Погода массового поражения - Дитмар Дат

наш мир все-таки не настолько перенасыщен информацией, как любят утверждать: ролик из этого сериала не найти нигде, и на sendit.com его тоже не заказать, ни на dvd, ни на кассете, ищу дальше на гугле, и после первых страниц, где встречается это название, пошли и немецкие сайты, которые ведут в ином от мультяшного мира направлении: там внезапно статьи из журналов под названием «ротфукс» и «оффензив», левые листовки, и длинные обсуждения на форумах — «еще одно слово о диверсантах», «вопрос Сталина», «кто такая нина андреева», все подписанные «мурун бухстанзангур» — и литературно-критические вещи гам тоже есть: «что мог иметь в виду уоллес стивенс, когда писал, что коммунизм служит обострению человеческого внимания» или «хлеб с напильником, несправедливо забытый политический роман кристиана гайслера». распечатываю обе, на будущее, и как раз хочу взять их из принтера, как за моей спиной изнуренно вздыхает призрак — это Константин, в своей пижаме, которая меня всегда

он перехватывает у меня два листка, первые страницы сочинения о кристиане гайслере, и прищелкивает языком: «а ведь я мог купить себе место, в публицистике.

подарить партии новую газету, еще до того, как партия возродится, но я этого не хотел, я совершенно нормально подавал заявление, писал тексты как внештатный сотрудник».

«это я понимаю, но я думала, тебе было нужно имя, чтобы что-то там раскопать?»

«ты имеешь в виду, как кодовое имя, как детектив? ах вот как. нет, я имел в виду другое — на самом деле я хотел что-то раскопать, но о себе самом, о своей жизни, хотя это и нелепо звучит, я спрашивал себя, могу ли я продавать еще что-нибудь, кроме электротехники, мог бы я обрести успех иного рода, я уже давно был ни к чему не пригоден», я закатываю глаза, но он не допускает возражения, которое вертится у меня на языке: «я это лучше тебя знаю, клавдия. я знаю… ну, мне в голову пришла идея выдумать что-нибудь неоткровенное, какого-нибудь писателишку. я сразу же взялся за работу, все шло хорошо, они это напечатали, так что было вроде сносно, что это было? какие-то сочинения», на кухне кипит-бурлит; он варит кофе.

мы разговариваем, развалившись на его роскошном бордовом диване, я счастлива, оттого что могу свесить ноги с края этого мебельного чудища, в удобном спортивном костюме. Константин как-то позволяет мне разделить с ним его возраст, его мудрость или что там еще, я кажусь себе безумно сведущей в том, что мы обсуждаем — касательно мира, погоды и предстоящей поездки, и о господине германе: «иногда кажется, что это было так давно», он насупливает брови, закрывает глаза, будет на меня ругаться? нет, он улыбается и прихлебывает свою жижу, потом говорит: «надо сказать, что ты все это, в общем и целом, уладила очень по-взрослому».

ну еще бы; ухмыляюсь и думаю: так всегда должно быть, вокруг дома ночь и мы — двое всезнаек, которые и правда все знают, «может, это такая детская болезнь была, как ветрянка, просто пройти через нее надо».

«даже и не знаю, но ты, без сомнения, отдохнула — как поживает твой новый?»

из любых других уст это прозвучало бы язвительно, но здесь я могу ответить чистую правду: «я даже не могу пока сказать, мой ли это новый или только им станет, может, это я просто злюсь на штефани, что я… что что-то там завязывается с ральфом или как», «или, как ты любишь выражаться, ничего вовсе и не завязывается, именно потому что ты все еще слишком оглядываешься на штефани. выказываешь к ней уважение. думаешь о том, как это может повлиять на нее, вместо того чтобы поставить себя перед гораздо более интересным вопросом: чего хочешь ты».

«чего я хочу, так это и подругу свою лучшую вернуть».

«не обижайся, если это покажется бессердечным», говорит он, «но я сомневаюсь, что еще через два года ты будешь с ней общаться, такие вещи улаживаются без нашей воли, а вот от себя самой всю жизнь никуда не денешься, если ты откажешь себе в чем-то, чего хочешь, из-за того, что это может нехорошо сказаться на твоей и так на волоске висящей дружбе с ней, то тебе все равно следовало бы предпочесть ей себя», «ты никогда не думал разместить в какой-нибудь коммунистической газете колонку советов для молодых, сбитых с толку людей? спросите доктора бухстанзангура?»

«эта тема уже свела с ума товарища вильгельма райха. нет, спасибо».

я, конечно же, опять не знаю, кто это такой, но не иду на поводу, а просто пошевеливаю пальцами ног.

«я еще ненадолго прилягу, старые люди должны использовать каждую крупицу сна, которая им перепадает». «с кофеином в крови?» «это тоже нечто», говорит он, направившись к лестнице, «что тебе еще предстоит узнать: иногда кофе нагоняет усталость, а шнапс — мысли, спокойной ночи, Клавдия».

я вспоминаю, что мне еще надо знать: «и ты тогда просто бросил писать, почему?»

«иди спать, клавдия», говорит он, не злой, просто уставший.

вот, к примеру, опровержение моей бредовой идеи о том, что набожные друзья иисуса обязательно должны быть врагами техники, только потому что странный союз яна не приемлет переливания крови и не желает иметь ничего общего с военно-индустриальным комплексом, скорее, так исторически сложилось, что христианство форсировало свое триумфальное шествие, свое миссионерство по всему миру с помощью технических средств, железной дороги, пороха, без всяких колик в животе — вершиной этой кампании была америка, ханаанская земля техники, завоеванная пилигримами во имя пряжек на их ботинках — таким образом они скоро появились везде как уполномоченные ставшего явным провидения, «manifest destiny»[57], и поэтому одна глава называется «manifest destiny and machines», в книге, которую Константин задал мне для приготовления к аляске, «dominance by design — technological imperatives and america’s civilizing mission»[58], майкла адаса.

о миссионерстве третьего мира, прежде всего китая (еще до их коммунистической революции), и о ходе мыслей западных миссионеров в вопросах технической и медицинской помощи как сопроводительной программы по распространению евангелия: «despite some misgivings that a commitment to social work might detract from the winning of converts, there was strong support in most denominations for medical care and science education, like other americans, Protestant ministers and their congregations viewed the material improvements that were transforming u.s. society as signs that the young nation was indeed exceptional and its citizenry truly God’s chosen people, and for those determined to share the gospel with ‘heathen’ peoples, the telegraph and the railway were ‘noble inventions’ by which ‘civilization, republicanism and Christianity’ could be disseminated, these technological wonders and the scientific discoveries associated with them were further validated for the faithful by the largely uncontested assumptions that they had been devised exlusively by Christian peoples and that they demonstrated the unique receptivity of Christian civilization to creativity, innovation, and critical thinking»[59].

VI

покупая диски в «сатурне», я вдруг вижу яна с его толстым братом посреди электроприборов и чувствую какую-то неловкость, вроде стыда, смешанного с унынием. потому что мне становится ясно, что ян один из тех людей, с которыми я после выпускных, то есть в принципе уже с настоящего момента, не захочу больше иметь ничего общего.

сперва собираюсь с духом, прежде чем пойти и предстать пред его ясны очи, а потом думаю сплошные несуразности, которые можно было бы ему сказать, типа «а я и не знала, что у вас дома электричество есть» или «ну что, сатанинский heavy metal покупаешь или ужастики», хладнокровные шуточки, все лишь бы он не просек, как важны были его маленькие курсы библии.

«эй, ян!» говорю я вместо этого, и жирный брат тут же опускает глаза, видимо от ослепительного искушения, коим я являюсь, — нет, он удаляется в поисках батареек. «здравствуй, клавдия», говорит ян, совсем не так, как обычно, натянуто, будто лучше б меня не знал, и смотрит на меня взглядом, который говорит: что за дешевый аппарат, не буду брать.

прямая противоположность реакции, с которой я сталкиваюсь, когда случайно встречаю в городе кого-то из компании йенса или еще каких-нибудь типов из нашей школы, они просто не догоняют, что я и в реальности существую, а не только в гимназии, и сразу хотят о свидании договориться — а этот вот испускает лучи, которые предупреждают меня не подходить к нему слишком близко, прочь, жена потифарова, «ну и», говорю, смущаясь как дура, «как оно теперь, с прогрессом? я имею в виду, что школьное баловство уже позади, что теперь впереди…»

«клавдия», говорит он, и больше всего слух режут нотки сочувствия в его голосе, что он там себе позволяет? «я хочу… послушай, ты, наверно, думаешь, что мы друзья или что я именно тот, кому ты можешь задавать свои вопросы, ты, может, хочешь и другие вопросы задавать, о жизни, не о библии… что кто-то тебе поможет и…», он нервно глядит по сторонам, обнаруживает братаню у саундтрэков, успокаивается, снова на меня смотрит, «но если тебе нужна помощь, то пойди к кому-то, кто, не знаю даже, у кого опыта больше, ладно?»

«помощь?», я смеюсь, «с чего бы это, что ты вообще себе воображаешь?»