Честь - Георгий Ишевский

. . . . . . . . . . . .

Через неделю Катя уехала в Париж… Молодость потянуло к молодости и для совершенствования в французском языке она поступила в Сорбону. Она быстро вошла в круг разноплеменной, веселой молодежи, с некоторыми быстро сдружилась, слушала лекции, а в полдень мчалась с друзьями в вагоне подземной дороги, куда то за площадь Конкорд, в маленький студенческий ресторанчик, или съедала свой завтрак ка скамейке Люксембургского сада под статуей французской королевы. Излюбленным местом мисс Френч был Лувр, где ока восхищалась древнегреческой, египетской, ассиро-вавилонской живописью и скульптурой и никогда не чувствовала себя одинокой. Через год она не надолго приехала в Киндяковку, повидать родителей, но обуреваемая ненасытной жаждой знаний, снова уехала во Францию.

В 30 лет мисс Френч потеряла родителей и вернулась на постоянное жительство в Киндяковку. После шумного Парижа, Киндяковка показалась ей тихой монашеской кельей. Бунтующей, кипучей натуре мисс Френч скоро наскучило жить с умершими тенями прошлого, и она переехала в город. На Покровской улице, она купила Ермоловский особняк и весь его переделала в западно-европейском вкусе. По примеру деда и бабушки, матери и отца, дом Екатерины Максимилиановны Френч был всегда открыт для писателей, ученых, поэтов, музыкантов, художников и артистов. Из этого дома рекой доброты текла благотворительность… Один раз в году, обязательно на Пасху, мисс Френч давала пышный бал для кадет выпускного класса и местных гимназисток.

НА КАТКЕ

Брагин и Упорников считались лучшими конькобежцами своего класса и, возможно, если бы было устроено соревнование, то и всего корпуса. Они оба специализировались на фигурном катании, а Брагин, крепкий, приземистый, с сильными ногами, помимо всего, был помешан на прыжках. Его передний, задний и двойной прыжок выполнялись им с такой четкостью и изяществом, что вызывали неподдельное восхищение кадет и порождали целый ряд последователей, все же не могущих добиться той виртуозности, которой владел Брагин. Он это знал и любил изредка блеснуть и сорвать шумные аплодисменты на городском катке, где посетителями были не только кадеты, а и гимназисты, реалисты, а главное — знакомые и незнакомые якубовки и мариинки.

Городской каток занимал большую площадь на Новом Венце. Он содержался отцами города и, надо отдать справедливость, содержался в идеальном порядке все месяцы длительной зимы. Было воскресенье… Стоял ясный солнечный день уходящей зимы, один из тех дней, когда яркое солнце уже не крепит мороза, а постепенно отпускает его. В такие дни с крыш еще не капает, дороги не чернеют, как весной, а лед на катке сохраняет свою крепость. Друзья пришли на каток около 3-х часов дня. В просторной теплушке — смех, говор, улыбки… Одни торопятся надеть коньки, другие — снять, третьи просто отогреваются у большой печки-голландки. Друзья быстро сбрасывают шинели, надевают коньки, фигурные — «Яхт-клуб» и с достоинством, присущим хорошим конькобежцам, сбегают по ступенькам на хрустящий под острыми коньками лед. Они идут ровным размашистым бегом, все время увеличивая его скорость. Но вот навстречу плавно несется серая юбочка Верочки Глазенап, и Упорников, сделав какой-то вольт в обратную сторону, уже скользит по льду возле нее. Дальнейший путь Брагин идет один, упругие, разогревшиеся от бега ноги легче посылают вперед его молодое тело, а на лице он чувствует прохладное дыхание мороза. На полном ходу он сворачивает на специально отведенное для фигурного катания место. Здесь никогда не бывает много спортсменов, но каждая четко исполненная новая фигура встречается апплодисментами присутствующих. «Двойной прыжок», мелькнуло в мозгу, и эластичное тело Брагина от переднего прыжка легко падает на одну правую ногу, снова выпрямляется и, после безукоризненно сделанного заднего прыжка, падает на левую свободную ногу, и по инерции быстро несется назад.

«Молодчина Брагин», молнией пронеслось в голове. Сейчас апплодисменты… вот… вот… они уже начинаются… Я уже слышу их… и он чувствует, что падает на что-то мягкое, а воздух режет чей-то звонкий смех. Чьи-то каштановые, с бронзовым отливом, волосы защекотали его лицо, чьи-то полуоткрытые теплые губы коснулись его щеки… и два темно синего бархата насмешливых глаза смотрят на него.

Он вскочил… Перед глазами на мгновение мелькнули две стройные ножки, обтянутые тонкими, плотной вязки, чулками, а по неровным складкам широкой черной юбки скользнули белые, как пена, кружева… Девушка села, стыдливо поправила юбку. Брагин помог ей встать.

— Прошу простить мне мою неуклюжесть, — с неподдельным раскаянием сказал он и, беря руку под козырек, добавил: — Брагин.

— Нет, не прощу, — лукаво улыбаясь, ответила цевушка, смахивая с юбки снежную пыль и, копируя Брагина, весело сказала: — Гедвилло.

— Вы не ушиблись?

— Немного… вот здесь, — указывая на колено правой ноги, капризно проронила незнакомка, кокетливо приподняв юбочку.

— Прелесть, — подумал Брагин.

— Чем могу я заслужить ваше извинение?

— Строгим наказанием, — лаконически ответила девушка, заправляя под пушистую белую шапочку непокорный локон волос и, вскинув на Брагина свои смеющиеся глаза, добавила: — Вы сейчас же должны покинуть каток.

— Подчиняюсь… Быть наказанным вами — это счастье, которое дано не каждому… До свидания, — закончил он и, круто повернув, широкими бросками заскользил по льду.

— Брагин! — услышал он окрик сзади себя и, повернувшись, увидел, как очаровательная незнакомка с протянутыми вперед руками бежала к нему. Она не рассчитала скорости движения и попала прямо в объятия Брагина.

— Я передумала… Я хочу немного смягчить ваше наказание, — освобождаясь сказала девушка, как-то по детски капризно приподняв верхнюю губку.

— Богиня, я весь в вашей власти, — несколько театрально произнес Брагин, низко склоняя голову.

— Сегодня… вы должны кататься только со мной… Должны забыть всех ваших Наташ, Зиночек, Валичек, Любочек…

— Но, ведь это счастье, а не наказание…

— Нет, наказание, потому что я плохо катаюсь…

«Все равно счастье», — подумал, но не сказал Брагин.

Они взялись за руки, крест на крест, и уже скользят по ледяному полю катка. По нескольким броскам Брагин узнает лукавство и с радостью чувствует в партнерше отличную конькобежицу. Он увеличивает ход и, словно для согласованною баланса, временами сжимает в своей большой руке маленькую ручку случайной знакомки. Они в такт движения то отдаляются, то близко касаются друг друга, и тогда Брагин совсем близко чувствует ее теплое дыхание, от которого так приятно кружится голова.

— А как ваше имя? — спрашивает он.

— Маша… А ваше?

— Георгий.

— Жоржик, — тепло поправляет Маша, слегка, может быть случайно, пожимая руку Брагина. Ток какого-то приятного тепла пронизал все тело Брагина от этого чуть ощутимого пожатья.

— Не устали… Маша?

— Не совсем… Жоржик… С вами так хорошо… кататься. А если хотите, отдохнем… вон там, на скамеечке…

Едва они успели опуститься на скамейку, оркестр заиграл вальс.

— Вы танцуете? — оживленно спросила Маша.

— Так же плохо, как вы катаетесь, — с улыбкой отвечает Брагин.

— Пойдемте… скорее, скорее, — тормошит Брагина за обшлаг мундира возбужденная Маша. Она грациозно кладет руку на плечо Брагина, так что ее пушистая перчатка приятно щекочет его шею. Он обнимает ее тонкую талью, и они мягко плывут в такт вальса. Она инстинктом чувствует движения Брагина, повинуется ему, и они скользят по льду законченными изящными па вальса, останавливая на себе внимание публики.

— Этого вальса я никогда не забуду, — тихо, почти касаясь маленького ушка Маши, шепчет Брагин, чуть сильнее прижимая к себе ее хрупкое тело, завуалированное складками черного бархата.

— Вы хорошо танцуете… Мне не было так удобно еще ни с кем, — отвечает Маша, и Брагин видит, как алая краска застенчивости заливает ее прекрасное лицо. Темп вальса замедляется… Они опускаются на скамейку. К ним на полном ходу подлетает Упорников с Верочкой Глазенап.

— Великолепно! Великолепно! Я все время следил за вами… Георгий, что же ты нас не знакомишь? — и, не дожидаясь, сам представляется Маше, знакомит ее с Верочкой.

— Следующий вальс со мной… Вы увидите, что это будет за вальс… ну, какой же Георгий танцор…

— С удовольствием, — отвечает Маша, подарив Упорникова чарующей улыбкой.

— Между прочим, господа, что вы сегодня вечером делаете?.. Пойдемте к нам… Папа и мама будут очень рады… Мы всего три недели, как приехали в Симбирск. Папа назначен сюда начальником почтово-телеграфной конторы. Мы приехали из Вильно и еще никого здесь не знаем, — с капризной грустью закончила Маша. Все с радостью согласились, и волна неподдельного молодого веселья охватила всех. Смеялись, шутили, много катались, менялись партнерами. Последний вальс Упорников с энтузиазмом танцовал с Машей, а Брагин без энтузиазма с Верочкой Глазенап.