе стояла поздняя осень. Мы с дочкой вышли вечером выгулять собаку. На дворе стояла такая темень, что дальше двух метров нельзя было ничего увидать. Дочка очень любила ходить по опавшим желтым листьям и слышать их шуршание. У неё с собакой прям игра была. Дочь подбрасывает листья, а такса прыгает в надежде поймать их ртом,