Последний вираж штрафбата - Антон Кротков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда и ты тоже в своем университете должна вести себя как чужая невеста, — изображая строгого мужа, потребовал Игорь. — Чтобы после последней лекции сразу ехала домой! Никаких посиделок в тесной студенческой компании.
— Как же так, милый! — воскликнула Марина. — Мы сегодня с девчонками собирались после второй пары смыться в нашу любимую «Шоколадницу» на Октябрьской. Неужели запретишь мне полакомиться моими любимыми блинчиками с шоколадной начинкой.
— Ладно, что я, зверь, — смилостивился молодой человек. — Два блинчика разрешаю в виде исключения, но затем сразу домой. Второй блин дожуешь на ходу.
— Слушаюсь, мой лейтенант! Ваше великодушие заслуживает награды, и вечером вы ее получите. Надеюсь, билеты в кино вы взяли на последний ряд?
Игорь так увлекся игривым разговором с возлюбленной, что совсем забыл, зачем он здесь. К действительности его вернули автобусные гудки. Экипаж ожидал Нефедова в аэродромном «пазике».[18] Как только Игорь заскочил в автобус, тот тут же тронулся с места. Вскоре они выехали на бетонку и покатили вдоль самолетных стоянок. Кабины бомбардировщиков были зачехлены, чтобы скрыть от постороннего взгляда секретное оборудование.
Нефедов вместе со штурманом Вячеславом Мячиковым уселся на диванчик в задней части салона. Остальные же члены экипажа расположились рядом с водителем. Там впереди балагур-бортинженер травил очередной анекдот. Периодически его рассказ прерывался взрывами слушательского хохота. Но и сидящий рядом с Нефедовым парень оказался мастером по части баек. Когда Игорь спросил Мячикова, почему их командир, которому, наверное, уже под полтинник, до сих пор ходит в майорах, радист сделал загадочное лицо и объявил:
— О, это трагическая история! У нас о ней в дальней авиации все знают. — Однако, несмотря на якобы общеизвестность анонсированного случая, Мячиков все же доверительно понизил голос: — Наш старик давно бы уже дивизией командовал. Знаешь, какой он талантливый мужик! Одно слово: Командор! Да «Кукурузник» ему не смог простить нарушение субординации.
Славик на полном серьезе принялся красочно, с обилием достоверных подробностей рассказывать, как однажды Кабаненко вызвали на совещание, на котором должен был присутствовать сам Генсек. Министерство обороны устроило встречу буквально помешанного на ракетах Хрущева с лучшими представителями Ракетных войск стратегического назначения и дальней авиации.
После того как прозвучали доклады, собравшиеся повалили из зала заседаний в банкетный зал. Столы ломились от угощений, из выпивки же была только водка. Хотя на встречах первых лиц государства с представителями творческой интеллигенции гостей баловали и тонкими винами, и коньячком. Но якобы сам Хрущев распорядился, чтобы с военными все было «по-простому».
В середине банкета многие повалили в уборную. Кабаненко тоже. А там очередь, причем нешуточная. Организаторы весьма расстарались насчет угощения, но как-то упустили из виду другую, не менее важную физиологическую потребность много евших и пивших гостей.
— Минут двадцать он простоял…
Сержант вдруг запнулся на полуслове и настороженно покосился на сидящего впереди командира. Впрочем, словоохотливый радист зря опасался обвинений в излишней болтливости. Из-за громкой музыки и смеха его слов все равно никто, кроме Игоря, услышать не мог. Тем не менее Мячиков еще больше понизил голос и увлеченно продолжил свое повествование. Заполучив в лице новичка благодарного слушателя, азартный рассказчик остановиться уже не мог.
— Наконец подошла очередь нашего Командора. Только он к писсуару, а тут сам Хрущев вальяжно входит в сопровождении свиты. Все вокруг сразу угодливо зажужжали: «Проходите, Никита Сергеевич» — без очереди важного барина к писсуару пропускают. А Хрущев тогда большого демократа из себя изображал. «Да нет, что вы, что вы, я постою», — скромно так отвечает лизоблюдам, уже почти расчистившим ему дорогу к писсуару. Тут нашего командира сомнение взяло: с одной стороны, вроде как неудобно стоять спиной к Верховному главнокомандующему. А с другой — не на параде. А в уборной все равны. И противно ему стало подхалимажем заниматься.
Одним словом, решил летчик проявить принципиальность: «Вначале я, а Генсек пускай подождет». Пока он делал свое дело, чувствовал дыхание ожидающего своей очереди Хрущева, ловил злобные взгляды, которые бросали на нахала набившиеся в уборную маршалы и партийные вожди.
Очень смешно об этом Мячиков рассказывал. Благодаря его таланту представить в лицах всех участников комичной сценки Нефедов ярко видел и переминающегося с ноги на ногу, сопящего от напряжения Генсека, и размышляющего у заветного керамического изделия Кабаненко.
— После этого случая перестали его двигать по службе, хотя до того совещания он одним из первых в дивизии шел, — трагическим тоном закончил рассказ Славик. Но не прошло и минуты, как простоватое лицо радиста вновь расцвело:
— Зато нам повезло с командиром. Во, гляди!
Славик выставил напоказ запястье, на котором красовались часы модной марки «Ракета» в белом металлическом корпусе. Малая партия этих хронометров была выпущена по спецзаказу Министерства обороны для премирования военнослужащих, отличившихся в ходе крупных летно-тактических учений. Циферблат был украшен символикой ВВС. Игорь и сам мечтал иметь такие же. Но в продаже они бывали редко, да и стоили порядочно. Нефедов где-то читал, что «Ракета» экспортируется в 30 стран мира. Даже швейцарцы оценили точность хода и щегольской дизайн лучших советских наручных часов.
Славик небрежно расстегнул кожаный ремешок, чтобы продемонстрировать собеседнику дарственную надпись на обратной стороне сверхтонкого часового корпуса: «За образцовое выполнение важного задания командования».
— У остальных ребят почти такие же, только позолоченные! — стараясь говорить солидным баритоном, пояснил паренек. — Так что сам понимаешь: попасть в такой экипаж, это я тебе скажу, редкая удача. Я вообще везунчик.
Радист плавно перешел к рассказу о том, что ему всю жизнь удивительным образом фартило. В качестве примера он тут же привел историю про то, как однажды еще школьником отправился с приятелями в близлежащий лес, где после войны в земле осталось много старых боеприпасов. Мальчишки выпаривали из гильз и неразорвавшихся снарядов взрывчатку и глушили рыбу либо продавали взрослым рыбакам. По ходу дела пацаны стали обсуждать недавнюю игру поселковой футбольной команды в домашнем матче против чемпионов района. Мячиков случайно брякнул дружкам, что ему очень понравились хавбек и голкипер гостей. За это трое одноклассников тут же накинулись на него с кулаками и хорошенько накостыляли за отсутствие патриотизма. В синяках и слезах избитый мальчуган поплелся домой. А через некоторое время за его спиной, в глубине леса сильно громыхнуло.
— Взрывом мины всех моих дружков разметало в клочья по поляне. А на мне ни царапины… — Славик вздохнул и пояснил: — Мне знакомый поп говорил, что ангел-хранитель у меня сильный. Так что я никогда не волнуюсь перед опасным делом. Когда в «учебке» к первому парашютному прыжку готовились, так многие парни всю ночь перед этим не спали. Рассказывали друг другу страшные случаи, как у кого-то там парашют не раскрылся. Кореш мой на завтрак из-за сильного мандража вообще ничего есть не мог. В самолете тоже потом многие тряслись. А мне хоть бы что. Я ведь знаю, что я везунчик. В крайнем случае, даже если парашют не раскроется, меня крылатый ангел подхватит и аккуратненько на землю поставит.
Слушая откровения ровесника, Игорь вдруг обратил внимание на трагический голос певицы, изливающийся из динамика подвешенной над водительским местом черно-желтой «Спидолы».[19]
Опустела без тебя Земля…Как мне несколько часов прожить?Так же падает в садах листва,И куда-то все спешат такси…
Это песня в исполнении Майи Кристалинской — «Нежность» — Игорю очень нравилась. Но насколько он знал, она была написана в память о погибшем в авиакатастрофе Гагарине. Поэтому теперь — за двадцать минут до взлета ее слова звучали не слишком веселым напутствием.
Между тем они подъехали к стоянке бомбардировщика, вокруг которого царила предполетная суета. Только что от самолета отъехал очередной автозаправщик. Самолет должен был принять в свои баки более 100 тонн топлива. Его место тут же занял «газик» АПА,[20] именуемый в просторечии «батарейкой».
Глава 8
Самолет, на котором предстояло лететь Игорю Нефедову, не имел опознавательных знаков. Номер данного «борта» также был скрыт под слоем свежей краски. Игорь остановился рассмотреть яркую эмблему на носу самолета — прямо под окошком пилотской кабины. К ней по приставной лестнице уже тоже поднимался техник с ведром и малярной кистью. Эмблема представляла собой неестественно длинную мускулистую руку. В ее пудовом кулаке была зажата горсть зигзагообразных молний.