Великие духи Барабинской степи - Олеся Усольцева

обещал вернуться до захода солнца, — сказал отец, не поворачивая головы.

— Я немного заблудился, — соврал сын. Почему, вообще, он должен перед ним отчитываться? И что он сделал такого, что отец опять недоволен? А в груди как будто дрогнула струна.

Молодой мужчина сел со всеми. Он ехал домой в прекрасном настроении, от которого сейчас не осталось и следа. Мать протянула ему сосуд с похлебкой и кусок лепешки.

— Завтра будет Совет, — сказал отец.

Сердце юноши забилось. Что, неужели отец решил? Он смотрел на крупного, широкоплечего мужчину перед собой, с гривой седых волос и цепким взглядом. Нет, он еще сто лет будет вождем. С такой — то силищей. Тогда что он задумал?

— А зачем я? Ведь я не участвую в Совете?

— Завтра будешь. Ты, Ной и Гай. Нам нужны ваши молодые умы.

— Да? — сын хмыкнул. Надо же, какая честь! Этих двоих еще там не хватало. — А что случилось? Это из-за засухи?

— Нет. Ведунья сказала, что на нас собираются напасть. Ей был знак.

— Отец, — юноша старался говорить, как можно мягче, — я объездил сегодня всю округу. Все тихо. Неужели ты веришь какой — то выжившей из ума старухе?

«Да ты и сам, похоже, спятил. Хотя нет, был такой всегда. Духи, знаки, закон степи. Смешно», — думал молодой мужчина.

Отец повернулся. И посмотрел долгим пристальным взглядом.

— Я знаю, ты думаешь, что умнее меня, — сказал он.

Сын вздрогнул. Как будто отец прочитал его мысли.

— Нет, я совсем не… — начал было юноша, и осекся. Он не просто думал, он знал. И придет день, он это докажет.

На следующий день собрался Совет. Причин для его созыва было две. Угроза нападения, действительно, беспокоила старейшин. Но ведунье был другой знак. Она предчувствовала скорую смерть старого вождя. Поэтому, вождь заодно решил проверить тех, кого рассматривал, как своих преемников. Ной, лучший охотник, молчаливый, упрямый, надежный. Гай, — его любимец, веселый, прыткий, ему можно было поручить любое дело, любые задачи. И сын. Самоуверенный, дерзкий и… что — то еще в нем было, пугающее, чуждое. Жесткость. С таким сердцем нельзя быть вождем. Но он умен, очень умен.

Совет собрали ровно в полдень, под деревянным навесом, крытым соломой. Как полагается, первыми сели старейшины, их было трое. Затем, пригласили молодых. Жена вождя принесла кувшин с прохладным травяным напитком, и удалилась.

— Мы слышали, что из далеких краев, где нет рек и озер, на нас надвигается кочевое племя. Они хотят наш скот и запасы зерна. И еще они хотят жить здесь, в наших домах, с нашими женами. — сказал вождь. — Что скажут наши молодые сородичи?

Повисла пауза. Юноши растерялись. Каждое слово, сказанное здесь, могло повлиять на их дальнейшую судьбу. Первым заговорил Гай.

— Нужно сделать укрепленное убежище, из которого можно будет отстреливаться. Там должны быть запасы еды и воды.

Старейшины одобрительно закачали головами.

— Построить наблюдательную вышку, на расстоянии от селения. Чтобы сторожевой, завидя неприятеля, мог вскочить на коня и предупредить об угрозе, — сказал сын вождя.

Седоголовые мужчины переглянулись, им понравилась эта идея.

— Нам нужно новое оружие. Луков и копий будет недостаточно, — сказа Ной.

— Хм… А что ты предлагаешь? — спросил его один из старцев, на глазу которого было большое белое пятно.

— Нам нужно что — то, что сбивало бы с ног их коней. Что — то покрупнее, — ответил Ной. И стал объяснять, как он видит устройство, метающее камни, или пропитанные смолой, горящие головешки.

Старцы оживились, глаза их горели. Они оживленно стали обсуждать возможность эту идею. Ной явно произвел на них впечатление. Глаза вождя светились восхищением и радостью. Все — таки, Ной.

Сын его, сидел в стороне. Он видел отцовский взгляд, обращенный на Ноя. И понимал, что этот взгляд означает. Юноша сжал кулаки, так, что ногти больно впились в ладонь. А в душе его кто — то неистово колотил по всем струнам, пока большая часть из них не лопнула.

Анька открыла глаза. Солнце пробивалось сквозь брезент палатки. Ксюшки не было. Пора вставать. Сажина вылезла из спальника, отталкиваясь пятками и лопатками, как змея выползает из своей шкуры. От сна осталось гадкое, разъедающее послевкусие.

***

Сажина пришла к столу, когда завтрак уже заканчивался. Ей не досталось каши. Дежурные засуетились, стали предлагать бутерброды. Похоже, они просто про Аньку забыли, потому что Костя доедал вторую добавку. Он даже предложил поделиться, но Анька отказалась.

В голове у нее было мутно. Хлеб с сыром не лез. Она молча выпила чаю, и пошла на раскоп.

Все ждали дождь. Небо сегодня затянуло, с раннего утра дул сильный ветер. Работать было приятнее, но в глаза попадала пыль и земля с отвала. Музыку из магнитофона не было слышно, ее сносило в другую сторону.

Лёшка с Генычем копали на соседних квадратах.

— Лёха, блин, ты можешь кидать землю в другу сторону? Всё на меня летит!

Лёша снимал третий слой. Землю со штыковой лопаты он кидал перед собой. Ветер сдувал ее на Генку. Тот работал на большей глубине, чем Лёша, и, получалось, что пыль попадает ему прямо в лицо.

Лёшка остановился на минутку, подумал. И сказал:

— А мне больше некуда кидать! Мне, что, на бровку складывать? — в его голосе слышался сарказм. Геныч был из враждебного ему лагеря одноклассников, и прогибаться перед ним Лёша не собирался. — Ты сам отойди, в другой угол квадрата встань и копай!

Гена промолчал, сплюнул, и немного отодвинулся с «горячей точки». Скандалить с Лёшкой ему хотелось меньше всего. Тот, как баба на базаре, в конце концов, начнет истерить, а Гене смотреть на это тошно.

Но история повторилась. Лёшка откинул землю, и она снова полетела Генке в лицо. Тот покраснел.

— Леший! — крикнул он, протирая глаза. — Ты не врубился?! Я тебе сказал, все летит на меня! Возьми тачку, и складывай в нее, если бросать некуда! Я так работать не могу!

Лёшка хмыкнул. Он, может, и сам хотел сходить за тачкой. Но, теперь, после того, как Геныч наорал на него и указал, что делать, он никуда не пойдет. У него тоже есть гордость. Лёша понимал, что провоцирует, но не мог остановиться. Он, как будто снова и снова оказывался в 205—м кабинете их школы, где одноклассники издеваются над ним и пинают его дипломат. А Геныч был там. Он стоял и смеялся.

И Лёшка, очень медленно, как будто на сцене, копнул и откинул землю. Получилось еще хуже, чем до этого. Сильный порыв ветра осыпал Геныча комьями грунта с ног до головы.