Космопорт, 2014 № 01 (2) - Анна Бжезинская

Диего покивал головой, заново, с прищуром разглядывая лицо собеседника. Хорошее лицо: борода, густо побитая сединой, лысина в обрамлении остатков волос, пристальный взгляд умных глаз, морщины, свидетельствующие не о пороках, а о прожитых годах. Как ни поверни, получается апостол Пётр, хотя при желании можно изобразить и Иосифа.

Значит, святое семейство. Перед внутренним взором немедленно возникла фигура мадонны с младенцем на руках. Спасителю должно быть около года. Он стоит, обернувшись вполоборота, и тянется ручонкой к седой бороде Иосифа. А у того в глазах лукавство пополам с восторгом. По всему видать, Иосиф-настоящий — добрый человек и не станет возражать, если к его бороде потянется не божественный младенец, а обычный ниньо.

И всё же, некоторые сомнения остаются.

— Обычно Иосифа изображают человеком пожилым, но не в столь преклонных годах, как ваши…

— Но время идёт для всех, и библейский Иосиф тоже старился. Приходский священник рассказывал, что Иисус, прежде чем начать проповедь, работал в мастерской своего земного отца. Я хочу, чтобы картина была такой: Спаситель, совсем молодой, но уже и не младенец, лет двенадцати или пятнадцати, как вам покажется удобным, занят обычной плотницкой работой. А где-то в глубине мастерской трудится старик-отец. Ведь он должен состариться за эти двенадцать лет. Не надо никаких разверзшихся небес, Фаворского света и трубящих ангелов. Ангелам не интересно глядеть на плотницкую работу. Но мне кажется, что именно этот человеческий труд был первым шагом к труду божественному.

По всему видать, старый плотник много размышлял над волнующей его темой. Из таких происходят самые упорные еретики. Хорошо, что у этого мысли сосредоточились на картине.

Тонким углём на листе картона Диего набрасывал лицо плотника. Даже если заказа не будет, эскиз не пропадёт. Такому лицу отыщется место на любом полотне. Жаль, что ничего плотницкого в лице Иосифа нет, как и в лицах его библейского двойника, глядящих с тысячи картин. Какие изображения святого семейства ни возьми, всюду видим только богатые одежды и умиление во взоре. Плотника не разглядеть при всём желании.

Ну и задачку задал живописцу неожиданный посетитель!

Некоторое время Иосиф с удивлением смотрел на художника, потом удовлетворённо хмыкнул:

— Что вас обрадовало? — спросил Диего.

— Я понял, что вы делаете. Я ведь тоже, когда попадается сложный заказ, не принимаюсь рубить набело, а сначала примеряюсь так и этак. Но только после того, как получен задаток. Я завтра занесу вам деньги. Мне правильно сказали, что картина будет стоить тысячу реалов?

— Картины стоят по-разному. Случается, что и тысячи эскудо мало. Но наша картина ещё не написана, поэтому пусть будет тысяча реалов.

— Деньги я принесу завтра с утра.

— Сделаем иначе. Мне будет нужно делать наброски с плотницкой мастерской, и, полагаю, всего лучше подойдёт ваша мастерская. Надеюсь, я не слишком помешаю вам, если приду туда завтра с этюдником.

Мастерская Иосифа находилась за городскими стенами, неподалёку от Ворот Солнца. В дом можно было попасть, только пройдя под навесом, где стоял верстак, высокие козлы для продольной пилы, ещё какие-то станки, предназначения которых Диего не знал.

Солнце заглядывало под навес только вечером, и сейчас мастерская напоминала задник сцены, с эффектной игрой светотени, столь милой сердцу художника.

Иосиф, предупреждённый кем-то из соседей, поспешно вышел навстречу.

— Маэстро, прошу в дом…

— Погодите. Пока солнце в нужном положении, следует работать. Станьте сюда и делайте что-нибудь… хочу поглядеть, как это выглядит в натуре.

Иосиф отошёл вглубь мастерской, где у стены были сложены небольшие брёвнышки, отдельно тополевые, отдельно — дорогие, кипарисовые. Выбрал подходящее для какой-то его задумки, принялся затёсывать одну сторону. Топор негромко тюкал, щепки ровные, одна в одну, падали на землю. Казалось, работа делается сама по себе, а мастер лишь следит, чтобы всё было стройно.

Диего рисовал, торопясь поймать мгновение. Тонкий виноградный уголь с лёгким скрипом скользил по картону. Постаревший святой Иосиф как живой возникал в полутьме мастерской. И когда солнце, передвинувшись, заглянуло под навес, Диего едва зубами не скрипнул. Но что делать, он не Зевс и не Иисус Навин, солнечный диск ему не подвластен.

Домой Диего возвращался далеко за полдень. Сумка, которую он нёс, приятно тяготила руку. Тысяча серебряных реалов — изрядный вес, такой в кошель не сложишь и к поясу не привесишь.

На Пляса дель Соль царила привычная толкотня. Ходить здесь с большими деньгами не рекомендуется, хотя кто скажет, что лежит в сумке — серебро или бычьи кости, купленные на бойне и предназначенные любимой собаке?

Людское головращение достигало высшей степени у самых ворот, где располагался знаменитый фонтан Марибланка. День был жаркий, и мальчишки прямо в одежде плескались в фонтане. Хозяйки, пришедшие за водой, отгоняли сорванцов от струй, текущих из пастей четырёх дельфинов, и наполняли кувшины. Лучшая в Мадриде вода струилась в этом фонтане. Марибланка с высоты своего постамента глядела на городские предместья. Диего знал, что статуя изображает вовсе не мадонну, а языческую богиню любви, но попробовал бы кто сказать это простым испанцам… договорить неумному болтуну не дали бы.

Человек, которого искал художник, был заметен издали. Он сидел в позе блаженного безделья, опустив босые ноги в чашу фонтана. Лицо праздного сеньора, вопреки ожиданиям, привычно выражало томную муку, словно сидящий только что вышел из рук палача. Внешностью измученный сеньор тоже выделялся среди окружающих. Должно быть, христианнейшие короли, изгнавшие из Испании евреев, недостаточно старательно исполняли свои обеты, поскольку кудри сеньора отличались рыжевато-золотистым цветом, что так редко украшает испанцев, но частенько встречается среди иудеев. Впрочем, весь Мадрид мог подтвердить, что сеньор Руис, именно так звали сидящего, истинный испанец и добрый католик.

— Сеньор Диего! — вскричал Руис, заметив художника. — Я счастлив вас видеть!

Он вскочил так резко, что волны пошли по всему фонтану, и поклонился, прижимая руку к груди.

— Добрый день, — поздоровался Диего. — Как ваше здоровье?

— Какое здоровье может быть у того, кому ежедневно приходится висеть на кресте? Даже Иисуса распяли всего однажды, а меня распинали бессчетное число раз.

Руис был натурщиком, и все мадридские живописцы писали с него страсти Христовы, благо, что внешность у светловолосого испанца была самая подходящая. Руис давно свыкся со своей ролью. Он отрастил небольшую бородку, а страдальческое выражение не сходило с его лица даже в минуты довольства.