Ударный рефлекс - Сергей Зверев

Вечером в палату к девушке зашел лечащий врач. Оценив состояние пациентки, он нашел его удовлетворительным.

– Сейчас к тебе из милиции придут, – сообщил он. – Ты уж извини, но на нас очень сильно давят. Того душегуба они поймали, им дело закрывать надо, так что пришлось согласиться. Просто зададут тебе несколько вопросов. Не против?

Больная едва заметно кивнула.

– Голова не болит? Вот и хорошо. Я им сказал, чтобы тебя долгими беседами не утомляли... Три, максимум четыре вопроса.

Девушка в знак согласия прикрыла веки.

– Они еще днем приехать хотели, да я им запретил – спала ты, будить не хотелось. Ладно... Я тут тебе витаминов принес, – с этими словами доктор извлек из кармана халата несколько краснобоких яблок и, положив их на тумбочке рядом с койкой, поднялся. – Если не сможешь с милицией говорить, если устанешь – дай как-нибудь знать... Ну, глаза закрой или к стенке отвернись. Буду рядом, если что. Я их уже предупредил.

Врач ушел, неслышно закрыв за собой дверь. А больная, осторожно поднявшись с кровати, накинула на плечи казенный халатик цвета кофе с молоком и подошла к окну. Поднялась на цыпочки, подтянулась за подоконник, глянула вниз...

На улице царили густые сумерки. Слева, на фоне яркого света уличных фонарей, белели бетонные парапеты, ограждавшие идущую в гору дорожку. Справа темнели крыши приземистых строений с торчащими из них геометрически-правильными антеннами, неуловимо напоминающими мертвые деревца. Их было много, целый лес.

В голове внезапно зашумело – будто бы прибой накатывался на прибрежную гальку: ш-ш-ш-ш... ш-ш-ш-ш... Потерев ладонями виски, девушка выглянула вниз. Бетонную площадку под окном только что лизнули два желтых конуса автомобильных фар. Вскоре из чернильной тьмы выплыл «УАЗ» в боевой милицейской раскраске. Скрипнув тормозами, хлопнула дверка, и сквозь открытую форточку до слуха девушки донесся резкий голос:

– Выводи!..

Милицейский «уазик» привез в горбольницу подследственного Илью Корнилова. Как указывалось в служебной путевке – «для процедуры опознания». Учитывая тяжесть вменяемых ему преступлений, менты приняли обычные предосторожности: левая рука Корнилова была накрепко пристегнута наручниками к правому запястью сержанта.

Разминая отекшие от долгого сидения ноги, Илья вышел из машины. Следом вышли и остальные: заместитель начальника ялтинского угрозыска и двое оперативников. Следователя Патрикеева не было – буквально за полчаса до поездки его срочно вызвало начальство в симферопольскую прокуратуру. Как ни был раздосадован Юрий Александрович этим вызовом, как ни пытался отвертеться, приказ руководства прозвучал категорично и потому не мог быть проигнорирован.

Яркое электричество больничных окон слепило, и Корнилов, привыкший в чреве «уазика» почти к абсолютной темноте, невольно зажмурился. Конечно же, Илья волновался перед встречей: он не видел невесту больше недели. Однако встреча эта, по его мнению, должна была расставить все точки над «і».

Выщербленные ступеньки, ярко освещенный вестибюль, затаенный ужас в глазах медсестры, увидевшей «ялтинского маньяка» в наручниках, пронзительный запах лекарств, безжизненные больничные коридоры, скрип линолеума под подошвами...

Следуя за сержантом, Корнилов невзначай повернул голову влево, механически фиксируя взглядом приоткрытую дверь в туалет, и почему-то совершенно некстати подумал: такого чистого унитаза он не видел уже целую вечность – четыре дня. Да и решеток на стеклах в туалете не было, и это выглядело непривычно...

Одиночная палата, где лежала Оксана, находилась на третьем этаже, в самом конце коридора. Первый оперативник извлек видеокамеру – ведь «опознание» предполагало видеофиксацию для будущего суда. Второй ненадолго исчез, а затем вернулся со стопкой белых халатов в руках и в сопровождении лечащего врача.

– Без этого не положено, таков порядок, – пояснил доктор и открыл дверь палаты.

Черный проем окна с жидкой занавеской, белые стены, перечеркнутые черным штативом капельницы, казенная металлическая кровать с полосатым матрасом...

Илья не сразу узнал Оксану. И немудрено: голова девушки была перевязана бинтом, и лишь кончики волос выглядывали из-под марли. Щеки девушки ввалились, нос заострился, а ссадина на подбородке, уже почерневшая, выглядела жутко и неестественно, будто нарисованная. Веки Оксаны были смежены – видимо, она дремала.

Один из оперативников вопросительно взглянул на врача – мол, можно приступать?

– Девушка, – милиционер осторожно тронул больную за плечо, – вы спите?

Оксана открыла глаза, испуганно взглянула на незнакомого человека.

– Мы из милиции... Извините за беспокойство, мы не будем вас утомлять... Всего несколько вопросов.

Приподнявшись на локте, больная непонимающе взглянула на группу людей у входа. Оперативник поднес к лицу камеру и скомандовал:

– Подведи клиента ближе к потерпевшей, снимать неудобно!

Глядя на Оксану, Илья с трудом сдерживался, чтобы не прослезиться. На кончике языка вертелось восклицание: «Оксана, ну скажи что-нибудь!..», и Корнилову стоило немалых трудов промолчать.

Того, что произошло несколькими секундами спустя, не ожидал ни доктор, ни милиционеры, ни, конечно же, сам Илья. При виде арестованного больная тоненько вскрикнула и беспомощно вскинула руки, будто бы не веря в реальность увиденного и даже отталкивая от себя парня. Ее худенькие плечи неожиданно затряслись от рыданий.

– Извините, но вам теперь лучше всего удалиться, – лечащий врач поджал губы, – у нее сейчас сильнейшее нервное потрясение... Да уведите же отсюда этого урода! Вы что – не видите?!

Меньше чем через минуту подследственный и милиционеры уже стояли в коридоре.

– Боюсь, ничего у вас сегодня не выйдет, – осторожно затворяя за собой дверь палаты, промолвил врач. – Вы что, не понимаете?

– По-моему, и так все ясно, – замначальника угрозыска с многозначительным видом покачал головой.

– Ну что, сука, – и дальше будем втирать очки, будто бы она твоя невеста? – поинтересовался другой, пряча камеру. – Или начнем показания давать?.. Камень с души снимать, а точней, вынимать его из-за пазухи?

Корнилов промолчал. Что толку объяснять правоохранителям, что Оксана пережила такое, чего и врагу не пожелаешь. Рассудок ее помутнен, и реакция на появление Ильи в наручниках вполне объяснима. Но и ментов можно понять: ведь им хочется трактовать увиденное в свою пользу! И никто теперь его не спасет, никто не поможет.

И тут он сообразил: то есть как это «никто не спасет?» Уж если все обстоятельства сложились против него, то единственный выход – помочь себе самому. С войны живым вернулся, а тут какие-то курортные менты... Не страшней кавказских боевиков!

Бежать, бежать, бежать любой ценой! Хуже, чем теперь, все равно не будет. Еще несколько дней – и его «запрессуют» или менты, или уголовники.

Но как отсюда бежать? И тут кстати вспомнилось: туалет, открытая дверь в него из этого коридора!

– Пошли! – сержант резко дернул рукой, пристегнутой к запястью подследственного.

Стеклянные двери, коридорные столики для дежурных медсестер, сухой скрип линолеума под ногами... А вон и узкая полоса света из проема приоткрытой двери туалета. Ну что – была не была!

– Товарищ сержант, – заныл Илья, – что-то живот схватило... Можно в туалет?

– Ничего, до ИВС дотерпишь.

– Боюсь, не доеду... – Корнилов заскрипел зубами. – Понос.

Поводырь вопросительно взглянул на начальника.

– Ладно, – проговорил тот снисходительно. – Отведите его на очко, а то он и впрямь всю машину обделает!

– Мне тоже с ним? Там, правда, сортир очень тесный.

– Сними с него браслеты. Третий этаж, не убежишь. Да и куда ему с подводной-то лодки деться?

Щелкнул замочек наручников. Илья захрустел затекшим запястьем.

– Дверь не закрывай! – потребовал сержант. – Оставь проем, чтобы мы тебя видели.

– Ага, – прокряхтел Илья, делая вид что расстегивает брюки.

Голова сержанта маячила в двух шагах, в проеме приоткрытой двери. Его нога, обутая в шнурованный ботинок, стояла в проходе, блокируя дверь на тот случай, если подследственный захочет закрыться изнутри. Корнилов быстро осмотрелся. В углу туалетной кабинки, справа от унитаза, стояло несколько деревянных швабр, тускло поблескивало цинковое ведро с устрашающей надписью «Для хирургических отходов», висели на батарее влажные тряпки из мешковины.

– Давай быстрей, у меня дежурство заканчивается, – потребовал сержант.

Илья понимал: действовать следует предельно быстро, на опережение. Ведь менты, стоящие за дверью, к концу рабочего дня устали: жара, поездка по городу, бесконечные оформления документов...

Корнилов осторожно приподнял швабру и, не сводя глаз с двери, резко ударил ее черенком по ноге в ботинке, блокировавшей дверь. От неожиданности сержант одернул ногу, и Корнилов тут же навалился на дверь всем корпусом, мгновенно щелкнул шпингалетом и вскочил на унитаз.