Вероника - Алина Знаменская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ника подбежала сзади, сдерживая дыхание, и закрыла его глаза ладонями. Он остановился. Нику пронзил родной запах. Она прижалась щекой к жесткому драпу его пальто.
— Инга?
Твердое имя ее сестры в его устах получилось необычайно мягким. Нику прежде всего поразил тембр его голоса. Незнакомые интонации в нем, ласкающие слух. «Ин-га». Так, наверное, обращаются к божеству.
Ладони расцепились сами собой. Раз — и упали. Коля обернулся, на его лице сияла улыбка. Это не была улыбка пионервожатого. Это была совсем незнакомая улыбка. Ника такой не знала. Наткнувшись на Нику, улыбка споткнулась и стала тихо таять, превращаясь в подобие лужи на лице.
— Ника…
Он смотрел на нее так, как если бы она вернулась с войны с обожженным лицом. Или на костылях. А Ника все еще не убрала с лица свою улыбку влюбленной первоклассницы. И чувствовала свои слезы — те уже были на пути к глазам. Слезы торчали в горле и парализовали возможность говорить. Дело поправила Инга. Нике не пришлось ничего говорить и ни о чем спрашивать. Она подбежала к ним и вцепилась сразу в двоих. Большей частью своего тела прильнула к Коле, а рукой трогала Никино пальто.
Пока Инга бежала, с нее слетел капюшон, и ее крашеные волосы покрылись снежинками, дотронулись до Колиного лица. И он как-то привычно, непроизвольно ответил на это прикосновение — дотронулся до них носом. Это было бы незаметно со стороны, ибо не было осознанным движением. Так, невольное полудвижение. Но обостренное Никино внимание проглотило это полудвижение с жадностью голодающего.
— Ника, нам нужно поговорить, — сказал Коля.
Одной рукой он обнимал Ингу за талию, а другая металась между хозяином и Никой, стараясь помочь процессу общения. Будто Ника была инопланетянкой и Коля пытался наладить контакт с помощью жестов, поскольку она не знала языка. — Так получилось. Мы с Ингой любим друг друга и…
Он топтался и не мог придумать, что сказать еще.
Это прозвучало как «мы просим твоего благословения».
Ника повернулась и потопала назад, к метро. Теперь не надо было бежать. Сразу стало холодно. И больно.
Больно было всему телу, она вся превратилась в сплошной комок боли — мина таки разорвалась и разнесла в клочки все, что не было телом. Нарушились все связи.
Только ее вполне здоровое молодое тело двигало ее куда-то по привычке, и она тащилась за ним, разорванная в клочки.
Ноги сами привели ее в метро. «Добрынинская», «Серпуховская», «Тульская», «Нагатинская», «Нагорная», «Нахимовский проспект», дальше, дальше, до «Качалова». А потом — в обратном направлении: «Аннино», «Россошанская», «Пражская», «Южная», «Чертановская», «Севастопольская». На «Добрынинской» она вышла и пересела на кольцевую, чтобы не слышать как объявят: «Станция „Полянка“». Ей было так больно, что еще одного укола боли она бы не выдержала.
Сколько кругов она намотала в подземке? Проносясь в кишках ночной утробы города, Ника потеряла чувство времени. Вагоны пустели. Вскоре в вагоне остались лишь два пассажира — она и молодой человек в очках. Ника ничего не замечала. Она пролетала в своей прострации, как кукла-цыганка в трубе мусоропровода. В реальность пришлось вернуться, когда к ней обратился попутчик:
— Скоро метро закрывается, девушка.
— Да?
Она сделала над собой усилие и взглянула на парня в очках. По виду он мог быть как преподавателем, так и студентом. Других вариантов у Ники не возникло. Импортная дубленка и очки в дорогой оправе могли принадлежать преподавателю какого-нибудь вуза, а фирменные джинсы с потертостями были визитной карточкой всех студентов. «Москвич», — вяло подумала Ника, посмотрела на чистые белые руки парня с тонкими пальцами. Ника устало кивнула ему. Да, надо подниматься, выходить на какой-то станции и куда-то идти. Куда? Зачем?
— У вас что-то случилось? — поинтересовался парень без всякого выражения в лице. «Какое тебе дело?» — хотела уж было буркнуть она, но на препирания нужны были силы. Причем такое участие Ника считала не слишком-то характерным для москвичей.
Они все как-то больше в себе. «Участливы», пожалуй, бывали лишь жулики да аферисты. Так что парень или аферист, или же хороший человек, а следовательно, грубости не заслуживает.
— А у вас что случилось? — вопросом ответила Ника, внутренне застегивая себя на все пуговицы.
— Я с мамой поссорился, — ответил парень без всякого выражения и рисовки. Он не кокетничал и даже, похоже, не стеснялся того, что он, такой верзила, поссорился с мамой и от обиды вынужден наматывать круги в ночном метро.
— И что же? Домой не пойдете? Метро ведь закроют, — напомнила Ника, чтобы не показаться совсем уж черствой.
— А вы?
— Меня теперь в общежитие не пустят, у нас строго, — вспомнила Ника. Она словно на миг вынырнула из короткой амнезии — вдруг вспомнила, что живет в общежитии, а там строгие правила и комендантский час. — Можно на вокзал.
— вслух подумала она.
Парень поморщился.
Ника усмехнулась — да, на вокзалах сейчас не слишком уютно. Но ей все равно, горе раздавило ее до размеров булавки, а очкастый себя ценил, и его обида в сравнении с перспективой провести ночь на вокзале проигрывала. Вдруг под его очками появилась новая мысль.
— Послушайте! Вы можете мне помочь! — заговорил он, схватив Нику за рукав. — Пойдемте к нам.
— Зачем?
— Видите ли, если я приду один, скандал повторится. Или, еще хуже, мама всю ночь станет демонстративно пить лекарства и вызывать «скорую». А если я приду с вами, то…
— Она что же — обрадуется?
— Думаю, что не очень. Зато возьмет себя в руки и ничего не станет говорить до утра.
— Это почему же? — удивилась Ника. — Вы приведете человека с улицы, а она промолчит и сделает вид, что так и надо?
— Мама — интеллигентный человек, — с достоинством ответил парень.
«Студент», — равнодушно подумала Ника и поняла, что устала от разговора. Парня звали Игорем. Он привел ее в шестнадцатиэтажный дом где-то в районе новостроек. Пока ехали в лифте, Ника успела удивиться своему поступку, а также махнуть на него рукой. Пусть.
Ей все равно, кто такой Игорь, куда он ее везет и что от нее хочет. А к тому же на лице у него было написано, что он абсолютный маменькин сынок. И от предстоящей встречи с мамой он заметно нервничал. Игорь открыл дверь своим ключом, и они вошли в освещенную прихожую. Здесь не гасили свет, вероятно, ждали его возвращения. В квартире пахло корвалолом и какой-то травой. Ника тут же услышала шаги, и перед ней появилась дама средних лет в очках.
И в длинном атласном халате. Дама вошла в прихожую довольно стремительно, с открытым ртом. Но, оценив ситуацию, рот закрыла и в ответ на Никино приветствие сухо поздоровалась.
— Мама, я не один, — объяснил Игорь очевидное.
— Я вижу, — обиженно ответила мать.
— Это Ника. Это Елена Игоревна. Знакомьтесь.
Ника не знала, стоит ли протягивать руку для приветствия, потом решила, что нет, не стоит, и не стала.
Лишь слегка кивнула. В ответ получила такой же полукивок.
— Ника сегодня переночует у нас, — возвестил Игорь, и брови Елены Игоревны чуть дернулись. Она развернулась и устремилась на кухню. Вероятно, сейчас для нее главным оказалось, что сын вернулся домой невредим, а уж с кем, почему, это дело десятое.
А возможно, показное спокойствие давалось ей с трудом. Нике лень было вникать. Ее напоили горячим чаем и уложили спать на диване в гостиной. И когда в квартире все стихло и Ника осталась один на один с этой тишиной и темнотой, обступившей ее, она сдалась — она уже не в состоянии была бороться с болью, которая напирала все сильнее: сдавила голову, разлилась по всему телу, сжала сердце и принялась стучать в голове. Ника не могла не думать, что они сейчас там вдвоем. Она знала каждый закоулок детсада, где столько раз ночевала с Колей, знала наизусть его ласки и не могла не представлять, как в эти минуты он ласкает Ингу. Она слышала голос его и чувствовала запах, и некуда деться было от этого голоса и запаха. Они преследовали ее, изводили, мучили. Ника накрыла голову подушкой, слезы душили ее, хотелось выть. Она кусала одеяло, чтобы не слышно было рыданий, и не могла совладать с собой. Горе, нанесенное предательством двух близких людей, выворачивало ее наизнанку, требовало выхода и как наводнение не поддавалось контролю.
Она рыдала в чужую подушку, изо всех сил стараясь не шуметь, и не видела, что на пороге стоит Игорь и сквозь очки ошалело смотрит на нее.
Глава 10
Примерно месяц Ника ощущала себя роботом. Механически ходила, спала, посещала лекции. Механически что-то отвечала на семинарах, умудрялась механически дежурить по комнате. Роботы только не умеют смеяться. И радоваться весне. А так — жить можно. Между тем март уже кокетливо подмигивал сквозь вьюгу, уже чередовал серые холодные дни с желтыми солнечными. И солнечных дней становилось все больше. И в один из таких дней Ника поняла, что беременна. В душе у механического робота поднялось смятение. Первая мысль, которая, впрочем, всегда была наготове — о Коле. Что он узнает и как истинный рыцарь и пионервожатый поступит, как подобает рыцарю и пионервожатому, — вернется к ней и ребенку. Но эта слабая мыслишка сразу была раздавлена винтиками и шурупчиками железного мозга механического человека. И затем была безжалостно смыта с лица земли живым и свежим Никиным воспоминанием: Колина улыбка, растаявшая, как мороженое, месяц назад у детского сада «Василек». «Нет, этого мы делать не будем. Нам чужого не надо». Второй мыслью было: все бросить и уехать к отцу. Его доброта безгранична. Он поймет.