Путь побежденных - Андрей Лазарчук

– А, тогда… Почувствовал. Мне показалось, что почувствовал. Я, понимаешь, стараюсь пить, чтобы заглушить все это, но иногда прорывает…

– А у меня наоборот – как выпью, такое начинается…

– У всех по-разному. Майорош, например, что пил, что не пил… Это ты его жене деньги посылаешь?

– Я.

– Так я и думал. Молодец, а то бы ей с тремя трудновато пришлось. Только все равно без толку все это.

– То есть?

– Наше время прошло… – Тригас задвигался в темноте; Март чувствовал каждое его движение: вот он встал, вот осторожно приблизился к окну; снаружи было чуть светлее, и на фоне окна обозначился неясный его силуэт. – Наше время пришло, побыло и ушло, и вернуть его невозможно. Дети наши – наши собственные – никакой роли не сыграют в этой жизни, потому что эволюцией не было предусмотрено, что мы оставим потомство. Мутанты появляются всегда, но заметнее они становятся на переломе эпох – природы или общества, все равно. А потом, в зависимости от условий существования, они или вытесняют, так сказать, базовую модель, или исчезают. Третьего не дано. Нам суждено исчезнуть, потому что мы потрясающе пассивны, когда дело касается выживания. Мы так легко, так задешево разрешаем убивать себя… Мы доказали свою неприспособленность, Март, и это надо принимать просто. Не мы первые, не мы последние. Знаешь, в прошлом году у меня разболелся зуб, и я пошел к врачу. И вот в приемной я увидел пару: им было под семьдесят, не знаю, кто был болен, наверное, она, но и ему тоже было плохо – душновато, да и вообще, приемная зубного врача… Так вот: он не находил себе места, он устал, нервничал, но не мог сесть в ее присутствии, понимаешь? Только когда она вошла в кабинет, он сел… А я вполне мог сидеть, без всякой неловкости, и все остальные тоже. Другой человек. Совсем другой. Не представляю, как он выжил. Ведь выбивали, выжигали тщательно, как заразу. И выжгли ведь. Что для нас сейчас уважение к женщине, или любовь к поэзии, или что там еще… Приятное приложение к полезному члену общества. Представляешь, каким казалось будущее этим двоим? Все будут такими, как они. А оказалось, что будущее – это много тепла и мяса… Основа выживания – простота и неприхотливость. Мы пришли на смену тем, кто не мог сесть в присутствии женщины. Нам придут на смену те, кто не позволит себя убивать… Чувства запаздывали, как будто кожа того маленького человечка, который сидит в людях и который и есть человек, покрыта толстым слоем парафина, и потому все, что происходит сейчас, вроде бы уже происходило когда-то, и тогда все кончилось вроде хорошо, только не вспоминалось, как именно, и так же вот Тригас стоял тогда в темноте у окна и вещал голосом черного пророка…

– Это не критерий, Юхан, – сказал Март. – Твое будущее – это время неуязвимых монстров.

– Может быть, и не критерий. Но это ограничивающий фактор. А мы обречены самим ходом истории. Природа будто специально создала нас для заклания.

– Будь мы неуязвимы – нам было бы наплевать на все.

– Не обязательно неуязвимы, – сказал Тригас. – Но хотя бы способны к сопротивлению.

– Самая маленькая победа отнимает так много сил, что нам было бы невмоготу заниматься делом.

– Что спорить зря… – Тригас помолчал, потом спросил в упор:

– Ты будешь стрелять в тех, которые сейчас придут за тобой?

Март ответил не сразу. Тригас был прав, он понимал это, но прав неправильно, ненормально, противоестественно, такой правоты не должно было существовать, потому что она унижала их всех – тех, кто чуть-чуть приподнялся над инстинктом самосохранения, кто по каким-то им самим непонятным причинам ценил в этом проклятом мире что-то еще, кроме собственной шкуры…

– Не буду, – ответил Март. Он точно знал это; в вещих снах в руке его были разные предметы, но никогда – оружие.

– Ты еще успеешь уехать.

– Я просто не смогу. Я как из соплей слеплен.

– У меня есть фенамин, – сказал Тригас. – Сейчас принесу.

Он зажег свет, вышел и тут же вернулся – Марту показалось, не прошло и секунды.

– Проглотишь всухую? – спросил Тригас.

– Вряд ли…

– Тогда сейчас, – Тригас сходил на кухню и принес стакан воды.

Таблетки были горькие, с отвратительно-сладковатым привкусом, и Март пожалел, что разжевал их – надо было глотать целиком.

– Ну вот, – через полчаса будешь как новенький. На тебе остальные, – он сунул Марту упаковку. Март не смог удержать ее в руке, таблетки упали на пол. Тригас поднял их и положил Марту в карман.

– Юхан, – сказал Март, – пожалуйста, вынь вон из того фотоаппарата кассету. А еще лучше – засвети пленку.

– Что это за пленка?

– Жизнь и смерть нашего друга Петцера.

– Он… умер?

– Нет, я неудачно выразился. Просто он заложник за эту пленку. Если она попадет в чьи-нибудь руки, Петцера убьют.

– Я примерно понимаю, что такое «заложник», – кивнул Тригас. – А если не попадет?

– Что не попадет?

– Ты сказал, что если попадет не в те руки… А если не попадет?

– Не знаю. Не знаю, что хорошего… вообще ничего не знаю.

– Так что там?

– Там результаты натурных испытаний нового боевого отравляющего вещества на наших с тобой знакомых…

– Так это были не террористы? Я так и подумал почему-то.

– Бывшие террористы. Теперь это, наверное, какое-то секретное армейское подразделение.

– Слушай, а как ты оказался в курсе этого?

– Да вот, занесла нелегкая. Случайно, в общем.

– Врешь ведь. Я давно догадывался, что ты… Сам знаешь, что я думал.

– Не совсем так, – возразил Март. – Это было бы слишком банально… Я не просто выдаю себя за другого. Я и есть тот другой. И тот, и другой – в одном теле два человека. Так получилось, приходится жить за двоих.

– Никакие ты не два человека, – сказал Тригас. – Ты просто несчастная жертва ядерных испытаний, живущая в мире, для тебя не предназначенном. И мечешься ты, и хочешь что-то сделать, только ничего сделать нельзя, потому что все уже сделано. Жизнь проиграна, дело проиграно, надо просто кончить комедию на должной ноте – чтобы звучала подольше. У тебя хорошо получилось там, на стене. Это – долго. А у меня ни черта не получается…

– Отпусти себя на волю.

– Страшно, – передернул плечами Тригас. – Страшно на воле. Я не выживу на воле.

Они оба замолчали, потому что слишком много надо было им друг другу сказать и слишком мало было отсчитано им времени. Так и слышались в тишине удары метронома – большого спокойного сердца некой снисходительной твари…

– У всех свое предназначение, – сказал Тригас. – Кто-то ложится костьми. Нам с тобой дано умение творить чудеса. Но я не могу им воспользоваться – боюсь, боюсь и… уже не могу. Слишком успешно я с этим умением расправлялся. А ты еще можешь. И должен. Уезжай. И не вяжись больше во всякие эти дела. Нас так мало осталось. Делай, делай свое дело – пока не придут за тобой. Все равно придут, так пусть хоть из-за настоящего, а не из-за всякой пыли…