Жена самурая - Виктория Богачева

— Да, — Наоми энергично закивала в темноте, словно Минамото мог ее видеть. Она оживилась на пару мгновений, вспомнив про свои драгоценные свитки. — Можно мне еще?

— Можно, — кивнул Такеши, удержавшись от ухмылки.

Ему польстило, что она спросила его дозволения. Это правильно и хорошо. Девочка быстро учится.

— Но я хочу, чтобы ты встретилась прежде с Масахиро. Он ведет дела поместья, которыми вскоре предстоит заняться тебе.

Забывшись, Наоми резко повернулась к нему.

— Ты хочешь, чтобы я управляла твоим поместьем?

— Этим обычно и занимаются жены, — спокойно ответил Такеши. — После отравления тебе понадобится еще время, чтобы окрепнуть. Но потом ты поговоришь с Масахиро и возьмешь большую часть его дел на себя.

Его уверенный, безоговорочный тон взбесил Наоми, но она прикусила язык, не чувствуя сил и желания спорить. Горло саднило, бок отзывался тупой болью, и ей все еще было страшно.

И потом. Он ведь разрешил ей продолжить чтение свитков и изучение истории. Это стоило того, чтобы прикусить сейчас язык. По правде, она боялась, что он отберет ее у них, как отбирают у детей игрушки, к которым они привязались. Как всегда поступал с ней ее собственный отец.

— Мисаки говорила, что ты объявил о свадебной церемонии.

— Да. Через две недели.

Наоми распахнула глаза, осененная внезапной мыслью.

— Я ведь уже пару дней в вашем поместье. Почему меня отравили только сейчас? Из-за того, что ты публично заговорил о свадьбе?

Такеши дернул уголком губ, подметив про себя прозорливость девчонки. Ей понадобилось не так много времени, чтобы соединить одно с другим. Некоторые его солдаты соображали медленнее.

— Да.

Она вздрогнула, услышав, и зябко поежилась, натягивая простынь до подбородка. Вдруг в спальне стало очень, очень холодно.

— Но почему? — вопрос сорвался с губ против ее воли, и Наоми досадливо поморщилась: он прозвучал так по-детски.

— Подумай сама, — и Такеши повернулся на бок, так, что она могла видеть лишь его спину.

Наоми подавила вздох. Минамото было легко кидаться такими фразами. Его не растили в практически полном заточении, от него не утаивали даже жалкие крупицы сведений, ему не препятствовали получать знания.

Она же была лишена всего этого.

И теперь Минамото бросает ей небрежное — «подумай сама».

На что она должна опираться в своих мыслях? Какая у нее есть почва для размышлений?

Никакой.

Наоми лишь вчера прочла хронику первого восстания в борьбе за сёгунат, начавшегося чуть больше пяти лет назад. Тогда оно закончилось устроенной старшим наследником Минамото резней. Больше она не знала ничего.

Что происходило в последние четыре года? Очевидно, кланы готовились к новому витку восстания, ведь их война еще не была окончена.

Но Наоми не могла говорить об этом с уверенностью. Ее отец не принимал участия в политике и, тем более, никогда не обсуждал ее со своей дочерью. Поэтому сейчас она могла лишь строить догадки.

— Я — наследница своего отца? — она озвучила единственную здравую мысль, которая пришла ей в голову.

— И? — Такеши чуть повернул к ней голову, показывая, чтобы она продолжала.

Наоми прикрыла глаза. Думай, приказал она сама себе, думай! Было неожиданно приятно и безумно непривычно, что кто-то заинтересовался ее мнением. Позволил ей его высказать. Не выругал. Не одернул. Не заткнул рот, рявкнув, что она женщина, и у нее не может быть мнения.

И этим кем-то оказался Такеши Минамото. Ее будущий муж, перед которым она все еще испытывала необъяснимый страх. Человек, рассказы о котором были один ужаснее другого. Предполагалось, что он заточит ее заживо в монастыре и заморит там голодом — если верить тому, что говорили люди.

— Отец никогда не считал меня своей наследницей, — вырвалось у нее прежде, чем Наоми успела подумать.

Она прикусила язык. Как же жалко прозвучали ее слова! Она зажмурилась, готовясь услышать смех, но ее будущий муж не засмеялся. Он повернулся к ней лицом и посмотрел своими черными, непроницаемыми глазами.

— Ты его первородное дитя. Это не изменить ничем. Его любовь не нужна, чтобы ты считалась наследницей клана в глазах других.

— Это из-за клана? — нахмурившись, спросила Наоми. — Пока все думали, что я стану наложницей… — она запнулась, поскольку ей все еще было трудно об этом говорить. — То это не представляло опасности? Наложница не принесет за собой клан.

— Верно, девочка, — Такеши кивнул ей в темноте.

Ей показалось, он доволен, и эта мысль согрела ей сердце.

— В поместье предатель… — шепотом выдохнула она, догадавшись. — Ты ведь объявил про свадьбу лишь внутри стен поместья.

Ее муж лишь хмыкнул, и Наоми зарделась. Ну что за дура! Конечно, в поместье предатель, иначе как бы ее попытались отравить и как бы они узнали про планы ее будущего мужа?

— Предатели есть везде, — спокойно отозвался Такеши. — Поэтому не стоит доверять каждому.

— Кому же мне тогда доверять? — с ощутимой горечью спросила Наоми.

— Мне. Я твой муж.

Могла ли она ему доверять?.. Что она знала о человеке, которому досталась ее невинность, и с которым она делит теперь по ночам ложе?.. Погрузившись в размышления, Наоми не заметила, как уснула.

Очнулась она в час перед рассветом от резкого толчка. Испуганная, она открыла глаза и увидела Минамото. Он сидел к ней спиной, и его плечи часто вздымались, а комнату заполняло резкое, шумное дыхание.

Такого страха Наоми не испытывала, даже когда вызывала его на поединок. Она поспешно зажмурилась и повернулась на раненый бок, надеясь, что сделала это достаточно естественно.

Плевать на боль!

Минамото не простит ей, если узнает, что она видела его дрожащим после ночного кошмара. Видела его слабым.

Дыхание Такеши постепенно выровнялось, и он поднялся с футона. Наоми слышала его шаги, негромкий скрип открываемого окна — вместе с ним комнату наполнил прохладный воздух — и глубокий вдох Минамото, по пояс высунувшегося наружу.

Успокоившись и остыв, он подошел к кувшину с водой и долго, жадно пил, позволяя ей стекать по подбородку на грудь и смывать выступившие капли пота.

Наоми лежала с плотно закрытыми глазами, напряженно вслушиваясь в происходящее за ее спиной. Она вздрогнула, услышав его хриплый насмешливый голос:

— Знаешь, ты не сопишь так громко, когда по-настоящему спишь.

Она почувствовала, как покрывается холодным потом, и покачала головой, будто отказываясь поворачиваться.

Мог бы и промолчать. Я старалась!

— Что тебе снится? — сдавленно спросила Наоми, все еще лежа к нему спиной.

Последовавшая за ее вопросом пауза была столь долгой, что она уже перестала надеяться на ответ.

— Мой старший брат, — наконец сказал Такеши, скрывая охватившие его эмоции за небрежным смешком. — Как