На крыльях мужества - Василий Ян

Остался в живых только семилетний сын Джелаль-эд-Дина, захваченный монголами. Они поставили его перед Чингисханом. Мальчик, повернувшись боком к кагану, косился на него смелым, ненавидящим глазом.

— Род наших врагов надо вырывать с корнем! — сказал Чингисхан. — Потомство таких смелых хорезмийцев вырежет моих внуков. Поэтому сердцем мальчишки накормите мою борзую собаку!

Палач-монгол, улыбаясь до ушей от гордости, что он может перед великим каганом показать свое искусство, засучил рукава и подошел к мальчику. Опрокинув его на спину, он в одно мгновение, по монгольскому обычаю, вспорол ножом грудь. Засунув руку под ребра, он вырвал маленькое, еще бьющееся сердце и поднес его Чингисхану.

Тот несколько раз, как старый боров, прокряхтел:

— Кху! Кху-кху!

Повернув саврасого коня и сгорбившись, Чингисхан, угрюмый, двинулся дальше, вверх по каменистой тропинке.

XX. СНОВА ЗАПЫЛАЛ КОСТЕР БОРЬБЫ

Хвала же тому, кого не уничтожают превратности времени и не поражают никакие перемены, кого не отвлекает одно дело от другого и кто одинок по совершенству своих качеств.

Стоя на береговых камнях реки, Бент-Занкиджа колебалась недолго. Она держала за повод коня. Он тянулся к воде, громко фыркая, и вздрагивал, когда темные волны быстро проносились мимо, обдавая его пеной.

Что же делать? Пробраться правым берегом, через заросли, поискать переправы? Или смело броситься в реку? Хватит ли у нее сил, чтобы переплыть бурные, стремительные потоки?

Она оглянулась. На горном хребте показалось несколько монголов. Они начали спускаться по крутому скату. Будь что будет! Впереди — надежды и Джелаль-эд-Дин. Она найдет спасение… Позади — позор, рабство и смерть.

Чего бояться? Она увидела, как плывут через реку несколько хорезмийцев, как, держась за гривы коней, они упорно борются с течением, окунаются с головой в воду, но все же постепенно приближаются к другому берегу. Вот один уже вышел из воды… За ним другой… Они оглянулись, что-то закричали ей и пошли берегом вниз по течению.

Колебаться больше нельзя. Она проверила свою сумку. Книга об Искендере вложена в бычачий пузырь и тщательно завязана. Вторая — тоже. Вода им не повредит… Долой кольчугу! С ней утонешь в реке. Щит и меч тоже полетели в воду. Остался только индийский кинжал за поясом. Через два-три шага уже начиналась глубина. Уцепившись за гриву коня, Бент-Занкиджа вместе с ним погрузилась в воду.

Долго пришлось ей бороться с могучими волнами реки. Течение уносило ее вниз. Постепенно она стала замечать, что противоположный берег приближается. Не раз, казалось, силы ее оставляли, но, настойчивая, она снова упорно загребала рукой и била ногами по воде. Конь, казалось, слился с ней в одном порыве, из воды были видны только его торчащие уши и фыркающие ноздри. Но он сильно загребал ногами. Оба боролись за свою жизнь, и наконец конь вынес девушку на берег. Там сидели на камнях несколько хорезмийцев, отжимая из одежды воду. Криками они поощряли Бент-Занкиджу. Двое бросились к ней и подхватили на руки, когда она уже теряла сознание.

Она очнулась, лежа на холме, на зеленой лужайке. Кругом сидели воины, босые, почти без одежды. Все смеялись, счастливые, что синее небо снова раскинулось над ними и что где-то далеко позади, за горами, остался кислолицый, страшный старик.

Невдалеке стоял молодой пастух-чабан в белом шерстяном плаще и что-то кричал, размахивая руками и указывая на юг.

Из зарослей выехал на неоседланном коне величественный, как всегда, хотя и полуодетый, старый Тимур-Мелик. Он объезжал лежавших — некоторые были совсем без сил, — и всех он уговаривал вставать и двигаться дальше.

— Идем к крепости Джебаль-эль-Джуди. Там нас ждет индийский царь Рана-Чатра. Он собирает войско против нас. Но там же нас ждет стадо жирных баранов и султан Джелаль-эд-Дин. А вы хорошо знаете: где Джелаль-эд-Дин, там уже мы не пропадем.

Все стали подниматься и поплелись тропой, проложенной среди высоких зарослей, ведя за собой усталых коней. Раза два слышалось глухое рычание тигра. Шакалы неистово завывали со всех сторон.

Вскоре наступила ночь и все затянула густой паутиной. Багровая луна стала медленно подниматься из-за деревьев, и в ее неверном свете шагавшие полуодетые, изможденные воины казались выходцами из могилы.

Под утро впереди засветились яркие костры. Это были остатки хорезмийского войска, с радостью приветствовавшие своих друзей и товарищей по оружию.

На одном из костров Джелаль-эд-Дин поджаривал на углях молодого барашка. Возле костра стоял часовым с копьем в руке суровый Кара-Кончар, неизменный спутник султана. Невдалеке к деревьям были привязаны их кони.

Джелаль-эд-Дин, хмурый и задумчивый после гибели своей семьи, все же всех подходивших встречал шутками:

— Что повесили носы? Самое главное — мы живы, руки и голова целы. Мы снова всего добьемся. У тебя, я вижу, нет сапог? Клянусь, завтра я сдеру их с надменного индийского царя Рана-Чатры и подарю тебе. Только сейчас не падай в колодец отчаяния и расправляй крылья мужества!

Султан обратился к другому джигиту, сидевшему поблизости:

— Эй, Курбан, спой песню! Развесели наши сердца!

Молодой джигит запел:

Полон стрел мой колчан.Я не пил, я не пьян!Мне, джигиту, напиться бы всласть!

Все окружающие подхватили любимую песню джигитов:

Ведь на то и война,Чтобы чашу винаОпрокинуть и замертво пасть!

Запевала продолжал:

Сердце полно любви.Где же губы твои,Черных глаз прежняя власть?

Джигиты снова хором подхватили:

Ведь на то и война,Чтобы выпить до днаПоцелуи — и замертво пасть.

Постепенно лагерь затихал. Джигиты, растянувшись на земле, с тревогой думали о том, что готовит им наступающий день.

Вдруг неожиданно в стороне зазвучала новая песня. Сильный, красивый женский голос пел:

Лети, моя песня, быстрей ветеркаВ тот край, где на скалах лежат облака,Где бродят в ущельях и мгла, и туман,И хищные птицы, и легкий джейран.

Лети, моя песня, не зная преград,Туда, где на солнце шумит водопад,Где смелый охотник добычу несет,Торопится к милой и песню поет.

Сидевший у костра Кара-Кончар вздрогнул и вскочил.

— Этот голос! Эта песня! Как она попала сюда? Ведь ее захватили монголы и поместили в гарем Чингисхана. Сейчас я ей пошлю ответ.

И Кара-Кончар запел:

Лети, моя песня, в тот радостный край,Что сердцу дороже и ближе, чем рай!Туда, где под солнцем, не зная тревог,Цветет, распускаясь, душистый цветок.

Глаза что агаты, и рот ее ал,И голос так нежен моей Гюль-Джамал!Ей смелый охотник добычу несет,Торопится к милой и песню поет…

Песня оборвалась. Кара-Кончар, схватив копье, сказал:

— Я сейчас разыщу наших девушек.

Джигиты закричали:

— Приведи их всех сюда!

Кара-Кончар быстро пробирался через густые заросли и наконец вышел на поляну. Там на ковре сидела молодая женщина в золотистом полосатом платье. Возле нее расположилось еще несколько нарядно одетых девушек в ожерельях и браслетах. В стороне стояли вьючные кони.

Одна из девушек вскочила и бросилась к Кара-Кончару:

— Как я счастлива, что судьба снова скрестила наши дороги! Я спаслась только чудом. Мы — часть гарема и хор певиц Чингисхана. Мы находились в Тулькане при его тяжелом обозе, и нас сторожили суровые часовые. Внезапно на обоз напали горцы из Гарджистана. Перебили стражу и выпустили на волю всех пленных. Я тоже, как другие, взяла из обоза часть золота. Теперь я богата, я могу тебя, Кара-Кончар, одеть в новые одежды.

Кара-Кончар рассказал о битве при Синде и о том, что все оставшиеся при Джелаль-эд-Дине испытывают муки бедствий.

— Мое золото я дарю вам! Покупайте баранов, кормитесь! А мне ничего не надо, кроме одного: чтобы с тобой идти дальше по длинным дорогам нашей скитальческой жизни.

— Пойдем к султану Джелаль-эд-Дину. Он здесь и собирает новое войско. А наши джигиты просят, чтобы все девушки пришли к ним.

Гюль-Джамал и ее спутницы отправились к костру султана. Джигиты встретили их песней: