Цена империи. Фактор нестабильности - Влад Тарханов

с самых незапамятных времен грабеж и убийство сартов[7] было для местных властителей табу. Благосостояние городов строилось на торговле. Без этих караванов города бы зачахли, так что купец, заплативший бакшиш за проезд в твоих владениях был неприкосновенен. Впрочем, если где-то начиналась война, купцы первыми узнавали об этом, их караваны шли обходными путями, но торговля не прекращалась и в самые суровые годы. Даже нашествие страшных монголов, вырезавших жителей прекрасных оазисов подчистую, не могло остановить движение купцов. Завоеватели сами охраняли тех, кто вез в их владения товары и рабов. Ибо с незапамятных времен работорговля в этих краях была самым прибыльным занятием.

Этот караван ничем не отличался от многих других. Обычные товары, обычный состав каравана, хорошо известный всей пустыне Али аль Магриб, почти чернокожий караванщик, да еще и известный купец. Этот полный, очень полный мужчина, напоминавший византийский евнухов из-за отсутствия растительности на лице, был опытным и знающим проводником, купцы под охраной его людей чувствовали себя в безопасности. И еще — кого-нибудь Али в свой караван не брал, только уважаемые торговцы с хорошей репутацией или надежными рекомендациями. Поэтому к нему все относились с должным почтением.

Долгий путь подходил к концу, караван готовился уже подойти к месту ночевки, когда пыль в отдалении указала, что сюда движется конный отряд. Это были туркмены. Четыре десятка воинов, одетых в драные халаты, с копьями и древними ружьями, карамультуками, как их тут называли. Эти фитильные примитивы, тем не менее, были опасным оружием в умелых руках. Но еще больше было в отряде лучников — примерно половина. Единственным человеком, одетым в более-менее приличные доспехи, оказался их предводитель. И то, оружие его было так себе. Простенькая сабля в видавших виды ножнах, кривой кинжал, да тот же неизменный образец ручного боя за спиной. Я заметил, как поморщился караванщик Али, как быстро охрана перестроилась в боевой порядок, а купцы стали напряженно всматриваться в приближающийся отряд. «Догумли» — услышал я. Интересно, кто назвал этих воинов безбашенными, примерно так я понимал это слово. Скорее всего, нам навстречу попался отряд не признающих власть и авторитетов разбойников. Вот только рискнут ли они напасть? Да и охраны каравана оружие лучше будет. Куда как лучше. Бек, командовавший охраной, выехал навстречу приближающемуся отряду. Они о чем-то поговорили. Потом я увидел, как караванщик махнул рукой, подъехавшим джигитам вынесли несколько мешков, думаю, что с рисом. Уже на привале я узнал, что это был отряд джигитов, набранных в предгорьях беком Музаралли, который шел на соединение с войсками текинцев, которые готовились дать бой Белому генералу. Ну что же, имя Скобелева тут уже хорошо всем известно. Такие отряды мы уже не раз и не два встречали в дороге. Только этот состоял из столь бедных оборванцев, что уважаемый Али сам выделил им еды, чтобы те могли продолжить свой путь. Пустыня… такое место, что помогать друг другу — необходимость, если ты, конечно, не встретил кровника. Интересная деталь, я помню точно, что в сказаниях и преданиях Востока банда или воинский отряд в своем составе имели сорок человек. На одном из привалов караванщик сказал, что это говорило о большом отряде. В пустыне колодцы не могут напоить сотни человек, а вот такой отряд был достаточно мобильным и мог рассчитывать, что любой источник воды не будет им вычерпан до дна. Вода — это жизнь. И я был в этом с уважаемым Али аль Магрибом совершенно согласен.

Как я попал в этот караван? В самом начале весны меня вызвали к начальству. Еще один поворот в моей бурной биографии. Был ли я удивлен вызову? Нет. Чему еще удивляться. Но человек, который меня призвал к себе, удивить меня все-таки сумел. Ожидал меня целый генерал-майор. Да не какой-нибудь, а легендарный Исмаил-Хан Нахичеванский, если же полностью правильно произносить его имя, то Исмаил Хан Эсхан Хан оглы Нахичеванский. Чем он легендарен? Один из самых известных воинов-мусульман на службе у русского императора. Он был отчаянно храбрым кавалеристом, участвовал во всех делах на Кавказе. В тоже время, наибольшая слава пришла к нему во время осадного сидения в Баязете. Он с горсткой храбрецов сумел пробиться в крепость, а когда Пацевич принял позорное решение сдаться, сумел воодушевить офицеров гарнизона, взял командование на себя (после того, как сам Пацевич был убит своими выстрелом в спину) и сумел дождаться помощи. Это в крепости, в которой не было запасов воды, продовольствия, потерявшей множество защитников. Тем не менее, Баязет выстоял. За это дело Исмаил Хан получил генеральские погоны[8]. Впрочем, вытянувшись перед легендарным кавалеристом, я мог только гадать, что от меня хочет столь высокое начальство. Нахичеванский перешел сразу к делу, как только мой начальник вышел из комнаты. Да, предстоял разговор наедине, вот тут и не знаешь, что найдешь, а что потеряешь.

— Максуд бек, все говорят, что как воин ты горяч, смел, храбр, настоящий джигит. Скажи, тебе можно поручить такое дело, в котором нужно будет рисковать жизнью и не терять голову?

Генерал имел право на такой вопрос. Моя горячность, как и чувство достоинства были общеизвестны. Из-за них я и пострадал. Я родился в семье русского генерала Алихана Гусейнова, мой отец и мать происходили из знатного дагестанского рода. Настолько влиятельного, что Шамиль не поленился взять меня в качестве заложника, так что детство я провел среди суровых горцев, сражавшихся с русскими. Но отношение ко мне было уважительным. Отец выкупил меня, потом учеба, сначала Тифлис, потом Петербург 2-е Константиновское военное училище, шефом которого был тогда великий князь, а теперь император Михаил Николаевич. Тогда я увидел его впервые, на торжественном построении, посвященном нашему выпуску. До сих пор помню песню, которую мы пели в Дмитров день, ну и что с того, что я мусульманин? На христианские службы я не ходил, а вот песня отчеканилась в голове, как молитва.

Братья! Все в одно моленье

Души русские сольем,

Ныне день поминовенья

Павших в поле боевом.

Но не вздохами печали

Память храбрых мы почтим:

На нетленные скрижали

Имена их начертим.

Вот каким правописаньем

Царь-отец нам повелел

Сохранять воспоминанья

Православных ратных дел!

Вот нетленные уроки!

Братья! Мы ль их не поймем?

К этим строкам новы строки

Мы не все ли принесем?

Братья! Все в одно моленье

Души русские сольем,

Ныне день поминовенья