Моя малышка - Александр Снегирев

Он делает по возможности невозмутимое лицо.

– Нормальный. Нормальный… средний член… Главное, как с ним управляться. – Он путается. Последний штамп из телепрограмм про секс вырвался некстати. Стандартность фразы выдаёт неискренность. А что приятель хочет услышать?! Нашёл, кому про член рассказывать, школьному другу! – Слушай, я же не девушка, в конце концов, откуда мне знать! – Он повышает голос, расстроившись. Глупо как-то вышло.

Они знакомы с первого класса школы, то есть уже больше двадцати лет.

Приятель женат, но с женой не живёт, забирает к себе трёхлетнюю дочь по воскресеньям.

Он – холост, живёт с подругой, его сын мог бы быть ровесником приятельской дочери, но родился больным и умер прошлой осенью. Приятель ничего об этом не знает, он ему не рассказывал. Встречаются они редко, несколько раз в году. Приятель не видел его подругу беременной, а он не упоминал о своём мальчике. Диагноз поставили вскоре после родов, а сострадание ему не нужно было тогда, да и сейчас ни к чему. Не хватало ещё, чтобы приятель перед ним постную мину корчил. Вот и выходит, что приятель жалуется на собственный член, а он слушает и подбадривает. У приятеля, типа, жизнь, полная драм, а у него сплошная малина.

Приятель любит вывалить на него свои проблемы во всех подробностях, но такая откровенность раньше ему не была свойственна. Наступила неловкая пауза. Про себя он думает: «Да, четырнадцать сантиметров, конечно, маловато». Недавно ему в руки попался женский журнал, там про размеры подробно написано. Так вот, по мнению авторши статьи, четырнадцать – это нечто среднее. Не лилипутский, конечно, но секс-гигантом с четырнадцатью не станешь. «А у меня, интересно, сколько? – задумывается он. – Какой у меня размер? Странно, что я никогда не мерил. Ненормально даже. В подростковом возрасте как-то мимо прошло… А ведь интересно!» Вспомнились отзывы. Некоторые его девушки ахали и шептали, что большой, но были и те, что недовольно поджимали губы. Кроме того, однажды он видел итальянскую порнушку, где у главного героя прибор – двадцать пять сантиметров, не говоря уж о диаметре. Так, по крайней мере, на обложке написано. «Вот это, я понимаю, большой!» А у него точно не двадцать пять. Хотя, почему нет?.. «Было бы двадцать пять, ты бы тоже в кино снимался», – сказал внутренний голос. Душевный диалог прервал приятель новыми жалобами:

– Мы с Лизой в Турцию ездили, и у меня всё время плохо стоял.

– А что такое?

– Не знаю, не стоял, и всё. Лиза всего на неделю в Москву приехала, а я так облажался… – сокрушается приятель.

Лиза бросила приятеля лет пять назад. Живёт теперь в Лос-Анджелесе. Вообще, этого нытика все бабы бросают. Сначала сажает их себе на шею, потом изводит ревностью и ещё удивляется, что очередная девица сбежала. Плюс эти его четырнадцать сантиметров… С женой у приятеля та же херня. Она тянет деньги, закатывает истерики и шантажирует дочерью. Угрожает, что запретит видеться с малышкой. Приятель хранит жене верность и надеется на воссоединение. Вот уже года два. Теперь вот прикатила старая любовь из Штатов, и, казалось бы, парочка должна хорошенько поразвлечься. Смотались в Турцию на три дня. Солнце, море. Так нет, у парня не встал!

– А с чего ты взял, что у тебя член маленький? – спросил он тоном профессионального психолога.

– Лиза сказала… – упавшим голосом проговорил приятель, роняя голову на руль.

Он – врач, приятель – пациент. На этом и строится их дружба. Хотя какая это дружба, так, привычка общаться. Но старых знакомых у него не так уж много, он бережёт каждого. Кроме того, он, похоже, не меньше нуждается в роли психолога, чем приятель – в роли пациента.

– Надо очень постараться, чтобы баба такое в лицо сказала, – усмехнулся он.

– Лиза говорит, что с мужиками вообще не кончает. Просто долбёжку любит. А для долбёжки у меня маленький. Она там с неграми трахается. Чёрный секс. – Последнюю фразу приятель произнёс с придыханием и оттенком гордости. Так человек искушённый, знающий специальный жаргон, делится модными словечками с новичком.

– Ну и дрянь же твоя Лиза, – устало вздохнул он. – Она тебе про своих негров рассказывала, пока вы в Турцию ездили?

– Да.

– Просто мстит за что-то, а у тебя на нервной почве не стоит. – Он окончательно вжился в роль психолога. – Гонит она всё про негров, чтобы тебя позлить. И вообще, если не стоит, это и её проблема тоже. Может, даже больше её, чем твоя. У тебя же НА НЕЁ не стоит! Вот она злится и гадости болтает! – Он сам подивился стройной теории, родившейся прямо в разговоре.

Его слова заметно ободряют приятеля. В глазах появляется уверенность. За последние лет десять ничего не изменилось. Когда они встречаются, то сидят в каком-нибудь баре, затем приятель подбрасывает его домой на своей машине и, остановившись возле ворот двора, кладёт руки на руль и принимается канючить. А он… Бывает, когда терпение иссякает, он обличает характер приятеля. Но это редко, в остальных случаях он просто выслушивает и даёт бодрый совет.

– Зря ты ребёнка не заведёшь, чувак, – начинает одну из своих заезженных песен приятель. – Ребёнок – это круто!

Он улыбается правым уголком рта. Ребёнок – вторая излюбленная тема приятеля, после жалоб на жизнь и на женщин. Приятель так балует свою дочь, что из неё стопудово вырастет такая же сучка, как и все остальные приятельские бабы. Любимый женский тип подсознательно формируется даже из дочери.

– Я со своей завтра в парк поеду. Она уточек любит кормить. Бежит и кричит: «Папа, уточки!» Ты не представляешь, как это круто – смотреть на неё, трогать её маленькие ручки, покупать ей маленькую одежду!

Он улыбается шире. Надолго его не хватит. Он тоже мечтал, что будёт гулять с сыном в парке, что сын будет восклицать: «Папа, уточки!» Он мечтал купить сыну книжки с картинками и железную дорогу… Сразу после рождения у сына обнаружился конкретный порок сердца. Сына все равно либо время убило бы, либо операция. От операции отказались.

Они не радовались, как все нормальные родители. Железная дорога сыну не понравилась, книжки с картинками маленький разрывал на части. Одна радость – от армии отмазывать не придётся, когда вырастет. Если, вообще, вырастет… В два с половиной мальчик попытался ходить, и сердце не выдержало…

Он отлично помнит маленькие ручки с сиреневыми ноготками и маленькие ножки в смешных сандаликах, когда сын лежал в гробу…

– Ты ведь раньше хотел ребёнка! Чего тянешь?

– Сейчас как-то настроение изменилось…

– А зря. Ребёнок – это круто! – Приятель пускается в новое перечисление прелестей своей белокурой дочурки…

Вот взять сейчас и обрушить на него всю правду. Рассказать о диагнозе, о железной дороге, о сиреневых ноготках, о смешных сандаликах… Рассказать о том, как тогда он всучил без слов несколько оставшихся упаковок памперсов первой попавшейся мамаше на улице, как подруга до недавних пор не разрешала убрать из спальни детскую кроватку… Как они тут же выходят из кино, если на экране появляются маленькие дети, как не разговаривают иногда по нескольку дней, как подруга запирается в ванной и включает воду, чтобы не слышно было её плача… Рассказать обо всём в отместку за приятельское счастье. Ну да ладно, приятель не виноват, приятель ведь просто ничего не знает, он сам ничего не рассказывал.

Он мягко прерывает приятельские восторги по поводу дочери. Он устал, поздно уже, пора прощаться. Договариваются вскоре снова увидеться. Вообще, он довольно закалённый. При нём многие болтают о детях и детских болезнях. Даже те, кто в курсе всего. Его трудно пронять, научился некоторые эмоции даже близко не подпускать. Всё просто – или разум, или безумие. Сейчас ему не терпится оказаться дома не только потому, что надоели чужие излияния. Просто хочет узнать, наконец, свой размер.

В квартире он повсюду ищет какой-нибудь сантиметр, портновский тканевый или икеевский бумажный. Ни того, ни другого нет. Подруги тоже нет, спросить не у кого. Находит только ржавую рулетку. Сойдёт. Направляется в спальню.

Чтобы получить объективные цифры, требуется возбудиться. Помочь в этом деле некому. Он принимается фантазировать, представляет попку одной девицы, виденной в баре. Параллельно ласкает себя. Успех переменный. Предмет измерения то напрягается, то ослабевает. Он человек добросовестный. Вспомнились слова специалиста по воспитанию детей, курсы которого они с подругой посещали до родов: «Чтобы ребёнок всё доводил до конца, его нельзя отрывать от игр». Видимо, теория верна, в детстве его никто от игр не отвлекал. Вот лежит теперь в постели с рулеткой и усердно предаётся измерениям.

Девица из бара не срабатывает, нужен более эффективный объект для фантазий. Воображение рисует уже не одну, а двоих. Обе ублажают его, сами того не подозревая. Подопытный орган растёт. Крепнет. «Выглядит довольно убедительно», – приоткрыв один глаз, оценивает он. Вытягивает язычок рулетки на сокровенные 25 см. Это мировой максимум, Эверест. Вершина, которой почти не суждено достичь, но на подступах к которой вполне возможно закрепиться…