Женщина без имени - Чарльз Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы не ответили на мой вопрос.
Кейти посмотрела на меня и без эмоций произнесла:
– Le coeur a ses raisons que la raison ne connaȋt point.
Я понял, что это по-французски, но понятия не имел, что бы это значило. Мой взгляд «оленя в свете фар» убедил ее в этом. Она перевела:
– У сердца свои резоны, которые совершенно не известны разуму.
– Это вы придумали?
Она мотнула головой:
– Паскаль.
В этот момент я ее понял, но попытался не выдать этого.
– Слова умерших философов звучат замечательно, но они не заставят меня отправиться во Францию.
Кейти посмотрела на меня краем глаза и убежденно заговорила:
– Умирают писатели, а не их слова.
И тут я тоже ее понял.
– Так что же такого важного во Франции?
– Я тебе скажу, когда мы туда приедем.
– Этого мне мало.
Она ответила быстро, не раздумывая. По-настоящему эмоциональный ответ. Кейти не сдерживалась, она кричала.
– Мне больно. Я не хочу об этом говорить. Я не могу. Никогда не говорила…
Другой рукой Кейти прикрыла запястье со шрамом.
Стеди тронул меня за локоть.
– Можно тебя на минутку?
Я вышел за ним на крыльцо, он задвинул за мной стеклянную дверь. Кейти осталась сидеть со скрещенными руками, свирепо глядя через стекло. Ей пришлось замолчать. Мысль о том, что мы говорили о ней за ее спиной, нравилась ей не больше того факта, что ей пришлось просить нас сделать так, как она хотела. Священник сел. На нас обрушился запах соли. Стеди негромко заговорил:
– Поезжай с ней. – Он подождал, сложив руки на коленях. Молчания было достаточно для ответа.
– Почему? – наконец спросил я.
Старик вытащил щипчики для ногтей и принялся подстригать ногти. Обрезал три ногтя и только потом продолжил:
– Потому что тебе это нужно.
– Мне? Но это касается ее. – Я махнул рукой. – Это не имеет никакого отношения к…
Стеди закрыл глаза.
– Это непосредственно касается тебя.
– Какое это может иметь отношение ко мне?
Стеди обрезал ноготь, и тот упал на пол. Его ногти всегда были коротко подстрижены.
– Ты сам должен это понять.
– Стеди, кому как не вам знать, что я не могу этого сделать.
Следующий палец. Еще одно движение щипчиков.
– А кому как не тебе знать, что ты можешь это сделать?
Я покачал головой:
– Находиться рядом с этой женщиной – это все равно что гулять по спящему вулкану. Каждый раз, когда я подхожу к ней ближе чем на пять футов, я сразу думаю о том, что хочу, чтобы она убралась с моей лодки.
Стеди занялся другой рукой.
– Если ты отправишься с ней во Францию, она уберется с твоей лодки.
– Это решение второй проблемы, но не первой.
Он пожал плечами:
– Кейти как репчатый лук.
– То есть?
– Многослойная.
– Я-то думал, что вы собирались сказать, что после нее остается дурной вкус во рту, а на глазах появляются слезы. – Старик не клюнул, и я продолжал: – Если она – репчатый лук, то кто тогда я?
Он произнес это как само собой разумеющееся:
– Кокос.
Я попытался отбиться:
– Это потому что я твердолобый?
– Нет, потому что от постоянного употребления кокосового молока обязательно начнется понос.
Такого я не заслужил.
– Не смешно.
Стеди сунул щипчики обратно в карман. Это означало, что разговор подходит к концу и священник уже принял решение.
Я развернулся и ушел обратно в дом с намерением доказать, что она не все продумала. Я встал перед ней.
– Допустим на минуту, что я согласился. Что я сказал, что поеду. – Она глубоко вздохнула. – У вас будут другие большие проблемы.
– Например?
– Нужно пересечь океан. У вас нет паспорта, и без черного рынка вы его не достанете.
Кейти отвернулась. Ее голос смягчился.
– У меня уже есть паспорт.
– Не сомневаюсь, что у Кейти Квин паспорт есть. Но я не уверен… – я указал на нее, – что он есть у вас.
Она кивнула:
– У меня есть паспорт.
– Как это?
– Он у меня с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.
– Но…
– Кейти Квин – это не мое настоящее имя.
Даже Стеди выглядел удивленным. Он спросил:
– Не настоящее?
– Я придумала имя Кейти Квин, когда мне было нужно.
– Ничего не выйдет.
– У Джейсона Борна[13] это сработало.
– Он – вымышленный герой.
Кейти подняла бровь:
– Я много раз ездила во Францию и обратно, и никто об этом не знал.
– Как?
– Все просто. Я гримируюсь.
Я не ответил. Стеди улыбнулся мне и прошептал:
– Видишь, у вас двоих куда больше общего, чем ты думаешь.
Я отмахнулся от него.
– Я тебе заплачу, – сказала Кейти. – Я могу заплатить больше, чем ты зарабатываешь за год. Или за пять лет.
– Вы не знаете, сколько я зарабатываю.
– Я видела, как ты живешь. Это не может быть много.
– Я не хочу ваших денег. – Я подался вперед. – И даже если бы я хотел их получить, я вам не по карману.
– Разумеется, по карману. Я десять тысяч раз могу купить все то, чем ты владеешь.
– А как насчет того, что мне можно доверять?
– Пожалуйста, не заставляй меня просить тебя снова. Я уже попросила.
Стеди выпрямился на своем стуле. Он почти улыбался. Старик чувствовал, что Кейти побеждает, и казалось, он наслаждается нашей перепалкой.
– Мы должны пойти в банк. – Кейти вытащила из нагрудного кармана маленький ключик на шнурке. – У меня там ячейка.
Она уже начала планировать нашу поездку.
– То есть это я должен отправиться в банк?
Кейти кивнула.
– А что в ячейке?
– Паспорт.
– Что еще?
– Увидишь, когда откроешь ячейку.
Стеди сложил крест-накрест руки на коленях и улыбался от уха до уха. Я повернулся к ней и перешел на «ты».
– Кейти…
– Меня зовут не Кейти.
– Ладно, женщина без имени. Я возьму паспорт, но я не могу ехать с тобой во Францию.
– Не можешь или не хочешь?
– И то, и другое.
– Пожалуйста.
– Почему ты не можешь поехать одна?
– Потому что ты сможешь попасть туда, куда не могу попасть я.
– Я думал, что именно ради этого ты и хранишь тот, другой паспорт.
– Мне нужен человек.
– Ты можешь нанять кого-нибудь. Так будет проще. Тебе не обязательно нужен я.
На этот раз она повернулась ко мне. Глаза стеклянные. Голос тихий. На лице – боль.
– Потому что там есть кое-что и… я не хочу встретиться с этим одна.
Теперь мы были уже ближе к правде. Я ждал.
– Я сменила имя, когда мне было около шестнадцати. Всю свою взрослую жизнь я становилась тем, кого я только что похоронила в Мексиканском заливе, потому что я больше не хочу быть ею. И вот теперь я стараюсь быть не двумя женщинами, а только одной. Поэтому выбор у меня не слишком большой. Я не знаю… – Кейти уже плакала. – Кто я теперь? Где в мире я встречу меня, если встречу и когда встречу? Я не уверена, что узнаю себя, если натолкнусь на улице. Я только знаю, что родилась одним человеком, стала вторым, а теперь я стараюсь не быть ни одним из них, пока ищу на дне океана третью меня. Насколько испорченным человеческим существом надо быть, чтобы оказаться там, где я сейчас? То есть, сколько еще «я» мне придется пройти, прежде чем больше никого не останется? Ты можешь мне ответить?
Все стало только еще запутаннее.
– Я не могу.
– Вот и я не могу. Я только знаю, что перестать быть мною, это… – она покачала головой, по щекам катились слезы, – это все равно что умирать каждый день. Снова и снова. Я ложусь спать мертвой, просыпаюсь мертвой. Я застряла посередине, я боюсь засмеяться, чтобы не воскресить кого-то, кем я быть не могу.
Повисло молчание. Шли минуты. Я надавил на нее:
– Могу я спросить тебя кое о чем, чтобы ты честно мне ответила?
Она кивнула.
– Я попытаюсь. Именно сейчас я увязла в трехмерной лжи.
Я встал, увеличив расстояние между нами.
– Это настоящие слезы или ты играешь?
Она вытерла лицо.
– Думаю, они настоящие, но если говорить честно, то я не знаю, не играла ли я. – Скрестив руки на груди, Кейти смотрела мимо меня на океан. – Я еду во Францию, чтобы кое с чем встретиться, и не уверена, что смогу сделать это одна.
Разговор с ней напомнил мне ту неделю, когда я учился водить машину с механической коробкой передач. У меня несколько дней кряду болела шея. Проблема была в том, что где-то между этими репликами находилась правда.
– Достаточно честно. – Между деревьями зашелестел бриз. Я не совсем уверен, почему я сказал следующие слова: – Я поеду.
– Правда?
– Да.
Кейти не знала, поцеловать меня, обнять или пожать руку, поэтому ничего этого она не сделала. Она смахнула слезы с лица и вытерла ладони об обрезанные джинсы.