Сторожевой волк - Кирилл Максимов

– А еще лучше, номерами обменяемся, – предложил кавказец. – Мало ли что, – расплывчато пояснил он. – В жизни всякое случается. Я тебе свой номер продиктую, ты наберешь, твой у меня и отобьется.

Внутри продолжал грохотать перфоратор, и Князев непроизвольно скривился.

– Каждый замечает, когда у соседей ремонт идет, но все забывают, что и сами ремонт когда-то делали, – хохотнул Гафур. – Мы с джигитами быстро все сделаем. Недельку-вторую потерпи, и тишина будет.

– Не вопрос, – кивнул Богдан.

Георгий посмотрел на проходившую совсем рядом железную дорогу, за которой высилась громада недавно возведенного спортивно-концертного комплекса. К станции, скрежеща тормозами, подъезжала старая длинная электричка. Он вскинул руку, посмотрел на часы и протянул Князеву документы:

– Мне пора, паспорт свой держи. Счастливо оставаться. – Обменявшись рукопожатиями, сел в машину и уехал. Гафур посмотрел ему вслед и принялся оттирать испачканное плечо.

– Ты, Богдан, подожди, я сейчас, – произнес Меджидов и, ничего больше не объясняя, скрылся за обитой железом дверью.

Князев стоял, задрав голову, редкие крупные снежинки падали ему на лицо, и на душе стало как-то спокойно. Наконец-то в жизни наметился сдвиг. Работа все же заставляла дисциплинироваться. Он наверняка знал, что сегодня не притронется к спиртному. Опыт подсказывал, что достаточно продержаться три дня, и появится полный самоконтроль – хочешь пей, хочешь нет.

– Богдан, вот тут тебе подарок небольшой, – появился Гафур. – Чача. – И передал Князеву большую бутылку, завернутую в газету.

– Зачем? – растерявшись, принял подарок Богдан.

– Как это зачем? Новоселье надо отметить.

– Я на работе не пью.

– Я же не предлагаю прямо сейчас и выпить. Я тоже на работе не пью. Как-нибудь потом, дома попробуешь. Ты такой хорошей чачи еще не пил. Не на продажу люди делали, а для себя. Отдали перед отъездом, сказали, хорошему человеку подаришь.

– Спасибо, – только и нашелся, что сказать, Богдан.

– Ну, я пошел за своими присматривать. За ними глаз да глаз нужен. Ленивые, – улыбнулся Гафур. – Я у них вроде прораба.

Сказав это, он исчез за дверью, щелкнул замок. Практически сразу же застучал перфоратор. Наверное, лишь один вид «прораба» приводил гастарбайтеров в трепет.

– Я это уже на овощной базе проходил, – пробормотал Князев и вошел в лабаз.

Внутри было сыро и холодно, пар шел изо рта. Щелкнул выключатель. Заморгали, а потом вспыхнули одна за другой старые лампы дневного света. При таком освещении – ртутно-белом, все казалось холодным и безжизненным. Князев окинул взглядом ящики за сеткой. Казалось, после его прошлого визита сюда ничего не изменилось. Никто ничего не привозил, не увозил. Богдан отщелкнул одну клавишу. Теперь лампы горели лишь над бытовым участком склада.

Он взял маленький топорик и принялся щепать на лучину смолистое сосновое полено. Положил в печку-буржуйку скомканную газету. Огонек зажигалки тронул бумагу, перебросился на нее. Желтые лучинки легли сверху. Тяга была хорошей, сухие поленья быстро занялись. В стальном чреве небольшой буржуйки загудело, и почти сразу же стало тепло. Князев снял перчатки, сбросил куртку, сел на разболтанный стул и протянул руки к огню. Безжизненный до этого, чужой для него лабаз наполнялся уютом. В воздухе чувствовался смолистый аромат. По стенам плясали отблески пламени.

– Давно я вот так не сидел, – произнес вслух Богдан.

Согревшись, он положил в тумбочку стола продукты. Есть пока ему абсолютно не хотелось. Подумав, развернул газету, вытащил туго заткнутую пробку и понюхал подаренную ему Гафуром чачу. Пахла она приятно, хоть и отдавала самогоном. Но именно в этом самогонном аромате и крылось ее очарование. Богдан понял, что пить ему абсолютно не хочется, и это радовало. Он вставил пробку и спрятал большую литровую бутылку в тумбочку стола. Привычки Ростислава он знал. Тот выпивал все, что имелось в наличии, не мог сдержаться. Зачем лишний раз провоцировать человека?

Князев сидел, полуприкрыв глаза, и представлял себе Ларису. Ему было понятно, что рано или поздно они окажутся в одной постели. Конечно, все будет не совсем так, как ему представлялось теперь, но помечтать ему никто не запретит. А потому в воображении ему рисовался не существующий в реальности небольшой загородный домик, вроде дачи. Деревянные стены, простая мебель, пылающий камин, отблески пламени и разостланные на полу, согретые теплом огня одеяла.

– Лариса, – негромко произнес в пространство Богдан. – Лариса…

Ему хотелось услышать в ответ ее голос, но вместо него загрохотал за стеной перфоратор.

– Вот же, черти, все испортили. Я ее уже и обнять успел, – прошептал он, открывая глаза и подбрасывая в печку полено…

Глава 15

Режиссер появился даже раньше, чем обещал. Он постучал в зарешеченное окошко и тут же прижался к нему лицом, расплющив нос.

– Богдан! Это я. Открывай.

Сказано было так, что стало понятно, Ростислав ни на секунду не сомневался в том, что его ждут и ему рады.

– Заходи, – без особого энтузиазма отозвался Князев, открывая дверь.

Вместе с режиссером в лабаз ворвались с улицы клубы пара, хоть на дворе было и не так холодно.

– Чудно у тебя здесь, – выдохнул Ростислав, расстегивая куртку и бросая ее на поленницу. Затем шумно потянул носом, наслаждаясь смолистым запахом.

– И мне нравится.

– Отхватил ты себе работу, – продолжал восхищаться Ростислав. – Красотень!

Он стал выставлять на стол принесенное с собой. От прежней бережливости не осталось и следа. Ему нельзя было давать деньги в руки. Ростислав был из той породы людей, которые стремятся их как можно скорее извести.

– Плов, бутерброды, оливки, креветки в заливке, одноразовая посуда, ну и, конечно же, твой любимый томатный сок. Какая же без него «Кровавая Мэри»? – приговаривал он, расставляя угощение.

– Про водку не забыл? – поинтересовался Князев.

– Ее я в первую очередь купил, – прищурился режиссер, выставляя чуть начатую бутылку на стол.

– Дегустировал на предмет палености? – усмехнулся Богдан.

– Нет. Не удержался по дороге, приложился один раз. Но, заметь, только один, – честно признался Ростислав.

Лицо его, то ли от пламени после морозного воздуха, то ли от глотка спиртного, сделалось пунцовым.

– Что это за «дятел» у тебя за стеной завелся? Те самые кавказцы? – спросил он, прислушиваясь к звукам из другой части лабаза.

– Они самые. Ремонт идет. Под кафе переоборудуют, – ответил Богдан так, как учил его Бакланов.

– Да уж. Права народная мудрость. Если у вас завелся за стеной сосед с перфоратором, то можете поменять дом, улицу, город, но он все равно отыщет вас и снова поселится за стеной, – дежурно пошутил Ростислав. – Дожили, по ночам работают. Хотя, если мне не изменяет память, стучать, кричать, громко песни петь разрешается лишь до двадцати двух ноль-ноль. А, может, и до девяти вечера.

– Здесь строение нежилое. Некому жаловаться.

– Сколько же этим ремонтникам платят, что они так стараются?

– Не спрашивал. Но у них прораб очень строгий. Кавказцы работают, те самые, которых мы с тобой сегодня выслеживали.

– Кавказцы это моя тема, – тут же оживился режиссер. – Я про московскую жизнь гастарбайтеров фильм сейчас снимаю. Давай, накатим по маленькой, а там я тебе покажу отснятый материал. Бадяжь свою «Кровавую Мэри».

– Я же сказал, что не пью.

– Сказать можно все, что угодно, – вздохнул Ростислав. – А вот сдержать слово не каждому дано. Значит, не будешь?

– Не буду, – ответил Богдан, придвигая к себе пакет с томатным соком.

– Сублимация у тебя пошла, – вкрутил «умное слово» режиссер. – Если проще, то ты себе водку соком решил заменить.

– Не умничай. – Князев налил себе томатный сок и глотнул, сделал это так, как обычно, «снял слой», под которым должна быть воображаемая водка, затем мысленно представил себе, что водку уже выпил. Теперь все было в порядке, снова сверху «оставался» томатный сок.

– Не стану тебя соблазнять еще раз. Захочешь, наливай сам.

Ростислав плеснул в пластиковый стаканчик. По тому, как мало он налил, Князев сразу понял, что режиссер решил посидеть здесь долго – растягивал бутылку.

– За твою новую работу, – проговорил гость, выпил и тут же закусил одной оливкой. – Я кино серьезное задумал, – сказал он, прожевав и сглотнув.

– О кавказцах?

– Шире смотри, не только о них. У меня замысел глобальный. Понимаешь, в любом серьезном кино должен быть «месседж», послание, ну, его еще иногда подтекстом называют, – задумчиво вещал режиссер, глядя на огонь в буржуйке.

– В общих чертах понятно, – кивнул Богдан.

– Что такое «месседж», даже не каждый режиссер понимает. И уж только единицы способны воплотить его в жизнь. Талант, он или есть, или его нет.

– С этим я с ходу соглашусь.

– Попробую тебе объяснить. Скажем, перед художником-живописцем стоит задача раскрыть зрителю образ собаки. Какую картину он должен нарисовать?