Нежеланная дочь - Татьяна Фомина

— Дарина его одноклассница.

— ЧТО-О?! Какого черта мой ребенок учится в одном классе с… этой?!

— Школу для Филиппа ты выбирала сама. Так же как и класс. Дарина там училась с первого класса, — пытаюсь объяснить, но Евгения жадно хватает ртом воздух и, кажется, ничего не слышит.

— Я не хочу, чтобы мой ребенок учился там! — заявляет Евгения, придя в себя.

— Я вообще не понимаю, зачем тебе понадобилось переводить его из одной школы в другую? — напоминаю, что это была только ее инициатива.

— Потому что в этой школе ему будет лучше!

— Тогда какие претензии, что он ходил на день рождения к своей однокласснице?

— Костя, давай, ты не будешь держать меня за дуру?! Зачем ты туда пошел?!

Евгения ждет ответ. Я не знаю, почему сразу не сказал ей о Дарине.

— Потому что Дарина — моя дочь.

Евгения на секунду теряет дар речи и, не мигая, буравит меня взглядом, словно решает, тронулся я умом или нет.

— Лебедев! Как, твою мать, у тебя может быть дочь, которая еще и учится с Филиппом в одном классе?!

— Полина была беременна, и ты это знала.

— Но она сделала аборт! Аборт, Костя! — Евгения переходит на крик.

— Получается, не сделала. — Тогда я даже не задумался, почему Полина вдруг поменяла свое решение.

— И ты все время это знал? — в голосе жены слышу негодование, смешанное с презрением.

— Нет. Я этого не знал. Точнее узнал, когда вызвали родителей в школу.

— Она специально это сделала! — выдает вердикт Евгения. — И что ей сейчас от тебя нужно?

Смотрю на Евгению. Объяснять ей, что Полине от меня как раз ничего не нужно, бесполезно.

— Денег? Что?

— Ничего.

— Вранье! — брезгливо произносит жена. — Она явно выжидала все эти годы, — Евгения словно говорит сама с собой.

— Женя, о чем ты говоришь? Что можно было выжидать?

— Когда ты встанешь на ноги, добьешься успеха, вот тогда она и придет на все готовенькое!

— Ты сейчас говоришь полную ерунду.

— «Ерунду» говоришь ты! Если считаешь, что ей ничего от тебя не нужно! Надеюсь, ты не собираешься содержать еще и свою бывшую жену?

— А это ничего, что все это время она могла получать алименты?

— С кого? С тебя?! Ты и так платишь всем налево и направо! — Фыркает Евгения. Она до сих пор попрекает меня тем, что я ежемесячно перевожу деньги бабушке Эрика. — Так любая может прийти и сказать: «Это ребенок Лебедева!» И мой муж послушно будет оплачивать его содержание! Давай! Ты тогда сразу фонд организуй! Или приют!

— Евгения, сейчас ты переходишь все границы.

— Нет, Костя! Границы переходишь ты, когда таскаешься за своей бывшей по пятам! Цветы ей даришь.

— Какие цветы? — хмурюсь. Единственную розу, которую я сегодня подарил Полине, она отдала девочке.

— Вот только не надо делать такое изумленное лицо, ладно? Я сама видела ее с цветами! Только она пыталась утверждать, что цветы подарили ей дети! — Евгения вздергивает подбородок.

— Ты хочешь сказать, что разговаривала с Полиной? — До меня очень медленно начинает доходить смысл только что сказанного.

— И что? Ты думаешь, я буду спокойно смотреть, как мой муж бегает в школу, — Евгения пальцами показывает кавычки, — якобы интересуясь сыном?

В голове до сих пор не укладывается, что Евгения могла так поступить. А Полина даже не намекнула мне об этом! Хотя, чему я удивляюсь? Это же Полина! Она сама сказала, что никогда не попросит у меня помощи, и все эти годы яркое тому подтверждение.

Глава 15

Я не могу описать, что почувствовал, когда в первый раз увидел Дарину. Живая девочка с огромными глазами.

Моя дочь.

От которой, как сказала Полина, я сам отказался. И пока я спокойно жил, поднимался по карьерной лестнице, Полина растила мою дочь. Ее реакция понятна и оправдана, но для меня имело место совсем другое: я снова хотел увидеть девочку с моими глазами. Меня словно переклинило, и, сам того не осознавая, я пытался найти контакт. Но Полина каждую мою попытку, наладить общение, воспринимала в штыки. Строгая, неприступная, чужая. Недоступная. Меня убивало другое: она не нуждалась ни во мне, ни в том, что я мог ей предложить. Ни в чем. Тогда меня как магнитом тянуло и к девочке, и, как бы это странно не звучало, к Полине.

Я не могу похвастаться тем, что я хороший отец. Рождение Филиппа совпало с карьерным ростом, в области которой я не очень разбирался. Поэтому период «пеленки-распашонки» прошел мимо, как впрочем и детский сад, да и начальную школу сына я не помню. И сегодня, наблюдая за детской игрой, я понял, что совершенно выпустил эту сторону жизни. Она вроде бы есть и даже шла рядом, но никак не касалась меня. Я знал, что у меня есть сын, даже два, но в жизни ни одного, ни второго я не участвовал.

— Что ты ей сказала? — задаю вопрос Евгении, игнорируя ее недвусмысленные намеки.

— Сказала, чтобы держалась от тебя подальше, иначе она об этом пожалеет. Ты, наверное, забыл, но я тебе напомню, что благодаря мне и моим родителям ты тот, кто сейчас есть. Даже не надейся, что это останется так же, если я еще раз увижу тебя рядом с твоей бывшей.

— Ты, наверное, тоже забыла, что я не терплю, когда мне указывают, что делать, — говорю совершенно спокойно. — Это тебе было нужно, чтобы я занял это место.

— А тебе, значит, это уже не нужно? — с вызовом бросает Евгения.

— Женя, — предупреждаю, чтобы она не кидалась из края в крайность, но Евгения ничего не хочет слышать.

И каждый раз становится все сложнее и сложнее терпеть ее истерики.

— Что, Костя?

Она прекрасно поняла «что», но я для нее специально повторяю:

— Не надо мне ставить условий, Женя.

— То есть я должна спокойно смотреть, как ты в один прекрасный день соберешься и уйдешь?!

— Это однозначно случится, если ты не прекратишь истерику.

— До истерики довел меня ты! Вместо того, чтобы провести время со мной, ты таскаешься за своей бывшей!

— Я все время провожу с тобой.

— Только у тебя его на меня не так уж и много.

— Я могу уволиться и двадцать четыре на семь сидеть только возле тебя. Мне уволиться?

Женя молчит. Я знаю, что сейчас будет. Но если раньше ее жалобы и слезы на меня как-то действовали, то я уже давно от них устал.

— Я так понимаю, твое молчание означает «нет». Мне нужно работать. — И поскольку