Путь Дзэн - Алан Уотс

Хуэй-ко не раз просил Бодхидхарму дать ему наставления, но все время получал отказ. Однако он продолжал сидеть в медитации у входа в пещеру Бодхидхармы, терпеливо ожидая на снегу, когда тот сжалится. Наконец, доведенный до отчаяния, он отсек себе левую руку и преподнес ее учителю как доказательство своей беспримерной искренности. Тогда Бодхидхарма, наконец, спросил Хуэй-ко, что ему надо.

«У меня нет в уме (синь) покоя, — сказал Хуэй-ко. — Пожалуйста, успокой мой ум».

«Вытащи его и покажи его мне, — ответил Бодхидхарма, — тогда я успокою его».

«Но когда я начинаю искать свой ум, — возразил Хуэй-ко, — я никак не могу обнаружить его».

«Ну вот, — рявкнул Бодхидхарма, — я и успокоил твой ум».

В это момент у Хуэй-ко и произошло просветление, его дунь-у или сатори, так что этот разговор призван служить первым образцом того, что стало характерным приемом обучения в Дзэн. Это образец вень-да (по-японски — мондо) или «вопроса-ответа», иногда весьма приблизительно переводимого как «дзэнская история». Большая часть литературы Дзэн состоит из таких анекдотов — причем многие из них гораздо менее понятны, чем этот. Их цель — ввергнуть вопрошающего в некое внезапное озарение или же испытать глубину его интуиции. Поэтому эти диалоги нельзя «объяснить», не испортив их эффекта. В каком-то смысле они подобны анекдотам, которые не вызовут ожидаемого смеха, если «соль» их требует специального разъяснения. Его или понимаешь сразу, или не поймешь вообще.

Следует учесть, что эти анекдоты лишь изредка имеют символический характер, и даже когда это так, — не это свойство в них главное. Так бывает, когда диалог содержит аллюзии, памятные обоим участникам. Но в противоположность комментариям, которые дает Жерне [40], я не считаю, что соль мондо в передаче неких буддийских истин с помощью символов. Сатори, которыми они очень часто увенчиваются, ни в коем случае не является простым нахождением решения загадки. Что бы ни делал и ни говорил учитель Дзэн — это всегда прямое и спонтанное выражение его «таковости», его природы Будды, и поэтому то, что он «выдаст», — не символ ее, а она сама. Дзэн-буддийское общение — это «прямое указание» в соответствии с принципами Дзэн, суммированными в традиционном четверостишии:

Быть вне учения и за пределамитрадиции,Не опираться ни на слова, ни насимволы.Указывать прямо в ум человекаУвидеть собственную природу и достичьпросветления[42].

Преемником Хуэй-ко, по преданию, был монах Сэн-цань (ум. 607 г.), и их первый разговор имеет ту же форму, что диалог Хуэй-ко с Бодхидхармой. Только Сэн- цань просил у учителя не покоя ума, а «очищения от заблуждений». Ему приписывают знаменитое стихотворение под названием «Синь-синь Мин» — «Трактат о вере в ум[43]». Если Сэн-цань действительно является его автором, то это первая отчетливая и ясная формулировка Дзэн. Даосская окраска его ощущается с первых строчек:

Совершенное Дао — легко,Нужно только избегать осуществлениявыбора.

И далее:

Следуй своей природе и будь в гармонии сДао;Двигайся вперед и перестаньбеспокоится.Если твои мысли связаны, ты портишьто, что подлинно…Не будь противником мира чувств,Ибо когда ты им не противишься,Оказывается, что это то же самое, чтосовершенное Просветление.Мудрец ни к чему не устремляется(у-вей),Невежественный человек сам себясвязывает…Если трудишься над своим умом спомощью ума,Как избежать тебе невероятногозаблуждения?[44]

Это стихотворение не только изобилует такими даосскими выражениями, как у-вей и цзы-жень (спонтанность). Его основной принцип — даосский: оставь ум в покое, предоставь ему свободу следовать своей собственной природе — в противоположность последовательно индийской позиции, где ум взят под строгий контроль и чувственный опыт исключается.

Четвертым патриархом Дзэн вслед за Сэн-ца-нем стал, как утверждает легенда, Дао-синь (579-652 гг.). Он пришел к Сэн-цаню с вопросом:

— Каким способом можно достичь освобождения?

— Кто связал тебя? — спросил Сэн-цань.

— Никто меня не связывал.

— Тогда зачем ты стремишься к освобождению?

И это было моментом сатори Дао-синя. Книга «Чуэн Дэн Лу» передает очаровательный рассказ о встрече Дао-синя с мудрецом Фа-юнем, который жил в уединенном храме на горе Нью-тоу и был таким праведником, что птицы подносили ему в дар цветы. Во время их разговора зарычал дикий зверь, и Дао-синь вскочил на ноги. Тогда Фа-юнь заметил: «Я вижу, это еще есть в тебе», — подразумевая, вероятно, инстинктивную «страсть» — (клеша) страх. Вскоре после этого, оставшись один, Дао-синь начертил китайский иероглиф «Будда» на камне, где Фа-юнь имел обыкновение сидеть. Вернувшись, Фа-юнь захотел сесть, но увидел сакральное Имя и не решался сесть. «Я вижу, — сказал Дао-синь, — это еще есть в тебе». При этих словах Фа-юнь полностью пробудился… и птицы перестали носить ему цветы.

Пятым патриархом — и здесь мы вступаем на более достоверную историческую почву — был Хун-жань (601-75). При первой встрече с Хун-жанем тогдашний патриарх спросил:

— Как твое имя (син)?

— У меня есть природа (син) — отвечал Хун-жень, играя словами, — но это не обычная природа.

— Каково же твое имя, — настаивал Патриарх, не уловив игры слов.

— Это природа Будды.

— Значит у тебя нет имени?

— Конечно, потому что эта природа — пуста [2 гл. З].

Хун-жань был, видимо, первым патриархом, который приобрел много последователей, ибо рассказывают, что он руководил монашеской общиной человек в пятьсот в монастыре на горе Желтой Сливы (Ван-мэй Шань), в восточной части современного Хупеха. Однако его далеко затмил ближайший его преемник Хуэй-нен (637–713), чья жизнь и учение знаменуют подлинное начало истинно китайского Дзэн, того Дзэн, который затем и процветал в течение двухсот лет царствования династии Тан (приблизительно 700–900 гг.); эпохи, получившей название «эпохи деятельного Дзэн».

Не следует, однако, забывать и о современниках Хуэй-нена, так как он жил в период, который был чрезвычайно продуктивен для китайского буддизма в целом. В 645 г. вернулся из Индии великий путешественник и переводчик Схань-цзан и начал разъяснять в Шанхае доктрину Йогачары — виджняптиматру — «только представление». Его бывший ученик Фа-цзэн (643–712 гг.) в эти же годы создавал весьма важную школу Ху-Янь (по-японски Кегон), опиравшуюся на Аватамсака Сутру, и это учение впоследствии стало официальной философией Дзэн. Следует также вспомнить, что совсем незадолго до этих двух ученых Чжи-кай (536-96 гг.) написал свой замечательный трактат «Методы остановки и созерцания в Махаяне», где описывалось фундаментальное учение школы Тянь-тай, во многих отношениях очень близкое Дзэн. Трактат Чжи-кая предвосхищает доктрину Хуэй-нена и некоторых из его ближайших преемников.

Рассказывают, что Хуэй-нен получил свое первое просветление, когда еще мальчиком услыхал чтение Ваджрачхедики. Он тут же отправился в монастырь Хун-жаня на горе Ван-мей, чтобы укрепиться в своих намерениях и получить дальнейшие наставления. Заметим (в дальнейшем это пригодится), что его первое сатори произошло спонтанно, без помощи учителя, и что легенда рисует его как неграмотного крестьянина, прибывшего откуда-то из под Кантона. Видимо, Хун-жань сразу же оценил глубину его интуиции, но опасаясь, как бы низкое происхождение не сделало Хуэй-нена нежелательной фигурой в обществе ученых монахов, Патриарх послал его работать на кухне.

Спустя некоторое время Хун-жань объявил, что ищет себе преемника, которому и передаст власть вместе с символами: одеянием и чашей для подаяния (по преданию, когда-то принадлежавшей самому Будде). Этих предметов будет удостоен тот, кто представит лучшее стихотворение, выражающее его собственное понимание буддизма. Главным монахом в общине был в то время некий Шень-сю, и все, естественно, ожидали, что власть перейдет к нему, так что и не пытались с ним соперничать.