Под Куполом - Стивен Кинг

— Да пусть Большой Джим Ренни усрется! — Барби рассмеялся, его радовала и ее экспрессивность, и благоразумие: она по-прежнему говорила шепотом. — Я думала, ты ушел!

— Я почти ушел, но припозднился с выходом из дома.

— Ты видел… это?

— Да. Позже расскажу. — Он освободил ее из объятий, подержал на расстоянии руки, подумал: Будь ты лет на десять моложе, Роуз… даже на пять… — Так я могу взять свой фартук?

Она вытерла уголки глаз, кивнула.

— Пожалуйста, возьми его. И гони Энсона из кухни, пока он нас всех не отравил.

Барби отдал честь, обогнул стойку, прошел на кухню и отправил к стойке Энсона, велев разобрать заказы и навести там порядок, а потом помочь Роуз в зале. Энсон со вздохом облегчения отступил от гриля.

Тот являл собой ужасное зрелище, как случалось всегда, когда Энсон занимался грозящим катаклизмами теплообменным процессом, который он называл готовкой.

Прежде чем пойти к стойке, Энсон сжал правую руку Барби двумя своими.

— Слава Богу, чел… я не помню такого зашивона. Просто запаниковал.

— Не волнуйся. Мы сможем накормить пять тысяч.

Энсон, не знаток Библии, вытаращился на него:

— Что?

— Не важно.

Раздался звонок, установленный в углу коридорчика, что вел на кухню.

— Новый заказ! — крикнула Роуз.

Барби схватил лопатку, прежде чем взять листок с заказом, надел фартук через голову, завязал сзади тесемки, заглянул в шкафчик над раковиной. Там лежало множество бейсболок, которые в «Эглантерии» использовались вместо поварских колпаков. Из уважения к Полу Гендрону (как надеялся Барби, сейчас окруженному любовью и заботой самых дорогих и близких) выбрал бейсболку Тюленей, надел козырьком назад, хрустнул пальцами.

Потом схватил первый листок с заказом и принялся за работу.

2

В 21.15, на час позже, чем обычно в субботу, из «Эглантерии» ушли последние посетители. Барби запер дверь, перевернул висевшую на стекле табличку с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО». Понаблюдал, как эти ушедшие клиенты пересекают улицу, направляясь к городской площади, где собралось человек пятьдесят. Им, конечно же, было что обсудить. Все смотрели на юг, где сильный белый свет образовал своеобразный пузырь над шоссе номер 119. Не телевизионные огни, прикинул Барби, — армия США создала и охраняла запретную зону, выставив часовых и осветив ее.

Запретная зона. Ему это определенно не нравилось.

А Главная улица погрузилась в неестественную темноту. В некоторых зданиях горели электрические лампы — там, где работали генераторы, — в «Универмаге Берпи», магазине «Бензин и бакалея», «Новых и подержанных книгах», «Мире еды», в пяти-шести других местах. Но уличные фонари стояли темными, а на вторых этажах, где располагались квартиры, обходились свечами.

Роуз сидела за столиком в центре зала, курила (в общественных местах такое запрещалось, но Барби никому не собирался об этом докладывать). Она стянула с головы сеточку и устало улыбнулась ему, когда он сел напротив. У них за спиной Энсон драил стойку, его длинные, до плеч, волосы теперь торчали из-под бейсболки «Ред сокс».

— Я думала, Четвертое июля — самый тяжелый день, но этот еще хуже. — Роуз вздохнула. — Если бы ты не появился, я бы свернулась калачиком в углу, зовя мамочку.

— Мимо меня проехала блондинка на «Эф-сто пятьдесят». — Воспоминание вызвало у Барби улыбку. — Чуть не остановилась, чтобы подвезти. Если б подвезла, я оказался бы по ту сторону. Правда, со мной могло случиться то же самое, что и с Чаком Томпсоном и женщиной в самолете. — Томпсона в комментарии Си-эн-эн упомянули. Про женщину сказали, что она еще не опознана.

Но Роуз знала.

— Клодетт Сандерс. Я уверена, что она. Доди вчера говорила мне, что сегодня у ее матери урок.

Между ними на столе стояла тарелка с картофелем фри. Барби как раз тянулся к ней, но рука повисла в воздухе. Он вдруг понял, что жареного картофеля ему совершенно не хочется. Как и чего-то другого. И красная лужа у края тарелки больше смахивала на кровь, чем на кетчуп.

— Так вот почему Доди не пришла.

Роуз пожала плечами:

— Возможно. Но полной уверенности у меня нет. Она со мной не связывалась. Я и не ждала, что свяжется, — телефон то не работает.

Барби предположил, что она говорит о проводной связи, но с кухни слышал, как люди жаловались и на плохую работу мобильников. Большинство видели причину в том, что все звонили одновременно, перегружая сеть. Некоторые винили телевизионщиков с их сотнями «Моторол», «Нокий», айфонов и блэкберри. Барби подозревал другое: в период, когда страна охвачена паранойяльной боязнью терроризма, вроде как возникла угроза национальной безопасности, и все схватились за мобильники. Некоторые звонки еще проходили, но к ночи все реже и реже.

— В пустую голову Доди вполне могла прийти мысль плюнуть на работу и поехать в торговый центр Обурна.

— Мистер Сандерс знает, что Клодетт была в самолете?

— Точно сказать не могу, но очень бы удивилась, если еще нет. — Тут она нараспев процитировала знакомые Барби слова: — «Наш город мал — его судьбу мы вместе делим».

Он улыбнулся и ответил продолжением:

— «И за команду за одну мы все болеем».

Прошлым летом эта старая песня Джеймса Макмертри загадочным образом на два месяца стала очень популярной на паре радиостанций Западного Мэна. Разумеется, не на ХНВ: Джеймс Макмертри не относился к тем певцам, творчество которых одобряло Иисусово радио.

Роуз указала на картофель фри:

— Есть еще будешь?

— Нет. Потерял аппетит.

Барби не питал особой любви ни к всегда улыбающемуся Энди Сандерсу, ни к Доди-Тупице, которая определенно помогала своей лучшей подруге Энджи распускать слух, приведший к драке у «Дипперса». Но сама мысль о том, что те части тела (перед мысленным взором снова и снова возникала нога в зеленой брючине) принадлежали матери Доди… жене первого члена городского управления…

— Я тоже. — Роуз затушила сигарету в кетчупе. Послышалось шипение, и на мгновение Барби испугался, что его сейчас вырвет. Он даже отвернулся и посмотрел через окно-витрину на Главную улицу, хотя с этой точки ничего увидеть не мог. Только темноту.

— В полночь выступит президент, — объявил Энсон, продолжающий драить стойку.

Из кухни доносился низкий, протяжный стон посудомоечной машины. Барби подумал, что старина «Хобарт», возможно, трудится в последний раз и по крайней мере какое-то время будет простаивать. В этом ему предстояло убедить Роуз. Она могла поупираться, но, как женщина умная и практичная, быстро сообразит, что предложение дельное.