Молчи - Б. Т. Урруэла

class="p1">Эрик постучал в дверь гостиничного номера, умело не комментируя пот, покрывающий брови Мэддокса, или множество других признаков расшатанных нервов. Он стучал добрых три минуты назад, но ответа так и не последовало. Никаких звуков шагов, вообще никаких признаков жизни.

Желудок Мэддокса, и без того скрутившийся в узел, опустился на три этажа вместе с этой тишиной. Худшее уже случилось с ними, он это знал. Но он также знал, что в жизни не было предела страданиям. У худшего не было ни потолка, ни дна. В его голове проносились сценарии, объясняющие это молчание, но ни один из них не был хорошим.

Мэддокс поднял потную руку, сжал ее в кулак и снова постучал, сильно.

Эрик наклонился ближе к двери, многозначительно вдохнул, затем с ухмылкой посмотрел на Мэддокса.

Мэддокс фыркнул.

Слабый запах травки и алкоголя.

Он постучал снова, своим целеустремленным, граничащим с агрессивным «полицейским стуком», которым Эйприл безжалостно дразнила его. При мысли о сестре что-то щелкнуло внутри.

Дверь открылась. Жаклин, с волосами, похожими на птичье гнездо, и нахмуренным лицом, уставилась на них.

— Господь всемогущий, не могли бы вы стучать по громче? — застонала она.

Руки Мэддокса были сжаты в кулаки.

— Мы же сказали, что зайдем за вами в восемь.

Она издала звук, похожий на фырканье, и, повернувшись на пятках, направилась обратно в гостиничный номер. На ней была надета та же мешковатая толстовка, которую ей дали накануне, ее длинные ноги были обнажены. Обнажены и покрыты едва заметными шрамами.

Мэддокс воспринял открытую дверь как приглашение, но был вынужден на секунду задержаться перед стеной запаха, ударившего в него, как только он переступил порог.

Запах выпивки, травки и фастфуда исходившего от человека, очнувшегося ото сна на стуле в углу комнаты.

— Эйприл, какого хрена ты здесь делаешь? — спросил он, глядя на свою, явно страдающую от похмелья, сестру.

Она потерла глаза тыльной стороной ладони, еще больше размазывая черную тушь.

— Я просыпаюсь и спрашиваю, почему ты не принес кофе, — хрипло пробормотала она.

Жар нарастал в основании его живота. В этом не было ничего необычного, учитывая, что его младшая сестра регулярно приводила его в ярость. Она сошла с ума после всего, что случилось с Ри. Она не знала, как с этим справиться. С горем, болью и неопределенностью. Никто из них не знал. И оба они сделали то, что подростки делают лучше всего, когда не могут понять свои чувства, — они восстали самым предсказуемым и шаблонным образом.

Мэддокс немного исправился по большей части для того, чтобы получить значок, но Эйприл расписала свое тело чернилами, протестовала против колледжа, работала в закусочной, много тусовалась и часто встречалась с парнями, которых ненавидел их отец. А иногда и с ровесниками их отца. Эйприл превратила безрассудство в настоящее искусство.

Но это перешло все границы. Она перешла черту, потому что это было действующее расследование. Потому что они еще не поймали этого подонка. Потому что это может быть самое крупное дело, которым он или его участок когда-либо занимались.

И потому что это была гребаная Ри.

Он хотел защитить их обеих. Защитить друг от друга. Эйприл наверняка захотела бы ее увидеть. Обнять, побыть рядом.

Но Орион ясно дала понять, что она не была готова к воссоединению со своим прошлым.

Он хотел подождать, пока она не привыкнет к своему положению, может быть, после нескольких сеансов с психоаналитиком. Он хотел контролировать ситуацию, уменьшить влияние, которое это окажет на них обеих. Но, конечно, Эйприл не собиралась позволять ему контролировать такие вещи. Она не забыла о своей лучшей подруге. Шрам на ее добром сердце не заживал в течение десяти лет.

— Как, черт возьми, ты узнала, что они здесь? — требовательно спросил он.

Она закатила глаза, поднялась на ноги, театрально потянулась и наклонилась, чтобы поднять с пола пустую фляжку и сумочку.

Это привело его в еще большую ярость. Она не только ворвалась сюда, а еще напоила и накурила девушек. Хотя Мэддокс, возможно, и не был психоаналитиком, он достаточно хорошо знал, что лечение травмы, которую они получили, лечение того, через что они прошли с помощью наркотических веществ и алкоголя было в лучшем случае нестабильным и безрассудным. В худшем случае со смертельным исходом.

— Мы живем вместе, Мэддокс, — сказала Эйприл.

Она выпрямилась и подмигнула Эрику, который не скрывал своего веселья. Где же была его искренняя любовь к правилам? Когда он был рядом с Эйприл, это всегда, казалось, отходило на второй план.

Мэддокс не упустил того, как его напарник слегка изменился, находясь рядом с его сестрой. И то, как Эйприл смотрела на него. Он замечал это в течение многих лет, но ни в коем случае не стал бы ничего запрещать Эйприл, иначе она бы сделала это на зло.

— Зачем так кричать в такую рань, да еще когда у меня похмелье, — пожаловалась Эйприл, прижав ладонь ко лбу. — Ох…

— Это все чертовски не вовремя, Эйприл, — выпалил Мэддокс, пытаясь подавить свою ярость, учитывая, что он находился в комнате с тремя девушками, которые были во власти злых и жестоких мужчин в течение многих лет.

Годы.

Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.

— Ты не имеешь на них никакого права, братец, — огрызнулась Эйприл, ее легкое раздражение исчезло, а на смену ему пришел настоящий гнев. — Они не твои, чтобы их контролировать.

Она специально задела за его живое. Его потребность защитить ее, чтобы еще одного любимого человека не отняли, и ее потребность справиться со своими демонами, приняв столько глупых решений, сколько она могла втиснуть в десять лет. Они были не только братом и сестрой, не только друзьями, также они были соперниками. Эйприл злилась на него за то, что он всегда пытался защитить ее, за то, что был слишком властным. Он же обижался на нее за то, что она постоянно подвергала себя опасности, считая себя непобедимой, за то, что всегда заставляла его волноваться.

Эйприл наклонилась к зеркалу, морщась от своего отражения, затем собрала волосы в пучок на макушке, и облизывав пальцы, вытерла черные разводы под глазами.

— Господи, я выгляжу как собачье дерьмо.

— Убирайся, Эйп, — сказал Мэддокс, указывая большим пальцем на дверь.

Она повернулась, игнорируя своего старшего брата, и вместо этого улыбнулась Эрику.

Он улыбнулся ей в ответ. Что, конечно, только сильнее разозлило Мэддокса.

Он понимал, что должен был поставить ее на место. Он был ведущим детективом в этом деле — и будет им, если только федералы не решат его перехватить, — а вся эта ситуация уже