Дьявол. В быте, легенде и в литературе средних веков - Александр Амфитеатров

В высшей степени типичен в мучительстве, претерпенномбогобоязненным юношей за верность целомудрию и божественной религии, заключительный аккордпытки: что бес низверг его с высоты. Этот мотив бесконечноповторяется в легендах и признаниях одержимых демономанией истеричек и эпилептичек. Им полны протоколы старинных колдовских процессов, дневники современных психиатрических учреждений, а, отсюда, это впечатление смертоносного полета перешло в народную литературу, в сказки, мистерии и т. д. В недавно вышедшей в свет книге Люи Меттерлинка «Peches primitifs», имеющей своим предметом очерки по старо-бельгийскому искусству и фольклору, рассказывается, между прочим, «Belle histoire, tres merveilleuse et veritable, de Mariken de Nimegue, que vecut plus de sept ans avec un demon qui la seduisit» («Прекрасная, чрезвычайно удивительная, истинная история Марикен из Нимега, которая больше семи лет жила с демоном, ее соблазнившим»). Эта Марикен терпит от своего демона, имя которому Менен, всевозможные богопротивные понуждения, и, когда Марикен остается столь же твердой в вере, свирепый Менен совершенно так же поднимает ее в воздух, «выше колоколен и домов», и, сверху, бросает ее на улицу, надеясь, что она сломит себе шею. Но Марикен падает как раз в центр церковной процессии, к ногам своего дяди, благочестивого священника, и. т. д., и т. п. По всей вероятности, в страшных губительных полетах, почти непременно представляющихся воображению эпилептичек — демономанок, иллюзионируется память их действительного падения в момент припадка. Подобный же эпизод имеется в нашей русской «Повести о Соломонии Бесноватой».

Когда же, наконец, прекращает это коварное, вкрадчивое обаяние греха свою роковую власть над человеком? Мы знаем одно: святой от нее не только не был избавлен, а, напротив, подвергался ее нападениям даже больше, чем грешники. Выход был один: когда человек покорял все свои инстинкты и подавлял в себе всякую энергию, когда, в усердии постов, бичеваний, бдения, молитв, он убивал свою плоть, затемнял память, погашал воображение, оцепенял разум, когда внутри себя он заживо обретал безмолвие и недвижность смерти, — тогда и искушение погасало, как пламя, потухающее потому, что ему нечего больше сжигать. «Кто, как св. Симеон Столпник, простоял пятьдесят лет на капители колонны, тот в праве смеяться над всеми ухищрениями искусителя» (А. Граф).

Но многие ли достигли этого совершенства — обращения тела в камень и воли в полет как бы по одному узкому лучу, прямолинейно упирающемуся в однажды намеченную, точку неба? Чаще бывали случаи, что великие аскеты, на смертном одре, все-таки еще просили женщин не прикасаться к ним, простодушно объясняя, что опасное дело приближать огонь к соломе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Козни дьявола

Неутомимый устроитель всех бед и несчастий человечества: войн, болезней, голодовок, катастроф всякого рода, — смутитель и отравитель частной жизни, профессиональный мучитель людей, Сатана есть величайший лжец и обманщик во вселенной и — qualis rex, tails grex — таковы же его подручники и подданные. Обманы дьявола бывали ужасны. Один средневековый летописец повествует, как однажды дьявол явился в еврейской колонии о. Крита, под видом Моисея, и убедил уверовавших в него плыть с ним вместе в Обетованную Землю. Но, едва корабли, переполненные евреями, вышли в открытое море, как дьявол всех их утопил, вместе с народом, на них бывшим. Обещания и предсказания свои дьявол, — преемник древних оракулов, в которых, впрочем, по мнению церкви, он же пророчествовал под разными псевдонимами, — дает столь хитро и двусмысленно, что часто они обозначают совершенно иное и даже противоположное тому, чего ждет получивший обещание.

Иногда его обманы просто наглы и грубы: он щедро раздает своим поклонникам деньги, драгоценные камни, убирает стол их дорогими яствами, но, в действительности, это — сухие листья, уголь, помет или что-нибудь еще хуже. Когда морока спадает, одаренные дьяволом всегда видят себя одураченными и попадают в скверные истории. На эту тему сложилось множество легенд и сказок, как народных, так и вдохновленных или искусственных, до Гоголева «Проклятого места» включительно.

«Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! — сказал дед и открыл котел.

Что ж бы, вы думали, такое там было? Ну, по малой мере, подумавши хорошенько: а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг… стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел и руки после того вымыл.

И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту. „И не думайте! — говорил он часто нам: — все, что не скажет враг господа христа, все солжет, собачий сын. У него правды и на копейку нет!“

Когда человек вступал в договор с чертом, ему приходилось смотреть в оба, чтобы каждый пункт условия был яснее дня, ибо рогатый юрист мастерски привязывался к каждой недомолвке и двусмысленности и обращал ее в свою пользу. Знаменитый, польский волшебник, пан Твардовский, воспетый Мицкевичем в юмористической балладе „Пани Твардовская“, чуть было не пропал из-за такого промаха. По контракту своему с дьяволом, он должен был отдать свою душу аду в Риме. Понятно, что, заключив контракт, „польский Фауст“ поклялся, что никогда нога его не ступит за римскую черту. Но он позабыл написать: в городе Риме. И вот, однажды, когда Твардовский пировал в какой-то корчме, из кубка выскочил черт:

Здорово, Твардовский! СердечноЯ рад повидаться здесь сдругом:Хоть я Мефистофель, но вечноГотов к твоим панским услугам.А помнишь ли, пан, как условьеНа Лысой горе мы стобоюПисали на шкуре воловьей,И бесы клялися толпою,Что я свой контракт не нарушу;И ты поклялся перед ними,Что должен нам панскую душуОтдать через два года в Риме?Вот семь лет уже миновало,А ты только пекло морочишьДа чарой мутишь, инималоСобираться в дорогу не хочешь.С ленивым таким пилигримомСыграли мы шутку другую! —Корчманазывается Римом:Я милость твою арестую.

Твардовский успел выкрутиться из скверного положения но многие другие контрагенты дьявола погибали в подобной ловушке. Между ними — папа Сильвестер II (Герберт): по тем же причинам, как Твардовский от Рима,

он отлынивал от Иерусалима, но однажды, отслужив мессу, он увидел перед собой дьявола, который заявил ему, что придел, в котором он служил, носит название Иерусалима, а потому не, угодно ли его святейшеству расплатиться по контракту? И уволок бедного папу в ад…

Tu non  pensavi cheio loico fossi.

Впрочем, и помимо договоров с дьяволом, подобные предсказания о месте смерти, разрешавшиеся трагическим каламбуром, сыграли печальную роль в жизни многих исторических людей:

Король Генрих

Как называют комнату, в которойЯ в первый раз лишился чувств?

Варвик

Ее зовут Иерусалимом, государь.

Король Генрих

Хвала Творцу! Там встречу я кончину;Мнепредсказали, вы помните, давно,Что будто я умрув Иерусалиме;Я думал все, что это в Палестине,Но вышло иначе. ПеренеситеМеня туда и положите там,Чтоб Генрих встретил смерть в Иерусалиме,

Иногда такое неопределенно-условное место заменяется в договоре столько же неопределенным условным сроком:

Faust

Und Schlag an Schlag

Werd ich zum Augenblicke sagen:Verweile doch, du bist so schon,Dann mag die Todtenglocke schallen.Dann bist du deines Dienstes frei,Die Uhr mag stehn, der Zeider fallen,Es sey die Zeit fur mich vorbei.

Как известно из второй части «Фауста», такого реального удовлетворения Мефистофель доктору Фауста не дал и попробовал поймать его на формальном крючке:

Im Vorgefuhl von solchen GluckGenietz ich jetzt den hohsten Augenblick.

Но небеса не принимают этой уловки, контракт оказывается невыполненным с дьявольской стороны и — молитвами великой покаянницы, при жизни Гретхен — душа Фауста получает свободу и возносится в райские селения…

Страсть Сатаны досаждать людям и всячески издеваться над ними доводит его до того, что он, подобно лисице, опустошает курятники или вдруг возьмет, да выпьет в чьем-нибудь, погребе все вино. Св. Маранда бес донимал, стаскивая с него одеяло, св. Гудулу — туша ночник, когда оба стояли на молитве, св. Теодеберта — опрокидывая подсвечник (чего так не любил лесковский «Очарованный странник»), св. Франческу Римскую — насыпая мух ей в воду для питья. Его дело — украсть у монаха рясу, запрятать молитвенник, набросать гадостей в суп. У монахов св. Дунстана он тащит решительно все со стола. Когда ученики св. Бенедикта строили монастырь, они никак не могли сдвинуть одного нужного им камня, потому что на нем сидел смеющийся над ними бес. Он уступил только вмешательству самого святого. Любимым, же его издевательством — самым наглым и грубым, но, увы, довольно частым — было свести влюбленную парочку на запретное свидание и, в момент преступных объятий, связать их на позор людской, — в неразрывность, more canino (А. Graf).