Маг без магии - Дмитрий Казаков

Не успела Йофрид как следует его разглядеть, как столб исчез, пропал с громким шипением. Вместе с ним с земли исчезла и буква, а огарок потерял цвет, став грязно-серым, словно обычная свеча.

Девушка поспешно повернулась к югу. Ритуал нельзя прерывать, а то вырвавшиеся из-под контроля силы уничтожат малоопытную заклинательницу, а заодно и лес на несколько верст вокруг.

Руки дрожали от напряжения, аромат лаванды назойливо проникал в ноздри, но вторая стихия не заставила себя ждать. Прямо из земли, из буквы Феарн, ударил столб светло-желтого пламени. Жар вынудил Йофрид зажмуриться, но лишь на миг.

Когда пламя погасло, слизнув последним алым языком свой символ, девушка, превозмогая накатившую слабость, повернулась лицом к закату. Глубоко вздохнула и заговорила вновь.

Падали слова, словно черные рыхлые комья в пасть могилы, и, повинуясь им, рос серый каменный столб, сложенный из плоских и гладких, словно шляпки грибов, камней.

Он почти достал до вершин деревьев и замер, грозя рухнуть, погрести под собой жалкого смертного, осмелившегося вызвать такую мощь. Камни грозно рокотали, почти рычали.

С глухим гулом накренился каменный столб и исчез, рухнул сам в себя, не оставив и следа.

От усталости тряслись руки. Йофрид чувствовала себя дряхлой старухой, взявшейся в одиночку корчевать дуб. Ноги подкашивались, горло немилосердно саднило, а запах лаванды вызывал тошноту.

Со стоном, ощущая, как скрипят суставы, она развернулась на север. Почти не слыша себя, начала читать последнюю часть заклинания, призыв Воды. Едва не плача от усталости, она шептала, но даже слабый голос порождал эхо. Казалось, некто могучий повторяет слова за спиной.

В лицо повеяло свежестью. Сквозь пелену пота и слез Йофрид увидела искрящийся водопад, рушащийся из пустоты и исчезающий в траве. Вода падала почти бесшумно, слышался лишь легкий плеск. По темно-синей глади стремительными рыбками скользили серебристые искры. Поверхность водопада колебалась, словно ткань под ветром.

Поток истончился и исчез в один миг. Вслед за ним вспыхнул белизной и пропал магический круг.

Харальд наблюдал, как ученица переходит от одной части круга к другой, читает заклинания, смотрит ошеломленным взглядом туда, где он видел лишь пустоту, и в душе его возникали противоречивые чувства. Гордость – ведь благодаря его наставничеству девушка уверенно осваивает магию, и горечь – из-за того, что сам он слеп, подобно кроту, не в состоянии увидеть даже отблеска пляски Стихий, которая творится всего в десяти шагах.

На мгновение вспыхнуло нечто вроде зависти к Йофрид, молодой и талантливой, у которой все впереди…

Харальд поспешно подавил постыдное чувство, а когда девушка, на лице которой замерло ошеломленное выражение, направилась к нему, улыбнулся ей вполне искренне.

– Молодец! Круг пропал?

– Да, – ответила она, едва не падая от усталости.

Харальд слегка придержал ее за плечи и ощутил, что девушку бьет дрожь.

«Надо же, переутомилась! – подумал он с неудовольствием. – Придется снизить скорость обучения!» Стремясь поскорее освободить сына, он спешил, сокращая, где мог, сроки, выбирая лишь самое необходимое, опускал подробности и детали (там, где их незнание не влекло опасности для жизни или здоровья).

– Устала? – спросил он, но как-то отстранение, неискренне, и Йофрид, которая уже была готова опустить наставнику голову на плечо, мгновенно напряглась. Сердце сжала обида.

– Нет, – ответила она, хотя из последних сил удерживалась, чтобы не упасть и заснуть прямо тут, на траве.

– Хорошо, – ответил он. – Скоро я научу тебя всему, что надо! Ты проведешь нужный ритуал и сможешь отправиться домой, к родителям!

«Вот как! – подумала Йофрид. – Седой бессердечный индюк! Мои успехи радуют его только потому, что я нужна ему как инструмент! Он как лесоруб, который восхищается тем, что его топор становится все острее и острее! А сама по себе я ему не интересна и не нужна!»

Захотелось вырваться и убежать куда-нибудь в лес, чтобы не видеть это ненавистное лицо, покрытое морщинами.

Но усталость держала крепче всяких цепей, и девушка позволила отвести себя в шалаш.

– То есть как – никаких следов? – поинтересовался верховный жрец Больного Бога, вскинув брови.

Черный Бьерн, следопыт и наемник, который в жизни ничего не боялся, с трудом сдержал дрожь. Было в глазах жреца, зеленых, точно лягушки, и таких же холодных, нечто более страшное, чем смерть, боль и все остальное.

– Совершенно никаких, – ответил Бьерн, стараясь, чтобы голос не дрожал. Впрочем, без особого успеха. – Мы впятером добрались до того места, которое вы нам указали. Развалины замка есть, но рядом-никаких признаков человеческого пребывания!

– Вы не могли ошибиться?

Бьерн обиженно засопел, забыв даже о страхе:

– Со мной были лучшие люди! Я сам в лесу тридцать лет, замечу даже змеиный след!

– Все ясно. – Жрец расхохотался коротким лязгающим смехом, словно в глотке у него перекатывались металлические шарики. – Сила замка отвела вам глаза!

– Чего? – Бьерн изумленно воззрился на собеседника.

– Можешь идти, – махнул рукой жрец. – Вам выплатят половину оговоренной суммы. За труды.

Черный хотел было возмутиться – ведь не их вина, что никого найти не удалось, но под ледяным взглядом нечеловеческих зеленых глаз сник и тотчас выкинул из головы глупое намерение.

Наемник покинул комнату, верховный жрец остался один. Лицо его исказила гримаса, жуткая, как ночной кошмар. Когда она исчезла, он звучно хлопнул в ладоши.

Вошел невысокий человек в белой одежде жреца.

– Вы звали, господин? – спросил он, кланяясь низко и почтительно.

– Проклятый Харальд спрятался в сердце лесов, – проговорил верховный жрец задумчиво. – Там, где моей власти нет. Но не просидит же он там всю жизнь? Распорядись, чтобы со слов тех, кто запомнил его, составили подробное описание и разослали всем нашим братьям, в храмы и общины странствующих целителей, от Фенри до Рудного кряжа!

– Слушаюсь, господин. – Младший жрец вновь поклонился и исчез, бесшумно, словно испарился.

– Вот видишь, Харальд, – проговорил верховный жрец, вроде ни к кому не обращаясь, и лицо его было страшным – половина выражала злорадство, а на другой застыла маска упрямой обреченности, – рано или поздно голова твоего отца будет у меня… Последний из тех, кто может угрожать нашей власти в этом мире, падет! И это – неизбежность!

Если бог хотел услышать ответ, то он просчитался. Его собеседник промолчал.

Харальд шел по лесу, и под ногами слегка похрустывали тонкие веточки, шелестела опавшая хвоя. Охота оказалась удачной, и мешок за спиной был полон кусков кабаньего мяса. Запах крови до сих пор дразнил ноздри, а позади осталась освежеванная туша, вокруг которой с жужжанием вились мухи.