Дикарь с другой планеты (СИ) - Ригерман Анастасия

Я снова замолчала, вспоминая, как они повисли над небоскребами Нью-Йорка, заслонив собой солнце. «Уходим», – тут же сориентировался Дэвид, взяв меня за руку и уводя в сторону дома, пока на улицах не началась паника. Кто-то принялся снимать происходящее на смартфоны, другие, как мы, прятались по домам, третьи – собирали вещи, чтобы уехать подальше. Только, как оказалось, бежать было некуда, корабли пришельцев были повсюду.

Тео снимает жаркое с костра и подходит ближе.

– Что было дальше? – не выдерживает он затянувшейся паузы.

– Все были в шоке. Мы ведь до этого даже не знали, что пришельцы существуют, а тут такое, да еще и в преддверии конца света. Нордианцы вышли на связь с правительством. Тем же вечером в новостях по всему миру объявили, что представители высшей расы все это время наблюдали за развитием нашей цивилизации, намеренно не вмешиваясь в естественный ход истории. Но теперь, когда человечества вот-вот не станет, они готовы протянуть руку помощи.

– И как, помогли? – звучит с некоторой иронией, будто он не удивлен.

– Они предложили забрать с умирающей планеты детей. Не всех, лишь тех, у которых есть особый адаптационный ген, благодаря которому они смогут выжить в новых условиях.

– Вот, держи, – протягивает он мне кусок запеченной дичи. – Только не обожгись, горячо.

– Спасибо.

До этого рассказа есть хотелось ужасно, но теперь, когда на щеках только стали подсыхать слезы, ничего в глотку не лезет.

– Как отреагировали твои родители? Они сами отдали тебя нордианцам?

– Все было непросто. Критериям инопланетян соответствовал всего один ребенок из миллиона. Родители долго спорили, проходить ли вообще этот тест. Мама ни за что не хотела со мной расставаться, вероятно, считая меня слабой и неспособной о себе позаботиться с этим моим синдромом. Она верила, что Земля не умрет и мы вместе с ней, а значит и расставаться незачем. Пусть призрачный, но такой шанс действительно существовал по прогнозам наших ученых, правда, представители высшей расы со всеми их продвинутыми технологиями, настаивали на скорой и неминуемой гибели человечества.

Отец всегда был в разы смелее и решительнее мамы. Он и отвез нас с Дэвидом на отбор. Анализ показал, что я подхожу. Синдром, который все эти годы считали опасным, и был моим проходным билетом на корабль нордианцев. Оказывается, так проявлялся адаптационный ген, а мое тело готовилось к попаданию в разные экстремальные условия.

В тот вечер родители закрылись на кухне и долго спорили. Мама плакала, била посуду, папа отпаивал ее успокоительным. Потом и он плакал. Тогда я не выдержала сидеть под дверью, и поднялась к брату в его комнату. Обнявшись, мы сели рядом и смотрели мультфильмы, делая вид, что все в порядке, а мы всегда будем в безопасности в своем маленьком уютном мирке. Когда родители поднялись к нам, я все поняла без слов. Дэвид еще крепче обхватил мои худые плечи.

«Это твой шанс, Дана, – объявил принятое решение отец. – Шанс на новую жизнь, пусть и вдалеке от дома. Через три дня ты навсегда покинешь Землю вместе с нордианцами».

– Ешь, а то остынет, – настаивает Тео. – Завтра еще целый день пути. Дома будем лишь к вечеру.

Как бы и мне хотелось хоть на денек оказаться дома, обнять маму с папой, посмеяться над шутками Дэвида. Только у меня больше нет дома, и семьи тоже нет. Станция нордианцев не в счет, это скорее работа.

А Рон… Да, я скучаю по нему, мы действительно сблизились за последние годы. С тех пор, как его назначили моим куратором, он – мой единственный ориентир, идеал мужчины и надежный партнер, на которого во всем стоит равняться. Но станет ли он для меня семьей в привычном понимании, самым родным и близким на свете? Сейчас, оказавшись вдалеке от безупречных нордианцев и получив возможность взглянуть на свою жизнь со стороны, я уже ни в чем не уверена.

Мы ложимся спать возле костра, укрываясь одной звериной шкурой на двоих. Тео больше не задает вопросов, да и я не горю желанием общаться. Растревоженные воспоминания о прошлом опаснее осиного гнезда, и жалят они в сто крат больнее. Хочется расслабиться и уснуть, но не получается. Едва закрываю глаза, из них бегут слезы, а я то и дело вздрагиваю.

Ни слова не говоря, Тео поворачивается в мою сторону. Он сгребает меня в охапку и притягивает к себе. Влажный нос с упоением утыкается в мужскую грудь.

– Спасибо, – говорю я отчего-то шепотом.

– За что? – так же тихо отзывается Тео.

– За то, что выслушал. Я так долго старалась не вспоминать о доме.

– Почему?

– Запрещала себе, полагая, что это сделает меня слабее. На кораблях нордианцев не приветствуются упоминания о Земле. Нам внушали, что мы должны стыдиться такого наследия. Раса, погубившая собственную планету, хуже не придумаешь, – усмехаюсь я с горечью.

– А ты не думала о том, что твои родные на Земле могли выжить?

– Вряд ли это возможно, – я стараюсь сдержаться, но из груди все равно вырывается звучный всхлип. Больнее воспоминаний могут ранить только пустые надежды, которым никогда не суждено сбыться. – Когда нордианцы забирали детей с особым геном, собранных со всей планеты, нас набралось около тысячи разных возрастов. Помню, мне на руки вручили малышку, едва научившуюся ходить. Она думала, что все это игра, ее забавляли сияющие огоньки на корабле пришельцев. В чем-то я завидовала ей, потому что отчетливо понимала, куда и зачем мы идем.

Корабли не сразу покинули орбиту, будто чего-то выжидали. В назначенный час нам позволили проститься с Землей, подведя к иллюминаторам. То, что мы увидели тогда, навсегда отпечаталось в памяти… После такого никто не смог бы уцелеть. Мама ошиблась, у людей действительно не оставалось шанса.

Сердце под моей ладонью учащает ход. Я рыдаю, Тео пытается меня утешить. Ласково гладит по волосам, перебирая пряди, нежно целует в лоб.

– Плачь, Мейди, плачь. Дай выход своей боли, это не сделает тебя слабее, – звучит так, будто он сам пережил нечто подобное. – Как бы далеко ты ни оказалась, и что бы с тобой ни происходило, твои родные всегда будут жить в твоем сердце, – почти дословно повторяет он прощальные слова моей матери, которые абсолютно точно не мог от меня слышать.

От удивления я замираю и все-таки поднимаю голову. Его губы кажутся такими притягательными, что мне до одури хочется ощутить их на вкус, и я тянусь выше, не в силах бороться с этим наваждением.

На мой поцелуй он отвечает не сразу, словно сам не верит происходящему. Но и не отталкивает, позволяя целовать себя, с любопытством скользить подушечками пальцев по его скуле и отросшей щетине. Пара секунд на осознание, и Тео резко переворачивается, нависая надо мной. С этого ракурса в бликующем свете костра он кажется еще мужественнее и мощнее, чем обычно. В темных глазах полыхает огонь, но мне не страшно. Сейчас я готова сгореть в его пламени, если это согреет мое одинокое сердце. Неважно, что будет потом.

Теперь он сам набрасывается на меня, целует жестко, страстно, будто изголодавшийся зверь. Вжимает в свое крепкое тело, ритмично толкается языком, обхватив лицо ладонями. Я подхватываю его движения, тихо стону, извиваюсь, позволяя раздевать меня, касаться везде, где ему захочется, покрывать мое тело поцелуями.

Знаю, это чистое безумие, и в этот раз мне нет оправдания в виде компота с природным афродизиаком, усиливающим половое влечение. Но что делать, если меня и так непреодолимо тянет к этому мужчине? Особенно с тех пор, как он подключил меня к общей нейронной сети их планеты. Я все еще схожу с ума от его запаха, не в силах надышаться. Я надеялась, что со временем это пройдет, хоть немного притупится. Но нет! Становится только хуже. Именно поэтому сейчас я дышу полной грудью, словно могу запастись им на веки вечные и наконец отвести душу.

Тео раздвигает ладонью мои колени, устраиваясь между ног. Вспоминая наш прошлый раз, я опасаюсь, что будет немного больно, и внутренне напрягаюсь.

– Расслабься, – шепчут его губы, прежде чем накрыть мои. – Ты уже стала женщиной, пора узнать, что это значит.