Королевы смеха. Жизнь, которой не было? - Сергей Капков

В канун девяностолетнего юбилея Токарская получила Орден дружбы – первую и последнюю правительственную награду. Валентина Георгиевна всерьез задумалась о бенефисе. Взяв за основу свой предыдущий юбилейный вечер, она попросила Александра Ширвиндта поставить нынешний. Приятельницы пытались отсоветовать: «Ну, кому вы сейчас нужны? Зачем вам это? Кто придет? Давайте лучше встретимся в кругу друзей, коллег. И потом, у вас же по всем документам день рождения аж в декабре, и всю жизнь мы отмечали его в декабре, а тут вдруг вам стукнуло в голову собирать именно в феврале…» Действительно, в театре было записано, что Токарская родилась в декабре 1906 года, но настоящий день ее рождения – 3 февраля. Теперь она твердо заявила, что 90 лет хочет отпраздновать в феврале официально: «До декабря я могу не дожить!» В конце концов, решили собраться в Доме актера.

Зал был переполнен. В проходах стояло с десяток телекамер. Море цветов. Вечер все никак не начинался. Как оказалось, Валентина Георгиевна перед выходом на сцену обнаружила, что забыла накрасить ногти. Она вновь села к зеркалу и с достоинством принялась за дело. «Я тебя убью!» – закричал Ширвиндт, но актриса не обращала ни на кого внимания – она не могла себе позволить оскорбить зрителей столь немаловажным упущением. А потом ее подхватил на руки кто-то из мужчин и помчался по узенькой лестнице к сцене, а Токарская всю дорогу кричала: «Осторожно, не смажьте мне лак!»

Заиграла музыка, молодежь театра запела песенку про Парагвай из «Марионеток», из-за занавеса вышла Токарская в белом платье от Вячеслава Зайцева, грациозная и женственная. Зал встал. Она рассказывала, пела и танцевала весь вечер. Такого девяностолетнего юбилея еще никто не видел. «Я очень благодарна всем, кто пришел на эту встречу, – сказала Валентина Георгиевна, прощаясь с залом. – Поскольку это мой последний юбилей, я хочу признаться, что я вас очень люблю, люблю всех зрителей и надеюсь, что еще что-нибудь, да сыграю». «Почему это твой последний юбилей? – спросил Ширвиндт, – А куда ты собралась? Помнится, десять лет назад, когда мы отмечали ее восьмидесятилетие, она тоже обещала, что это последний раз…»

Но все вышло именно так. Валентины Токарской не стало в ночь с 30 сентября на 1 октября 1996 года.

Ее портрет по-прежнему висит в холле Театра сатиры рядом с именитыми, но – увы – тоже ушедшими из жизни «младшими» партнерами – Менглетом, Папановым, Рунге, Ткачуком, Мироновым, бывшим главрежем Плучеком. О ней вспоминают только теплым словом, ведь, несмотря на тяжелейшие испытания, Валентина Георгиевна ни разу никого не оскорбила, ни о ком не отозвалась плохо. Свою жизнь она прожила с достоинством, до последних дней оставаясь Женщиной, Звездой, Графиней.

Была ли она счастлива на закате жизни?

В первую нашу встречу, в феврале 92-го, Валентина Георгиевна ответила: «Если у меня что-то очень сильно болит, так болит, что я не могу терпеть, и вдруг эта боль меня отпускает – для меня это счастье». Но как она расцвела потом! Новые роли, новая слава, она вновь ощутила себя нужной. А что еще требуется Актрисе?

А еще… Валентина Георгиевна как-то призналась, что искренне считала себя трусихой. Но можно ли с этим согласиться, когда думаешь о мужестве, с которым она боролась за жизнь и Холодова, и Каплера, а потом переживала их предательство? Такое подвластно только очень сильным, очень смелым женщинам. Женщинам, умеющим по-настоящему любить…

«Будем валять дурака? Это мне нравится!» Рина Зеленая

К восьмидесятилетию Рины Васильевны на телевидении была создана замечательная картина «Снять фильм о Рине Зеленой». Начиналась она с опроса людей на улицах. Зиновий Гердт подходил к прохожим и спрашивал, кто такая Рина Зеленая. Отвечали по-разному: актриса, клоун, талантливая чтица, черепаха Тортилла… Каждый был по-своему прав. Действительно, собрать воедино это удивительное явление в нашем искусстве и дать ему вразумительное толкование очень сложно. Но поразил ответ очаровательной девушки: «Я бы очень хотела, чтобы она была моей бабушкой…»

У меня замечательная бабушка. Но, признаюсь, иногда в раннем детстве я мечтал, чтобы и Рина Зеленая тоже была моей бабушкой. Ведь у ребенка их может быть много – двоюродных, троюродных! Я бы ходил к ней в гости и имел возможность разговаривать с ней, смеяться, обсуждать любимые фильмы и книги. Почему-то казалось, что Рина Васильевна – человек бесконечно добрый, заботливый и обязательно веселый. Чем не бабушка?

Фильмы-сказки Леонида Нечаева «Приключения Буратино» и «Про Красную Шапочку» стали новым рождением киноактрисы Рины Зеленой. К тому времени казалось, что всех своих чудаковатых, эксцентричных и непременно глупых теток она уже переиграла, требовалось новое амплуа. И оно нашлось. Актриса сыграла черепаху Тортиллу в одной из лучших детских картин 70-х. И не просто сыграла, а еще и спела проникновенный романс. А затем так же озорно, с лукавинкой, исполнила несколько песен Бабушки Красной Шапочки. Успех этих сказок был столь велик, что для многих поколений зрителей Рина Зеленая осталась волшебной старушкой из детства. Ну, и миссис Хадсон, конечно. Ведь с популярностью музыкальных сказок мог сравниться разве что сериал о Шерлоке Холмсе.

Жила-была девочка. Жила в маленьком одноэтажном Ташкенте, засаженном акациями и тополями, с кирпичными тротуарами, маленькими ишаками и проходящими караванами верблюдов. Девочка хорошо училась и много читала. Однажды, перебирая стопку юмористических журналов, в одном из них она увидела список общественных деятелей города, и среди фамилий вдруг обнаружила: «Иван Кузьмич Зеленый – гласный в думе. Если бы не его цветная фамилия, был бы совсем бесцветным». Не вникая в суть этих сатирических строк, девочка страшно возгордилась, ведь Иван Кузьмич Зеленый – ее дедушка.

Девочку звали Катей, Екатериной.

В их семье никто ни с кем не дружил. Были как бы составные части, которые, сложенные вместе, назывались семьей. Мама и папа – совсем не подходящие друг другу люди. Аккуратный во всем, педантичный в мелочах, незначительный интендантский чиновник-служака берег каждую копейку более чем скромного жалованья. Маму выдали замуж шестнадцати лет, она так и не привыкла к нему старшему в очках, несимпатичному, с усами и бородкой. Ее легкомыслие даже в те годы, когда это качество было присуще всем дамам, было удивительно и поражало даже ее близких подруг. Не было в доме такой вещи, которую мама не могла бы отдать кому угодно.

Вообще же все было «как у людей». Был даже инструмент – старшая сестра Муся училась играть. Приходила учительница, но сестра могла сбежать куда угодно, и чтобы урок не пропадал, заставляли учиться Катерину, поймав ее за шиворот где-нибудь на дереве. Мама нанимала немку, но когда та входила в дверь, брат Иван вылезал в окно и исчезал.