Люди Приземелья - Владимир Михайлов

– Живы, – сказал Дуглас. – А я, как вы думаете?

Гур проворчал, что он в этом не уверен.

– Благодарю вас, – сказал Дуглас. – Я тоже. И поскольку моя жизнь не дает оснований надеяться, что я попал в рай, то, значит, именно так и выглядит ад монтажников. А как полагаете вы?

Кедрин кивнул, хотя этого движения никто не видел. Ад: кромешная тьма, и в ней тебя раздирают на части… Вдруг он лязгнул зубами: толчок был особенно силен, и оказалось, что даже у нижней челюсти – немалая инерция.

– Скажи, мой покойный друг, – медленно переводя дыхание, проговорил Гур, – что ты думаешь по поводу дополнительных сюрпризов?

– Ну, – ответил Дуглас, – сейчас не период дождей. Будем надеяться, что, если что-нибудь и пролетит, мы не попадемся на дороге.

– Это меня утешает, – сказал Гур. – А насчет запаха?

– Нет, – сказал Дуглас, – не думаю. Очень и очень маловероятно.

Он не объяснил, почему вероятность возникновения запаха в этот момент столь мала, но все равно слова его прозвучали утешительно. Если бы вновь пришел запах, тогда они, все трое, пропали бы, потому что бежать нельзя, и они задохнулись бы здесь, на месте, сжимая края разбегающихся деталей.

Возможно, будь Кедрин один, даже самая слабая вероятность такого события испугала бы его. Но нельзя бояться, когда Гур и Дуглас переговариваются так спокойно; Кедрину и в голову не пришло, что весь разговор затеян специально ради него, потому что оба опытных монтажника достаточно хорошо знали и вероятность прорыва метеорита через статическое поле, и то, что пока предугадать время возникновения запаха невозможно, а значит, говорить о большей или меньшей вероятности нет смысла. Но и Гур, и Дуглас знали, что Кедрину сейчас страшно, и отвлекали его, потому что до конца было еще не близко.

Конец был далек – конечно, если иметь в виду счастливый конец, другой мог наступить в любую минуту. Сил становилось все меньше, а держать надо было с прежним напряжением. Руки начали неметь. Кедрин пожалел, что на башмаках скваммера нет клешней: иначе можно было бы держать и ногами – ноги, как-никак, сильнее… Он сказал об этом Гуру. Монтажник ответил:

– Вряд ли есть смысл усовершенствовать скваммер. Надо менять его. Наступило время. Мне уже приходила в голову мысль: есть совсем другой материал. Принципиально иные возможности. Позже я собираюсь подумать об этом всерьез.

Что ж, раз человек не торопится думать о таких вещах, откладывает на потом, – значит это «потом» еще будет. Неплохо. А о чем думать Кедрину? Конечно, об Ирэн…

Он начал представлять, как, вернувшись на спутник, войдет к ней. Ирэн, разумеется, будет уже знать о том, что он вел себя точно так же, как старые монтажники: держался до последнего, не трогаясь с места. Она поздравит его, а Кедрин, конечно, скажет: да о чем тут говорить, небольшое приключение – и все, чувствую себя прекрасно…

Чувствую себя прекрасно… Возможно, этого не стоило говорить и в мыслях. Закружилась голова. Кедрин вдруг почувствовал, что у него нет больше рук: он их не ощущал – казалось, кто-то безболезненно отнимал их, часть за частью. Сначала исчезли кисти; Кедрин еще не успел понять этого, как не стало уже и предплечий. Потом странная, мертвая волна прокатилась по плечам. Это показалось Кедрину невероятным: у скваммера есть руки, а у него нет, и все же скваммер продолжал держать детали… Как не догадались раньше: скваммер отлично может работать и сам по себе, надо только задать ему работу, а потом выскользнуть из него, вплавь вернуться на спутник, и взять другой скваммер, и с ним поступить точно так же. А чтобы скваммеры не пугались одиночества, с ними надо разговаривать, и они будут отвечать железным голосом. Смешно! Да и не только скваммеры: любая машина может так, и, значит, автоматы вовсе не нужны, хотя вообще Меркулин и прав, только он зря не пошел в монтажники… Меркулин пожал плечами и засвистел. Он насвистывал протяжную песню – почему-то английскую или даже, кажется, шотландскую, но Кедрина это не удивило.

На миг он очнулся. Свист лился из крохотного динамика скваммера; это насвистывал Дуглас, а Гур вторил ему, напевая мелодию без слов.

Потом он очнулся окончательно. Кто-то колотил по скваммеру. Кедрин дико заорал. «Ну, наконец-то», – проговорил голос Гура.

– В чем дело?

– Все кончилось, – сказал Гур. – Эта встряска миновала. Как говорится, буря улеглась, и животворное солнце пролило… что-то оно там пролило. А вон и наши подходят.

Скваммеры окружили их, эфир наполнился веселым говором монтажников. Из выходного тамбура подоспевшего катера выскакивали новые гравификсаторы. Кедрин не мог разжать кулаки; ему понадобилось долго уговаривать себя сделать это. Наконец пальцы разжались; это было очень болезненно, и даже скваммер, кажется, застонал при этом. Кедрин дал слабый импульс и отплыл от деталей.

Он подождал, пока к нему присоединятся остальные монтажники – Особое звено, заслужившее, кажется, хороший отдых. Вися в десятке метров от деталей, он растирал руками все тело, безжалостно исколотое иголками статического поля. Потом его заметил Гур.

– Давай сюда, Кедрин, – сказал он. – Здесь как раз не хватает одного. Не уходить же, пока дело не сделано, а?

Кедрин вздохнул. Он послушно подлетел к Гуру и принялся устанавливать фиксатор и заводить тросы. Прошло очень много времени. Потом Гур промолвил:

– Что же, можешь смотреть всем в глаза.

Кедрин попытался улыбнуться. Потом все летели к спутнику. Гур был рядом с Кедриным. Он мечтательно проговорил:

– Сейчас я съем минимум два обеда. Возможно, и три, но два – обязательно.

– Не съешь, – не поверил Дуглас.

– Почему?

– Не хватит времени. Через час – смена.

– Съем после смены. Я имею в виду второй обед.

После смены! Кедрин ужаснулся. Они еще думают выходить в смену! После такой работы! Это просто невозможно… Нет, нелегко сравняться с ними. Глупо было подумать, что так, сразу, за один день можно стать таким, как они…

– Кедрин, а что ты думаешь насчет обеда?

– Я? Ничего…

– И напрасно. «Ешь свой обед каждый раз, как возникает такая возможность», – сказал какой-то мудрец. И еще: «Необедающий совершает ошибку, которой ему не исправить уже никогда». Кто это сказал?

– Не знаю.

– По-моему, это сказал я. А теперь прибавим скорость, потому что опаздывать на работу не полагается. Что ты думаешь насчет смены?

– Что же, – внутренне содрогнувшись, сказал Кедрин. – Как вы, так и я.

– Ого! – засмеялся Гур. – Что скажешь, Слава?

– Задатки есть, – сказал Холодовский. – Однако… – Он включил тормозной. – Однако его еще придется мять и лепить. А ты, Гур, что-то разговорчив сегодня. Ты не слишком испугался, надеюсь?

– Разве стоило бояться? – Кедрин постарался сказать это как можно небрежнее. – Ведь метеоритной опасности не было!

– Это, безусловно, правильно, – сказал Холодовский. Гур весело засмеялся. Дуглас проворчал:

– Алло, парни, не дезориентируйте мальчика.

– Разве метеориты нам угрожали? – спросил Кедрин.

– Пожалуй, нет, – сказал Дуглас. – Думаю, что нет. Но вот скваммеры могли не выдержать. Они были на пределе прочности. Не так романтично, да. Но тоже неприятно. Если скваммер дегерметизируется, в нем становится нечем дышать.

– Что же, – сказал Кедрин, внутренне ужаснувшись, но не показывая виду. – Это ценное наблюдение, насчет дыхания. Если бы вы с той же проницательностью догадались, отчего взбесились детали…

– Вот, Дуг, – сказал Гур. – Один—ноль не в твою пользу.

Их не встречали музыкой и цветами. Никто не произносил приветственных речей. Это не было принято на спутнике, где каждая минута была так же дорога, как и каждый грамм веса и ватт энергии. Но тот, кто встречал их по дороге, на проспектах или в переулках спутника, радостно улыбался и кивал, чтобы показать, что все знает и радуется тому, что эти люди сражались и победили.

Кедрин вошел в свою каюту. Он не был здесь с вечера. Когда он в последний раз закрывал за собой эту дверь, еще ничто не успело произойти. С тех пор многое изменилось.

Он переоделся: оказалось, вся одежда была мокрой от пота, а Кедрин сразу и не заметил этого. Ну вот можно минуту посидеть спокойно и порадоваться тому, что протекшие часы прошли не зря. Что-то стало понятным; что-то – еще более близким.

И прежде всего – Ирэн.

Нет, все еще не так просто. Но зато уже ясно: Ирэн будет с ним. После этого остаться с Велигаем она не сможет – и не захочет.

Непросто – сказать об этом Велигаю. Но сделать это необходимо, и как можно скорее. И это должен сделать он, Кедрин; нельзя взваливать такую тяжесть на плечи Ирэн. Она, конечно, потом объяснит, но начать разговор должен Кедрин.

Что же, сегодня он чувствовал себя вправе сделать это.

И, пожалуй, надо торопиться. Ирэн ведь не знает, что он решил рассказать Велигаю обо всем сейчас же. Она может попасть в неловкое положение… Или того хуже – решить, что Кедрин трус, что он не поступает, как человек той эпохи, в которой нет места криводушию и обману.