Курсант: Назад в СССР 7 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— А ты думаешь, кто-то позволил бы делать на себе кесарево добровольно? Без анестезии?

— Ну, да… Похоже на правду, — я задумчиво потер гладковыбритый подбородок. — Хочешь сказать, что все-таки маньяк.

— Еще, — продолжала Света, — я называю таких людей охотниками за властью. Их мотивирует и будоражит сам факт власти над беспомощной жертвой. Болезненное эго, ущемлённое когда-то в детстве, реабилитируется за счет боли других.

— Так. Есть мысли, что за изверг мог такое сотворить?

— Ищите обычного человека. Все дело в том, что, скорее всего, он с детства осознавал свое отличие от окружающих и учился максимально убедительно «маскироваться», адаптироваться к нормам социального поведения и морали, хотя для него самого они пустой звук. Но понял, что без этого сложно выжить.

— А поконкретнее? Кого искать?

Вахрамеев притих, вслушиваясь в наш разговор.

— Убийцей может быть, например, какой-нибудь хирург, — продолжала Света. — На операционном столе которого когда-то умерла пациентка, и он испытал что-то новое. Говорят, у каждого врача есть свое маленькое кладбище.

— Отлично, Светик! Есть зацепка! — от радости я даже привстал. — Спасибо! Все… Будем работать. Пока, целую! — последнее слово вырвалось нечаянно.

Вот, блин, чертовы оговорки по Фрейду! Просто уж очень я обрадовался её теории — сам бы точно такие выводы не сделал.

— Пока, Андрей, целую, — неожиданно выдала в ответ Света и положила трубку.

Глава 12

— Это с кем ты разговаривал сейчас? — хитро прищурился Вахрамеев.

— Наша сотрудница, специалист в области психологии, — отмахнулся я и отвел взгляд в сторону.

— Я так и понял, — многозначительно кивнул оперативник. — Красивая?

Я почувствовал, что даже слегка краснею, так что неожиданно ответил более грубо, чем собирался:

— А тебе какое дело?

— Да так… Ты, когда разговаривал, цвел и благоухал, как розовый куст.

— Светлана Валерьевна замужем, — буркнул я. — Если ты про это. И вообще… Слушай боевую задачу. Есть предположения, что убийца — хирург.

— Не похоже, — замотал головой Вахрамеев. — Слишком уж неумело он кромсал девчушек.

— Согласен, но это могло быть, во-первых — в состоянии аффекта. Или как правильно сказать в таком случае? В состоянии маниакального экстаза. Я в этой психологической ерунде не разбираюсь. А во-вторых, он мог так специально делать. Чтобы не вышли на его след. Был у нас случай в практике, когда профессиональный домушник гвоздодером квартиры вскрывал, хотя мог шпилькой почти любой замок открыть. Мы его, когда взяли, спросили, с какого перепугу он с выдергой на дело ходил. Шуму же больше и следов. Так он знаешь что ответил?

— Что?

— Что в округе на сто верст нет таких специалистов, как он. Если бы он действовал как медвежатник, то мы бы его сразу заподозрили. А так — под дилетанта притворялся.

— И как же тогда вы его взяли?

— Он в одной квартире на сейф напоролся. Такой нахрапом не возьмешь, выдерга не поможет, позарился и применил отмычки по старой памяти. А сейф вообще пустой оказался. Он просто от старых хозяев квартиры остался, новые им и не пользовались. А дальше дело техники. Прошерстили мы по картотеке всех медвежатников, что откинулись и проживали в городе, и вышли на него. Он действительно один такой был.

— Понятно… — Вахрамеев задумался. — Но все равно, человек не — сейф, как-то маловероятно, чтобы преступник притворялся, стоя над трупом. Хотя кто его знает…

— Проверить такую версию надо. Других зацепок пока нет. Короче, Серега. Слушай приказ. Бери людей и дуй по больницам. Собери информацию на всех оперирующих хирургов. Не тех, что на приеме сто лет сидят и мазь Вишневского прописывают, и забыли, как зажим и скальпель выглядят, а именно рабочих лошадок. Особенно в роддоме акушеров.

— Понял, — кивнул оперативник. — Только больниц у нас раз-два и обчелся. Городской стационар, инфекция особняком стоит. Роддом. Ну морг еще есть.

— Точно, — кивнул я. — Патологоанатомов тоже тряхнуть надо. У врачей так бывает, сегодня он хирург, а завтра терапевт или патологоанатом, — я не стал говорить, что даже лично знаю специалиста с такой карьерой. — А в роддом я сам наведаюсь. Кто там рожениц режет? Акушер-гинеколог? Как врач правильно называется?

— Я в таких делах не силен, — пожал плечами Вахрамеев, — я только зубного знаю и терапевта. Тьфу-тьфу, к остальным не приходилось обращаться.

Здание Зеленоярского роддома оказалось на окраине, в небольшом леске, подступающем вплотную к городу. Будто рожениц хотели специально спрятать подальше от городской суеты и шума.

Несмотря на июньскую жару, здесь царила прохлада. Вековые сосны мирно покачивались, отбрасывая пахнущую хвоей и разнотравьем тень на здание из замшелого кирпича.

Странно… Город молодой, а этому «замку» будто сто лет в обед. Сразу видно, что сначала появился роддом, а спустя много лет — город.

Я вошел в тихий крашеный коридор, пахнуло больницей. Меня никто не остановил. Только об этом подумал, как в проеме нарисовался сутулый силуэт в белой мешковине халата. На голове несуразный колпак. Вместо лица — блеск круглых очков.

— Вы к кому? — это оказался парень, хотя издалека сошел бы за угловатую даму.

— Милиция, — я вытащил удостоверение. — Как мне найти заведующего?

— Так нет никого, — развел парень костлявыми руками.

Я глянул на часы:

— Как — нет? Рабочий день в разгаре.

— У нас сегодня день короткий получился. Завотделения на пенсию провожаем. Праздновать все уехали. Остались дежурный врач, акушер и я. Геннадий меня зовут. Берг фамилия.

— Петров, — я нехотя пожал в ответ протянутую руку. — Андрей Григорьевич.

Собеседник мой оказался юн. Поэтому я не сразу разглядел лицо. Зацепиться взглядом буквально не за что. Ни морщинки, ни следов невзгод и прожитых лет. Только острый нос, невнятный подбородок и пытливые глаза за круглыми стеклами очков.

— А тебя почему на гулянку не взяли?

— Я здесь на практике, — вздохнул парень. — Сказали, молодой еще, чтобы взрослые разговоры слушать.

— Ну ничего, выучишься и станешь еще завотделения. Кстати, а ваш что на пенсию-то собрался? — поинтересовался я. — По старости списали?

— Борис Петрович у нас еще ого-го, — охотно стал рассказывать акушер-практикант. — Молодой еще, по врачебным меркам. Мы сами удивились его решению. Сказал, что устал малость. Хочет переехать в деревню.

— Деревня — это хорошо, — закивал я. — Молоко парное, запах скошенной травы, девки веселые, человек с гармошкой, — про навоз, подъем каждый божий день ни свет ни заря и прочих комаров я промолчал, дабы не портить мечтательный настрой собеседника.

Решил я наладить основательный контакт с местным белохалатником. Для агента — подходящая кандидатура. Легко идет на контакт, общительный. Сразу видно, скучно ему тут. Известно, что скучающий болтун — лучшая находка для шпиона.

— Вот только все равно как-то неожиданно Борис Петрович задумал на пенсию сбежать, — продолжал удивляться практикант. — Он специалист высокой квалификации. Я хотел лично у него учиться, радовался, что так удачно направили. А теперь… Придется у Тамары. Она тоже вроде неплохой врач, но злющая, как кобра. Своих детей нет, а в роддоме работает. Может, поэтому и злится? Как вы считаете, Андрей Григорьевич?

— Всякое бывает, — кивнул я.

Откуда мне было знать, что не устраивало здешнюю мегеру?

— А вы что, собственно, хотели? — спросил Берг. — Я вот, честно говоря, всегда хотел работать в милиции. Но по здоровью в армию не взяли. Пошел на врача.

— Странный выбор специализации для мужчины, — улыбнулся я.

— Ничего странного не вижу, — надулся студент. — Если вы не знали, то мужчины-акушеры более внимательны. В силу своей физиологии они относятся к рождению не как женщины-врачи. Более трепетно. Как к некоему таинству.