Абсорбент. Маньяк, который меня любил - Заугольная Оксана

— Простите, — хрипло извинилась Аня вслед женщине с коляской. — Почудилось.

«Почу… почу! По-чу-ди-лось! — повторяла она про себя и с силой сжимала замерзшие пальцы, словно фига в кармане и впрямь могла помочь от того, что она видела своими собственными глазами. — Почудилось!»

Она пошла быстрее, не вынимая рук из карманов и больше не оглядываясь. Выдохнула, только оказавшись в спасительном полумраке подъезда.

«Ритка, — неожиданно поняла она. — Или Вероника. Или обе. Твари. Ненавижу!»

Скорее всего, так оно и было. Обе бывшие подружки знали о ее отношениях с Колей и прекрасно помнили, как он одевался. И обе они считали, что ей очень повезло с поклонником. Даже после всего. Даже после того, как ее не смогли убедить «оставить в покое бедного влюбленного» и она победила в суде. Странно, но даже эти кошмарные письма не заставили бывших подруг пересмотреть свое отношение к ней.

Аня вздрогнула. Несколько мгновений она пыталась продумать стройную теорию, согласно которой письма с самого начала были проделкой Риты или Вероники, а вовсе не Коли. И тогда ничего удивительного, что они продолжают приходить. Теория была не хуже других, да только Аня пару раз получала рисунки из рук самого Коли. Еще тогда, когда он обходился без всяких ужасных подробностей. А еще — и Аня это точно знала — Колины рисунки хранились и в его последнем пристанище, в психбольнице. Или правильно говорить предпоследнем с учетом того, что он умер? Аня стыдливо хихикнула и наконец двинулась к лифту. Ей следовало просто подняться в квартиру, где еще остались следы пребывания совсем другого, нормального мужчины, но привычка проверять почту сыграла с ней дурную шутку.

Стыдливая улыбка сползла с Аниного лица, когда она подошла к ящикам. Снова кусочек желтоватой бумаги призывно виднелся из прорези.

«Зато я могу позвонить следователю», — подумала она, но эта мысль не помогла. Звонить снова просто потому, что пришло очередное письмо? И что он ей скажет? Посмотрит как на ненормальную. Проходили уже. Ей надо что-то посерьезнее, чем очередное письмо от того, кто давно умер.

За этими мыслями Аня и не заметила, как руки уже машинально достали ключик, открыли ящик и ухватились за письмо. Такое же, как прошлое, или нет? Под руками не чувствовалась влага, и Аня выдохнула, запоздало сообразив, что даже психопат не станет пересылать почтой письмо с кровью. А Николай был психопатом или нет? А тот, кто шлет эти письма сейчас?

Аня поднималась по лестнице, судорожно сжав руками письмо и совершенно позабыв про лифт. Кто же это может быть? Кто мог видеть его письма и хотеть, чтобы Аня продолжала жить в страхе? Мать Коли? Аня помотала головой. Вряд ли Коля показывал такое матери, иначе она не думала бы, что он просто влюблен. Или думала? Какие-то психические заболевания ведь передаются по наследству, да? Может, его мама тоже психопатка? Правда, Аня так и не вспомнила, считали ли психопатом самого Колю. Да, она пыталась сообразить, кому она показывала письма, и совсем позабыла о том, что письма мог дать посмотреть кому-то и сам Николай. И тогда список возможных «мстителей» окажется бесконечным.

Аня пожалела сначала себя, а потом следователя. Когда он услышит эту версию, то точно раскается, что связался с ней. Поэтому Аня снова стала жалеть себя.

Дома она отложила нераскрытое письмо подальше и принялась составлять список тех, кто гипотетически мог видеть Колины письма. Она загадала, что если выдержит и не откроет письмо до утра, то все закончится хорошо. И обязательно закончится. Так что она выпила таблетку — из тех, к которым давно старалась не возвращаться, а потом вырвала листок из блокнота и начала писать.

Вписала своих родителей и родителей Коли — под вопросом, но мстительно подчеркнув их имена. Вероника и Рита. Эти тоже видели, и, как знать, может, и вот эти последние страшные видели тоже, просто не у нее.

«Коля так переживает, что ты перестала приходить к нему в клинику», — они с Вероникой тогда встретились в кафе.

Без Риты, Рита только-только вывалила на Аню про свою любовь, зависть, про то, что Аня недостойна такого большого чувства, и теперь то ли не могла никак остыть, то ли стыдилась признания.

Аня пододвинула к себе капучино и из-под челки глянула на подругу. Подругу ли? Разве она не думает так же, как Рита? Зачесанные в гладкий хвост русые волосы, бесцветное лицо, на котором инородно смотрелись модные тонкие очки. Тощая и длинная, она чем-то походила на Колю. Может, и сама тайно влюблена в него и не понимает, почему он не ей треплет нервы своими срывами и преследованиями? Аня легко отдала бы это счастье, только заберите! Но Рита назвала это кривлянием, и поэтому Аня не торопилась говорить об этом Веронике.

«Мы расстались, — ровно ответила наконец Аня и ткнула ложечкой в пирожное. — Ты же об этом знаешь».

«Разумеется, — Вероника выдохнула с таким скорбным видом, что личико ее стало напоминать крысиное, и Аня с отвращением поняла, что права: эта тоже считает Колю безвинно пострадавшим влюбленным. — Но он так страдает! Даже на поправку он идет хуже, так мама его говорит».

«Его мама может говорить что угодно!» — хотела выкрикнуть Аня, но вместо этого прожевала кусочек и произнесла:

«Его может утешить кто-то другой. Рита, например».

Да, по лицу Вероники скользнула едва заметная судорога, подтверждая, что она и впрямь боится, что не станет первой, кто сумеет его утешить. А может, и того хуже: уже пыталась утешать, но безрезультатно.

«Давай поговорим о чем-то другом, не о Коле, — попросила Аня. — Ты поступила куда хотела? А Рита?»

«Все-таки стерва ты, Аня, — словно не слыша ее, продолжила Вероника. — Он с тебя глаз не сводил, а ты поиграла и бросила. Не ценишь своего счастья».

Тогда Аня не нашла в себе сил встать и уйти, перевела, как умела, все в шутку и продолжила есть пирожное, которое не лезло в горло. Зачем? Зачем она тогда цеплялась за эту псевдодружбу? Боялась остаться одна? Боялась. И сейчас боится.

Однако в список Веронику и Риту внесла с большим удовольствием. А потом ручка замерла над листком. Ладно, Андрей, хотя, видит бог, парень не виноват, что Аня с ним встречалась. Он и сбежал, едва поняв, что ему всегда придется чувствовать рядом присутствие третьего лишнего. Вносить ли в список Ирину и Сергея? А Ваху? Они видели эти письма, а подать заявление на Николая Аня вообще решилась благодаря Ирине и ее брату. И вот так она их отблагодарит — включив в этот список?

Аня малодушно пропустила этих троих. Кто еще? Ее психолог из поликлиники. С ней они разбирали, почему рисунки именно такие. Она, казалось, была очень рада, что все расшифровывается почти как по учебнику, но чем это должно помочь самой Ане, было непонятно. Впрочем, кое-какие ее проработки и впрямь помогали, так что вписывала ее Аня без удовольствия. На этом список закончился, и Аня открыла «контакты» на мобильнике. Какая-то мысль приходила ей там, в парке, только вылетела из головы после звонка Вахе. Аня пролистывала номер за номером, пока не дошла до «Можно просто Сава».

Она вздрогнула. Как можно быть такой безголовой курицей и забыть о нем? Она тогда записала этого смешливого журналиста так, как он ей отрекомендовался, из вредности повторив слово в слово, и теперь не уверена была, что вспомнит его настоящее имя. Впрочем, это уже забота следователя, верно? Журналист пришел к ней после того суда, закончившегося принудительным лечением Николая, он весело шутил и был невероятно обаятельным. Достаточно обаятельным, чтобы Аня выложила ему кучу подробностей и показала все-все письма. Письма в статью в сети попали не целиком. Он умудрился сфотографировать их лишь разложенными веером, так что рисунков почти не было видно. И это было первой хорошей новостью. Второй стало то, что, похоже, ни ее родители, ни Колины не подозревали об этом электронном издании. Все, что она рассказала, было изложено в статье. И кто мог знать подробности ее истории? Да все читатели этого дурацкого новостного канала! Тысячи людей!