Нереально - Веда Талагаева

— Думаю да, — сказала я, — Вам нужно было сказать правду с самого начала. Ты ведь теперь знаешь, это не так трудно. Но не мне тебя учить. Сама разбирайся.

Марина тихо охнула и отвернулась. Она обхватила себя руками и несколько секунд старалась унять слезы. Я молча наблюдала. Было ли мне ее жалко? Да. А что поделаешь?

— Дина Валентиновна, — вдруг взяв себя в руки, проговорила Марина, — Это еще не всё.

Она обернулась и сделала шаг, приближаясь ко мне. Ее глаза, покрасневшие от пролитых слез, взволнованно горели.

— Я не хотела при ней говорить. Наташа пошла в лес не одна. Я не сказала при Ниночке не потому, что будут ругать.

Она нерешительно помедлила. А я снова почувствовала невидимое присутствие и тоже неосознанно придвинулась ближе, чтобы ни слова не просочилось вовне.

— А почему?

— Потому что не поверят, — Марина повела бровями, выражая укор недоверию взрослых, — Там была женщина. Когда мы лазили по огородам, она подошла к забору и вызвала Наташу на дорожку.

— Она ее знала?

Марина пожала плечами.

— Да вроде нет. Она спросить что-то хотела. А потом, глядим, а Наташа уже с ней идет. Мы окликали, Люда ее звала. Но Наташа махнула на нас рукой и не вернулась. Честно, теперь я не вру!

— Верю, — кивнула я, — Откуда пришла женщина, ты видела?

— Вроде от водокачки, — Марина неопределенно пожала плечами, — Мы ее заметили, когда она выходила из орешника, который вокруг водокачки растет.

— А почему ты говоришь, что тебе не поверят? — спросила я.

Марина растерялась. Понятно было, она ждет, что сейчас я тоже не поверю ей.

— Ну?

— Да тетка эта, — Марина помялась, — Она так выглядела. Ну, как…Как баба-Яга!

Позади меня набирал силу ураган «Катрина». Грохот шагов, прибойный шум голосов катился по коридорам и лестницам за мной по пятам. Дети, блин. Я вприпрыжку сбежала по ступеням крыльца, выглядывая издали свою «Волгу», припаркованную рядом с воротами сквера. Чтобы срезать путь, я свернула на яблоневую аллею у самой ограды. Женщины с граблями там уже не было. Под деревьями стояли бумажные мешки для мусора, наполненные собранными листьями. На ветках, гнущихся к земле, завлекательно маячили спелые яблоки, бесстыдно выставляя округлые зеленые бочка с красноватыми полосками. Я притормозила, оценила окружающую обстановку и прокралась по траве к ближайшей яблоне. Нижние ветки находились довольно высоко от земли, и мне пришлось немного попрыгать, прежде, чем удалось завладеть одним особо спелым яблочком, так и просившимся ко мне в рот.

— Воруешь? — пропищал рядом строгий голосок.

Я обернулась, прижимая к груди ладонь с зажатой в ней добычей. На дорожке рядом с деревом стояла малявка лет шести в джинсовом комбинезончике и вязаном ажурном берете малинового цвета.

— Ага, — подтвердила я, — Поможешь?

Девчонка энергично затрясла головой.

— Нет, — она оценила взглядом мою особу и вынесла приговор, — Ты злая и не любишь детей.

— Ну, почему же, — вкрадчиво возразила я, — Очень люблю. Когда они с кетчупом и зажарены до хрустящей корочки.

Девчонка округлила глаза. Я внутренне сжалась, ожидая услышать детский рев, прежде, чем она бросится на утек. Но малая и не думала вопить и убегать. Она уставилась на меня не только с ужасом, но и с восторгом. Дети любят, когда их как следует пугают.

— Ты ведьма! — радостно-страшным шепотом выдала она, — Которая живет в лесу!

— Я ведьма, — согласилась я, — Но живу я в основном в машине, вон стоит. А что, в лесу живет ведьма?

— Не скажу, — решительно отказалась девчонка.

— Что ж так сурово? — спросила я, достав из кармана платок и протирая им яблоко.

— Мама не велела, — гордо сообщила малявка, — Она тут работает, — она обвела сквер широким хозяйски жестом.

— В оранжевой куртке, — догадалась я, вспомнив женщину с граблями, — Почему не велела?

— Она завхозу говорила, я все слышала, — доложила малявка, — Милиция поищет и перестанет, а нам еще здесь жить.

Сообщив это, она умчалась по дорожке вглубь сквера. Я осталась переваривать. Во как интересно! В лесу живет ведьма. Мало того, баба-Яга. Нереально как-то.

Я пошла к машине. Подумав немного, набрала номер Анны Федоровны Кувшиновой.

— Здравствуйте, это Дина Калашникова. У вас все еще можно снять комнату?

Разговаривая с Анной Федоровной, я заехала в закоулок и переоделась прямо в машине в майку, куртку и джинсы. Избавилась от опротивевших прокурорских шмоток.

— Одну комнату в квартире я держу закрытой, а вторая, с балконом, свободна, можете въезжать. Ваша мама заплатила за три дня вперед, поэтому денег за это время я с вас не возьму, — сказала Кувшинова.

— Спасибо, — обрадовалась я, держа сотовый возле уха, спрятала очки в бардачок, достала косметичку и начала краситься, — Мы, наверное, въедем к вечеру. А ключ?

— Если вам удобно, то часа в три подойдите к подъезду. Ключ я оставила дома у сына, его принесет моя внучка Саша. Только я вас очень прошу, вы ведь на машине, подвезите потом Сашу.

— Договорились.

Сразу после разговора с квартирной хозяйкой позвонила Сима.

— Воробьев был прав, — с полуоборота выпалила она в трубку, — Тут у меня отыскалось столько всего интересного. Приезжай скорее.

— Мы же договорились в кафе, — напомнила я.

— Какое кафе? — возмутилась Сима вся в пылу сыскного азарта, — Приезжай давай.

— А ням-ням? — обиделась я.

— Тут в ДК есть кафетерий. В нем найдешь какой-нибудь гадости поесть.

— Почему гадости? — я повернула ключ зажигания и вырулила из закоулка обратно на широкую дорогу.

— Потому что ты ешь, что попало, — язвительно сообщила Сима, — Мусорное ведро на длинных ножках!

— Сима сука, — проворчала я в телефон.

— Дина дубина, — отрезала она, — Жду.

Люблю заведения общепита в маленьких городах. В них опасная для жизни, но вкусная еда и обычно мало народу. В кафетерии Дома культуры в третьем часу дня кроме нас с сестрой торчали только несколько подростков, которым не фиг делать в последние сладкие денечки перед школой. Они заглянули глотнуть «Колы» перед тем, как снова вернуться к игральным автоматам. Я тоже с удовольствием отравилась газировочкой, а моя благонравная сестренка поставила на стол перед собой чашку кофе с молоком.

— Вполне сносный, — испив, одобрила она, — Тут в библиотечном архиве такой милый старичок работает. Он даже удостоверение особо не рассматривал. Сказал, что я напоминаю ему первую любовь, и разрешил смотреть все, что душе угодно, причем сразу же.

— Ты роковая женщина. Внушила дедушке испепеляющую страсть, — ухмыльнулась я, вгрызаясь в сэндвич, — И какой улов?