Ночные видения - Томас Фейхи

…Белая мраморная ванна холоднее, чем покрывающая ее лицо вода. Сильные руки не дают ей подняться, а легким уже не хватает воздуха. Внезапно в воде появляется облачко крови. Она прорывается на поверхность и отчаянно пытается вдохнуть. Он снова толкает ее вниз. Она хочет крикнуть, но голос звучит как-то непривычно, словно издалека, как будто она падает…

— Мисс? Мисс?

Саманта вздрагивает, вскидывает голову и смотрит сначала на библиотекаршу, которая только что потрепала ее по плечу, потом на лежащий перед ней плейер. Он остановился, проиграв компакт-диск до конца.

— Извините, но наш зал закрывается. А главный будет открыт еще три часа.

— Который сейчас час?

— Семь.

— Что?!

Саманта недоверчиво смотрит на свои часы.

— Семь часов вечера. Вы немного задремали. — Женщина вымученно улыбается и подает Саманте папку. — Здесь фотокопии, о которых вы просили. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо.

Библиотекарша обходит зал, проверяя, все ли выключено, а Саманта размышляет о странных обстоятельствах, в которых родилось это музыкальное сочинение. Интересно, как подействовали навязчивые мелодии «Вариаций» на графа Кайзерлинга? Может, он тоже, как и она сама только что, оказался восприимчивым к их чарам и уснул? Или же они стали для несчастного еще одним источником боли и разочарования? Саманта кладет ладонь на живот, на то место, где под рубашкой скрыт ее шрам. Она знает — есть боль и разочарования, которые не проходят.

Библиотекарша негромко кашляет у нее за спиной. Пора уходить. Взгляд Саманты падает на партитуру.

Оказывается, она не перевернула даже первую страницу.

14

МАЛЕНЬКОЕ РАСПЯТИЕ

Самолет приземляется в 10.55 вечера, и Саманта решает заглянуть в офис и отправить письма факсом Дону. В клинику она уже опоздала, так что теперь ее, возможно, ожидает бессонная ночь. Опустевшую стоянку освещает один-единственный фонарь, и отступившее в тень грязное кирпичное здание выглядит давным-давно заброшенным. Она запирает за собой входную дверь и включает свет. Одна из ламп дневного света начинает жутковато мигать. Саманта снимает трубку телефона.

— Разбудила?

— Нет.

Голос у Фрэнка сонный и рассеянный.

— Узнал что-нибудь об отце Моргане?

— Ну… Бармен в ресторане «Люччи» опознал обоих, его и Кэтрин, по фотографии. Сказал, что обедали они в баре и ушли только перед самым закрытием — поэтому он их и запомнил.

— Они пришли вместе?

— Нет, но ушли одновременно.

Саманта обдумывает услышанное.

— Что ж, это уже кое-что для начала.

— Едва ли. Мы до сих пор не знаем, добровольно ли отец Морган покинул Солт-Лейк-Сити. Его начальник, монсиньор Поллард — тот самый, который отстранил Моргана от службы за участие в демонстрации геев, — так не считает. По его словам, Морган был огорчен, но, будучи человеком ответственным, вряд ли вот так запросто бросил бы своих прихожан.

— Значит, Поллард считает, что его похитили?

Фрэнк слышит недоверие в ее голосе.

— Послушай, Сэм, Поллард не из тех, кто подает заявление на розыск, не имея на то веских причин. Он сказал, что Морган не уехал бы сам, и в данном случае я ему верю.

— Убийство Моргана в Сан-Франциско вовсе не доказывает, что он оказался здесь против своей воли. Мы что-то упускаем, Фрэнк. — Саманта умолкает, потом задумчиво, словно обращаясь к самой себе, добавляет: — Что могло заставить его уехать вот так неожиданно, никого не предупредив?

— Может, спешил на еще одну демонстрацию геев?

— Надо принять во внимание его недовольство церковью. Возможно, Кэтрин смогла как-то повлиять на него? Возможно, они отправились на поиски чего-то такого, что было нужно им обоим?

— Не знаю. — Фрэнк вздыхает. — Посмотрим. Попробую узнать что-нибудь новенькое завтра. Мать Моргана живет в Солт-Лейк-Сити, и я рассчитываю повидаться с ней утром, до возвращения. По словам Полларда, мать и сын были очень близки. Не исключено, что она знает то, чего не знают другие.

— Будем надеяться.

Саманта кладет трубку, представляя, чем занят сейчас Фрэнк в своем номере в отеле. Наверное, лежит в кровати и читает какую-нибудь купленную в аэропорту книжку. Телевизор он не смотрит, мини-баром не пользуется. Все необходимое Фрэнк всегда берет с собой: мыло, шампунь, полотенце. Если бы не разобранная постель, утром никто бы и не узнал, что в номере ночевали.

Во время их совместных путешествий она никогда не спрашивала, отчего ему так не по себе в отелях и прочих подобных местах. Почему не спрашивала? Да главным образом потому, что ее больше интересовало другое: запихнуть себе в сумку гостиничные лосьоны, проверить, нет ли чего в ящиках шкафов, полистать Библию, полежать перед телевизором, перескакивая с канала на канал.

Саманта подходит к факсу и набирает номер Дона, чувствуя себя немного виноватой перед Фрэнком из-за того, что не сообщила ему о намеченном на завтра разговоре с подругой Кэтрин по колледжу. Если честно, она просто боялась услышать то, что он мог сказать. Она боится, что он уже убедил себя в виновности Кэтрин. Но ей нужно выяснить, зачем Кэтрин отправилась в Сан-Франциско, и Дон обещал помочь. Подруга, жившая с ней в одной комнате, все еще учится на последнем курсе университета Северной Каролины, а в прошлом году даже посещала у Дона семинар по истории девятнадцатого века. Компьютер Дона снабжен видеокамерой, так что Саманта сможет не только слышать девушку, но и видеть ее. Разговор, запланированный на три часа дня, пойдет в режиме онлайн.

Экономия на шестичасовом перелете туда — обратно, не говоря уж о неизбежных несоленых орешках.

Саманта открывает файл и приступает к отправке трех писем Гольдберга. Первый лист она дополняет припиской:

Дон, если можно, сделай перевод побыстрее, ладно? Спасибо! С.

Машина урчит и начинает переваривать скормленный ей лист. Под последним письмом Саманта, к своему изумлению, находит еще один листок. Это фотокопия картины. Умирающий Христос висит на кресте с прибитыми к дереву железными гвоздями ногами и пронзенными руками, каждый палец вывернут предсмертной агонией. Под ним три убитые горем женщины с сухими, как и окружающий пейзаж, глазами, в которых уже не осталось слез. В правом нижнем углу надпись: «Матиас Грюнвальд. Маленькое распятие».

Наверное, библиотекарша по ошибке добавила этот лист к последнему письму.

«Интересно, — думает Саманта, — не этого ли, последнего вздоха и мучительной предсмертной агонии, так страшился тот немецкий граф? Он хотел получить вечную жизнь без жертвоприношения…» Она снова смотрит на ноги Христа и вспоминает, что Петр перед казнью просил не прибивать ему ноги. Похоже, люди в большинстве своем стараются обходиться даже без самых небольших жертв. Взгляд ее опускается на туфли, еще не обношенные и не потерявшие фабричный блеск.

Саманта собирает письма, выключает свет и уходит, размышляя о том, чем бы могла пожертвовать ради спокойного сна.

15

ТУПИКИ

Вторник

Дон с волнением ожидает звонка.

Они вместе начинали учебу в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, но познакомились только осенью следующего года, через четырнадцать месяцев после автомобильной аварии, в результате которой он остался с навечно покалеченной ногой. Они сидели рядом на семинаре по «Потерянному раю», будто школьники, передавая ходившие по аудитории записочки. Иногда он задерживал руку, и тогда ее длинные пальцы с шелковистой кожей касались его ладони, когда она клала на нее сложенный листок. Ощущение было сродни тому, которое возникает при ударе электрическим током. Иногда ее руки казались заряженными, живыми, как руки дирижера перед оркестром, но вместо музыки он слышал только гулкий ритм собственного изнывающего от желания сердца.

В тот семестр он влюбился в нее.

Она же тогда уже встречалась с кем-то другим. То ли с Александром, то ли с Эндрю. Это не важно. Она редко говорила о нем, и Дона это устраивало. Он убеждал себя, что того, Александра или Эндрю, Саманта любить не может.

К тому же Дон никуда не спешил и был согласен подождать.

Через несколько месяцев они разъехались. Он — в Беркли для работы над докторской программой по истории, она — в Пало-Альто: изучать право. Дон представлял, как они встретятся, проигрывал возможные варианты будущего. Романтические обеды, походы на пляж, первый поцелуй. Интересно, как выглядят ее кофейные глаза с расстояния в ширину ладони? Но после выпуска Саманта провела лето на Шри-Ланке, где навещала родственников.

Он привык к ожиданию.

Снова начались занятия, и в первые месяцы расстояние от Беркли до Стэнфорда казалось Дону по меньшей мере равным расстоянию между двумя полюсами. Оба были заняты, оба привыкали к новым местам, и оба ничего не знали, кроме учебы. Наконец они встретились, чтобы пообедать. Он нервничал. Ладони беспрерывно потели. Левая нога невыносимо болела.