Порубежная война - Роберт Святополк-Мирский

Брат десятой заповеди, Член Верховной Рады,

Савва.

Глава шестая

СУДЬБА ВЛАСА БОЛЬШИХИНА (1486)

Когда из черной бездны пустоты и небытия сознание Медведева стало очень медленно и постепенно возвращаться, первым, что он осознал, было странное чувство, будто когда-то он уже испытывал точно такие же или очень похожие ощущения…

Снова звенели, переливаясь, колокольчики, будто в степной дали, и в то же время Василий как бы осознавал, что далекое степное прошлое давно позади, так что это никак не может быть Дикое поле, потому что после него было еще много-много разных событий. И вдруг он вспомнил…

Ага! Вот оно что — это замок Горваль… Князь Семен Бельский улыбнулся и повернул шар в подлокотнике кресла, а я рухнул в какую-то каменную бездну, ударился головой и потерял сознание… Нет, какой Бельский? Это же было очень давно, после этого была Анница, Ванечка, Настя… Что это? Где я?..

Медведев ощутил холодное прикосновение чего-то мокрого ко лбу, от чего назойливый звон бубенцов как бы слегка утих, и Василий попытался открыть глаза, с трудом приподняв невероятно тяжелые веки.

Кто это склонился надо мной? Ах да, Сафат, тот самый Сафат, который потом… Нет, какой Сафат? Это же не замок Горваль. Но кто же это такой, чье это лицо, будто знакомое, виденное когда-то давно…

Даже в этом тяжелом пограничном состоянии между небытием и возвращением к жизни феноменальная память Медведева работала безошибочно…

Да, конечно — это Влас Большихин… Ага… Значит мы в Новгороде… Нет, что за чертовщина? Это не я лежал с окровавленной головой, это Влас… Как же это было… какие-то люди напали на нас во дворе дома купца Манина, Ивашку ранили, но я с ними со всеми справился, а один убежал… Меня еще за эти подвиги Патрикеев в темницу усадил, но Филипп нашел этого сбежавшего Большихина, Влас рассказал как было дело, и с меня сняли обвинение. Да нет, это тоже было давно, и с тех пор я его больше не видел, потому что Филипп помог ему деньгами и, кажется, Влас с новой женой скрылся в Литве!

И вдруг ярко и отчетливо вернулась, словно обрушилась на голову, память и Василий сразу вспомнил все. В том числе и то, последнее, что он видел, перед тем как потерять сознание: шестопер, занесенный над головой Филиппа.

Да, конечно, это мы с Филиппом поехали к Аристотелеву, а там нас поджидали Воротынские! И вот образовалась заварушка, только при чем здесь Большихин, откуда он тут мог оказаться?

Поморщившись и непроизвольно застонав, Медведев повернул голову, пытаясь осмотреться.

Теперь сознание почти полностью вернулось к нему, и стало ясно почти все: Воротынские все же захватили их, и вот теперь Василий с окровавленной головой сидит, прочно привязанный к столбу, который представляет собой опору большого деревянного сарая, по-видимому, для хранения сена, потому что с прошлого года еще остались там и тут его остатки, а к другой опоре — такому же столбу — сидит привязанный Филипп Бартенев и сочувственно смотрит на него. Прошло, наверно, довольно много времени, потому что тогда был полдень, а сейчас уже вечер, судя по желтым лучам низкого солнца, пробивающимся сквозь щели в бревенчатых стенах сарая; словом, понятно почти все, кроме одного: откуда здесь взялся давным-давно забытый исчезнувший из жизни печальный неудачник Влас Большихин… Но это пустяки, это потом выясниться сейчас главное другое:

— Ты как, Филипп? — хрипло спросил Медведев.

— Да я то ничего, за тебя все переживаю. Боялся, как бы вовсе тебе голову не проломали, но раз очнулся и можешь внятно говорить, значит все нормально, и скоро мы с тобой отсюда выберемся. А твоя голова в этом деле нам очень пригодится, — Филипп говорил так, будто с ним ничего не случилось.

— Но мне, кажется, твоей голове тоже изрядно досталось: я помню шестопер, который над ней занесли?

— Шестопер? Какой шестопер? — удивился Филипп и тут же вспомнил, — ах да, кто-то, помню, действительно, замахивался, да я успел его руку перехватить и, кажется, сгоряча ее переломал. Но, ты уже без памяти был, не помнишь… Да я, Вася, после того шестопера почти всех раскидал, сеть порвал, тебя левой рукой поднял, через плечо перекинул, а правой все отбивался, но тут человек пять огромным бревном с ног меня сбили… Вот от этого бревна у меня на каких-то пару минут разум помутился, а когда очнулся, гляжу, — все! Лежим мы с тобой связанные, с ног до головы, прямо, как младенцы спеленатые… Но, слава тебе Господи, что ты очнулся… Мы с Власом за тебя переживали, но я вспомнил про твое знаменитое средство, которое когда-то блестяще вылечило мою рану в груди — слава Богу у тебя на шее кроме крестика и мешочек с ним висел… Влас намазал им твою рану, потом водичкой лоб протер — ты и очнулся!

— А Влас-то откуда здесь взялся?

— Влас, — Филипп огляделся и сказал шепотом, — Влас поможет нам выбраться отсюда. Ты ведь часов шесть был без сознания, ничего не знаешь! А за это время князья перевезли нас в свое имение — Воротынск!

— Послушай, так что получается? Мы сказали нашим, что если не вернемся…

— Завтра до полудня, — напомнил Филипп.

— То есть, только завтра в полдень они начнут собираться, — стал прикидывать Медведев, — на сборы им нужно время, допустим, на ночь выедут, это значит, будут здесь не раньше, чем утром послезавтра…

— И опоздают, потому что братцы Воротынские решили нас с тобой, как московских разбойников и захватчиков завтра в полдень прилюдно казнить прямо вон там, на площади, — Филипп мотнул головой куда-то в сторону. Но до этого времени мы отсюда выберемся — Бог во время послал нам Власа, и он тебе сейчас все расскажет…

— Да-да, расскажи, Влас, а то я вообще не пойму как ты-то тут очутился?

— Во-первых, Василий Иванович, я уже давно не Влас Большихин, а Ян Курилович, благодаря, между прочим, вашей доброте и рублю Филиппа Алексеевича…

— Ладно-ладно, забудь об этом, — смутился Филипп.

— Одним словом, мы с Пелагеей — она еще тогда беременна была — в Литву переехали. За деньги, что Филипп Алексеевич дал, нам один человека все нужные грамотки выправил и работу хорошую нашел. В общем, стали мы Яном и Яниной Куриловичами, а работу получили очень хорошую в доме купца одного. Янина горничной, а я, поскольку грамотен, всякими купеческими бумагами занимаюсь. Сыночек родился у нас — Филиппом вот назвали в память о Филиппе Алексеевиче… — Он тяжело вздохнул и на секунду задумался. Потом продолжал: — Да видно по всей жизни какой-то я невезучий. Вот, вроде, наладилось все, денежек с Пелагеей накопили, — купец, надо сказать, очень щедрый, хороший человек, да только тут новая напасть пришла с той стороны, с какой меньше всего ожидал… В общем, пока я по купеческим делам туда-сюда ездил, дома подолгу не бывал, стал вдруг замечать я, возвращаясь, что супруга моя Янина все больше и больше охладевать ко мне стала. А тут еще добрые люди — слуги в купеческом доме — помогли, как водится: рассказали, будто нарочно купец меня в дальние поездки посылает, приглянулась, мол, ему Пелагея моя, то бишь, Янина. Я не поверил, спросил у нее. Она у меня женщина честная, правдивая, так, мол, и так, говорит, действительно, пока тебя тут не было завязалась любовь у нас. И говорит, мол, сердце ее разрывается, потому что и ко мне привязана, и его вдруг полюбила, а я ей не удивляюсь — он человек статный, мужчина красивый и возраст подходящий — только сорок недавно исполнилось. «Что ж теперь делать будем?» — спрашиваю, а она: «Не знаю» — говорит. А тут вдруг купец меня снова в поездку посылает, вот сюда в Воротынск. Привез я по заказу братьев-князей товар кое-какой, ну, они мне денежки для купца передали, приняли нормально, и должен был я сегодня обратно ехать, а тут утром вдруг возвращаются откуда-то князья и вас привозят. Я, было, сначала едва не проговорился, что хорошо знаю вас, а потом язык прикусил, думаю, надо проведать. что и как, может и я вам помогу, как вы мне когда-то. А князь Семен Воротынский мне и говорит: «Схватили мы московских разбойников, которые землю нашу забрать хотели!» И еще добавил; «Это все из-за сестры, она за такого же московита замуж вышла, а эти, мол, дружки ее мужа.» В общем, я так понял, что сестру с ее мужем тогда же через рубеж, через речку Угру, в одних нательных рубахах отвезли без вещей и денег, чтобы, мол, в Московию пешком, как нищие, возвращались, а на вас они очень обозлились. Говорил Семен, будто вы много людей его убили и покалечили. Одним словом, решили они с братом казнить вас завтра смертной казнью. Палача уже нашли и топор точить велели, чтоб головы вам отрубить, но пока князей не было дома, я тут с одним слугой их близко сдружился — Денисом его зовут. Так вот у этого Дениса беда большая и деньги ему нужны, а взять неоткуда. А когда вас сюда посадили, Денис мне сказал, что сегодня в ночь его к вам в охрану поставят. Тут я и придумал выход: я предложил ему все деньги, которые от князей для купца получил — потом дома я из своих отложенных купцу верну — а деньги эти может и Дениске и вам жизнь спасут, как мне когда то деньги Филиппа Алексеевича… Только я обещал ему, что после того как ночью он поможет вам бежать, вы его с собой возьмете, чтоб мести князей ему избежать…