КАК УБИТЬ ДРАКОНА: Пособие для начинающих революционеров - Михаил Ходорковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коротко подводя итог, скажу, в чем я вижу смысл левого поворота на нынешнем этапе развития российской государственности. Он нужен для того, чтобы устранить политические факторы, способствующие взрывному росту социального неравенства, и начать проводить последовательный курс, направленный на его сокращение. Разумеется, самым главным фактором, который должен быть устранен, является, на мой взгляд, сама путинская система с ее «силовым рейдерством», которое позволяет перераспределять национальное богатство внеэкономическим путем между лояльными режиму группами населения и в конечном счете сосредоточивать его в руках небольшой клики, контролирующей государство.
Немедленно после того, как это первое условие будет выполнено, правительство переходного периода должно будет решить вопрос о восстановлении общественного контроля над природной рентой. Как я описал выше, самый разумный и эффективный, на мой взгляд, способ сделать это — создание пожизненных накопительных страховых счетов граждан, на которые сырьевые сверхдоходы должны зачисляться напрямую в равных долях. Решение этого вопроса равнозначно по своей важности решению вопроса о собственности в ходе социальной революции в России начала XX века. Однако на этот раз он должен быть решен действительно в интересах всего народа, а не только его «передового отряда». Только это обеспечит временному правительству настоящую общенародную поддержку и создаст ту политическую подушку безопасности, под защитой которой можно провести все остальные назревшие экономические и политические реформы.
Глава 11. Как добиться экономической справедливости:
национализация или честная приватизация?
Восстановление социальной справедливости в полном объеме невозможно без восстановления справедливости экономической.
Экономическая справедливость в широком смысле слова — важнейший элемент социальной справедливости. Но в более узком смысле слова она означает равенство не столько в распределении национального богатства, сколько в доступе к основным средствам его производства. То есть экономическая справедливость — это то, что уравнивает шансы людей стать богатыми.
Логика здесь простая: тот, у кого сосредоточены основные инструменты производства богатства, естественным образом получает такие мощные преимущества в их распределении, которые не могут быть компенсированы никакими последующими коррекционными мерами (налоги, субсидии и так далее).
Поэтому вопрос о собственности, то есть о том, в чьих руках и на каком основании находятся основные средства производства национального богатства, всегда имел, имеет и будет иметь самое существенное значение для общества. Его не удастся проигнорировать ни одному правительству, пришедшему на смену путинскому режиму.
Нет нужды объяснять, что приватизация, которая началась в России в 1990-е годы и на самом деле не прекращается по сегодняшний день, привела к нарушению экономической справедливости, одномоментно создав глубокое и трудно устранимое неравенство в доступе к основным средствам производства для разных слоев общества. Это, во-первых, объективный фактор, с которым придется считаться любому будущему правительству (да и нынешнему тоже), а во-вторых, вызов, с которым ему придется бороться.
Добавлю, что, по моим наблюдениям, приватизация была и, видимо, остается для нескольких постсоветских поколений серьезной психологической травмой, которая оставила глубокий след в общественном сознании. Поэтому в любой кризисной ситуации вопрос о том, кому принадлежит основная часть национального богатства России и почему она принадлежит этим людям, будет обязательно всплывать на поверхность, и увернуться от ответа на него будет невозможно, да и незачем.
Глядя на события более чем четвертьвековой давности с высоты сегодняшнего опыта, я могу сказать, что считаю приватизацию — точнее, разгосударствление — советской экономики неизбежной и оправданной мерой, но полагаю, что она была осуществлена в неприемлемой для общества, экономически несправедливой и вредной для экономического и исторического развития страны форме.
Постсоветская приватизация де-факто предоставила преимущества в доступе к активам очень узкому кругу лиц, по разным причинам находившемуся в выигрышной позиции (наличие административного ресурса, доступ к свободным деньгам, образование, возраст и так далее). И наоборот: основная масса населения никакого реального участия в распределении этих активов принять заведомо не могла. Роль обычного человека была сведена к роли временного держателя ваучера, который он мог либо продать по предельно низкой и не отражающей экономических реалий цене спекулянтам-скупщикам, либо просто потерять как ценность, оставив на память внукам как артефакт эпохи. Индивидуальные вложения в паевые инвестиционные фонды оказались мифом, который был развеян кризисом 1998 года.
При этом альтернатива выбранному методу приватизации была: это доказывает опыт гораздо более успешных приватизаций в Восточной Европе. Но решение, принятое тогда в России, было не столько ошибкой, сколько осознанным идеологическим выбором. Правительство ставило перед собой в качестве приоритета решение политических, а не социальных или экономических задач. Цель виделась в том, чтобы выбить почву из-под ног коммунистов, опорой которых были так называемые «красные директора», и сделать это за счет ускоренного создания нового «класса собственников».
Полагаю, что тогдашним российским руководством вполне осознанно был избран метод приватизации, который более всего соответствовал этим приоритетам. А то, что в итоге была нарушена экономическая и, как следствие, социальная справедливость, а также были созданы предпосылки для возникновения криминальной экономики и мафиозного государства, в тот момент мало кого интересовало. Все эти плоды поспели чуть позже, спустя полтора десятилетия, в основном уже при Путине.
Задолго до него власть умело дирижировала процессом приватизации, используя ее как инструмент для укрепления своего влияния на общество. А приватизация стратегически важных объектов априори была предметом политического торга, в рамках которого правительство решало свои собственные задачи, часто далекие от экономики. Не являлись исключением и залоговые аукционы, которые стали разменной монетой избирательной кампании 1996 года.
Уже к началу нулевых мне, как человеку, прямо и непосредственно участвовавшему в этой игре с государством на стороне бизнеса, стало понятно, что страна зашла в социальный и политический тупик, из которого надо выбираться, скорректировав результаты стихийной приватизации. Я стал говорить о том, что необходимо предпринимать срочные и неординарные меры по восстановлению экономической справедливости.
Вскоре после прихода Путина к власти я обратился с предложением к тогдашнему руководству страны вернуться к вопросу о приватизации — в первую очередь, конечно, к вопросу о залоговых аукционах. Тогда я полагал, что проблему можно решить, введя разовый компенсационный налог для основных бенефициаров приватизационного процесса. Это могли быть взносы в специальный фонд экономического
