Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга - Борис Алмазов

Однажды в ранней юности, сидя на скамейке в сквере, распускал я свой тощий петушиный хвост знаний перед трепетным созданием, восторженно внимавшим моей глупости. Рядом сидел красивый старик и, вероятно, вынужденно слушал мой бред. Я что-то сокрушал, кого-то порицал!.. В общем, «подрывал корни» и «расшатывал устои» каких-то мало известных мне тогда ценностей. И вдруг услышал, как старик прошептал, как бы самому себе: «Когда бы вверх могла поднять ты рыло…» Он ушел, тяжело опираясь на старинную массивную палку.

Рея. Инженерный замок

Меня кинуло в жар! Я знал эту басню И. А. Крылова. «Свинья под дубом вековым, наевшись желудей досыта…» Я поднял «рыло», на меня смотрел безжалостно смеющийся маскарон! Не помню, что я тогда болтал, но я помню свой стыд! И помню его до сих пор! Убийственный стыд! Такой, по легенде, испытал А. Н. Оленин, когда, попав на комедию «Недоросль» Фонвизина, узнал в Митрофанушке себя! Я почувствовал тогда себя Митрофанушкой и той самой свиньей под дубом вековым. И результат был тот же самый. По устному питерскому преданию, Оленин-Митрофанушка кинулся учиться, стал одним из самых образованных людей России и долгие годы был директором Императорской Публичной библиотеки, ныне Национальной, так и я кинулся учиться![74]

Что касаемо меня — учился, учусь и далее буду учиться с наслаждением, с восторгом и самым превысоким счастьем и радостью! Но стыд мой от хамской тогдашней самоуверенности и теперь не прошел. Правда, я уже не чувствую себя той самой, что подрывала корни. Иногда мне даже кажется, что я сменяю на посту, на скамеечке, того старика — очень хочется мне, глядя на многие новации, очень швыдких (резвых — укр.) деятелей культуры, ваятелей «газоскребов» и просто охамевших от вседозволенности при исторически традиционном народном молчании растлителей и растлительниц нации, сознательно или неосознанно подменяющих подлинные ценности на суррогат, сказать: «Когда бы вверх могла поднять ты рыло…»

Ах! Не будем о грустном! Хотя веселой прогулки не обещаю. Трудно нынче быть веселым! Нет, не оттого, что наш город полуразрушен. В своем увядании он еще прекраснее. Не оттого, что животное физиологическое веселье, как от щекотки, что обрушивает на нас массовая культура и телевидение, в частности, порождает презрение — то есть ненависть в состоянии покоя — к его создателям. Действительно, «мне не смешно, когда фигляр презренный, глумяся, пачкает Мадонну Рафаэля…», тут я совершенно согласен с Антонио Сальери. Тем более что оклеветанный великий композитор гуляку Моцарта не убивал. Трудно быть веселым, видя, как образовавшуюся на месте многовековой культуры духовную пустоту некому и нечем заполнить. Ведь для того, чтобы появился Пушкин, необходим общий высокий уровень духовности всей страны, многовековая, многонациональная, народная культурная почва и значительный слой образованных людей в нашем Отечестве. Пушкин потому и «солнце русской поэзии», что за ним стоят звезды первой величины поэзии XVIII века и блистательное окружение.

Скажем, для того чтобы возникло такое явление фольклора образованного народа, как авторская песня 1960-х, нужен был не только народ, но и его широкое образование. Не вижу я нынче этой почвы внимающей, этого культурного слоя. Есть узкая прослойка хороших специалистов, есть погоня за потреблением, в том числе культурных ценностей. Подчеркиваю, только потребления! А слоя, а пласта культурного — нет. Как говорил мой дед в начале социализма: «Народу стало больше, а людей — меньше…»

Ну да Бог не без милости, а Праведные, хотя бы трое (хоть один!), которых не нашлось в Содоме и Гоморре, верю, в России есть! По их молитвам, только по их молитвам и живем! Ими и спасемся. Думаю, мы и теперь не пропадем — выкарабкаемся из криминального и хамского безвременья. И не за колы да топоры хвататься следует, а молиться да учиться! Первое необходимо и полезно, а второе еще и приятно, поскольку интересно и радостно.

Василий Иванович Демут-Малиновский

В. И. Демут-Малиновский происхождением из семьи «резного дела мастера И. Демута». Учился в Академии художеств у М. И. Козловского, награжден серебряными и золотыми медалями, в том числе большой золотой — за рельефы «Взятие фрегатов при Гангуте» и «Полтавская баталия». Они были выполнены совместно с соучениками по скульптурному классу И. И. Теребеневым и И. М. Моисеевым по эскизам М. И. Козловского и предназначались для пьедестала памятника Петру I работы Б. К. Растрелли, установленного перед Михайловским замком.

Еще одну золотую медаль Демут-Малиновский получил в 1802 году за эскиз надгробного памятника своему учителю — М. И. Козловскому (надгробие установлено в 1803 году на Смоленском православном кладбище, перенесено в 1931 году в некрополь XVIII века Александро-Невской лавры). В 1803–1806 годы ездил как «пенсионер Академии художеств» в Италию, где в Риме консультировался у знаменитого А. Кановы.

По возвращении удостоен звания академика за эскиз статуи Ильи Пророка для Казанского собора, а спустя два года звания адъюнкт-профессора за статую Андрея Первозванного (отлита в бронзе в 1811 г.). Для того же собора исполнил модель статуи Архангела Михаила (1811 г.; гипс, окрашенный под бронзу; эта фигура стояла слева у колоннады, справа — статуя Архангела Гавриила работы Мартоса; обе не сохранились), а также статую «Вера» для иконостаса алтаря.

Одновременно работал над другими монументально-декоративными произведениями: в 1808 году выполнил кариатиды в Кабинете-«фонарике» Павловского дворца; в 1809–1811 годах создал для Горного института группу «Похищение Прозерпины Плутоном» и два фриза: «Аполлон, приходящий к Вулкану за колесницей» и «Венера, требующая от Вулкана доспехи Марса».

В 1811 году в составе коллектива мастеров под руководством Ф. Ф. Щедрина начал работать над круглой скульптурой для башни, фронтонов и портиков Адмиралтейства. В 1813 году он получил звание профессора за статую «Русский Сцевола» — отклик на события Отечественной войны 1812 года. Она признана одним из самых значительных произведений русского классицизма. В 1810-е годы создал ряд портретов: А. В. Суворова, М. И. Кутузова, М. В. Ломоносова, В. А. Озерова, М. Н. Муравьёва, несколько изображений Александра I.

Из числа мемориальных памятников скульптора наиболее известны: надгробие конференц-секретаря Академии художеств П. П. Чекалевского (1817 г., некрополь XVIII в. Александро-Невской лавры), доктора Р. Симпсона (1820-е гг., Смоленское лютеранское кладбище), памятник над могилой фельдмаршала М. Б. Барклая-де-Толли (1823 г., Йыгевесте близ Тарту; по проекту арх. А. Ф. Щедрина).

В 1818 году В. И. Демут-Малиновскому поручены наблюдение и реставрация скульптур во дворцах и садах. С 1826 года он возглавил скульптурную мастерскую Гоф-интендантской конторы. Под его руководством приведены в порядок античные памятники эрмитажной коллекции, реставрировались статуи Летнего сада и скульптуры из пудостского камня на крыше Зимнего дворца (1842–1844 гг.), сделаны по старым образцам статуи «Флора» и «Помона» на фасаде Малого Эрмитажа и т. д.

В 1819 году Демут-Малиновский выполнил горельеф «Аллегория архитектуры» для чугунной лестницы Академии художеств. С начала 1820-х годов совместно с С. С. Пименовым и другими скульпторами он вел огромную работу по созданию пластического декора ампирных ансамблей К. И. Росси — Елагина дворца (1821–1822 гг.), Михайловского дворца (1823–1825 гг.), арки Главного штаба (1827–1829, 1833 гг.), Публичной библиотеки (1830–1831 гг.), Александринского театра (1831 г.), Сената и Синода (1833 г.), Нарвских триумфальных ворот (1830–1834 гг., арх. В. П. Стасов). Кроме того, им созданы барельефы для Конюшенной церкви и церкви Святой Екатерины у Тучкова моста (1822–1823 гг.); статуи быков у Скотопригонного двора (1825–1827 гг., в 1936 г. перенесены к зданию на Московском шоссе, 13; ныне — ОАО «Самсон»); декор Египетских ворот и башни Шапели в Царском Селе (1825–1830 гг.), «Готической капеллы» в парке Александрия (1834 г.), статуи евангелистов для домовой церкви Академии художеств.

К числу значимых петербургских работ должно быть отнесено и продолжавшееся на протяжении многих лет участие мастера в скульптурном оформлении Зимнего дворца и Нового Эрмитажа, где им исполнены скульптурные группы древнерусских воинов со знаменами в Гербовом зале Зимнего дворца (1828 г., совместно с Н. А. Токаревым; восстановлены после пожара Ю. Штрейхенбергом); статуи, изображающие Ветхий и Новый Заветы, и фигуры кариатид в Большом соборе (1839 г., из папье-маше); скульптурное убранство Александровского зала (1839–1840 гг.), четыре статуи муз и рельеф «Триумф Траяна» на парадной лестнице половины наследника цесаревича (1840 г., Октябрьский подъезд; совместно с П. В. Свинцовым); статуи Джованни Пихлера, Диоскурида, Смилида и Оната для фасада Нового Эрмитажа (1841–1846 гг., по моделям Л. Шванталера и И. Гальбига; последние две статуи заканчивал А. И. Теребенев).