Прокурор республики - Аркадий Ваксберг

- Не совсем, - загадочно ухмыльнулся Виссарионов. - Это мы помогли ему принять правильное решение.

- А если яснее?..

- Видите ли, мы изучали каждого человека, как живет, чем дышит, что у него в мыслях. Характер, склонности... Тщеславных выявляли, честолюбивых. Так обратили внимание и на Малиновского.

- Почему? - спросил Оцеп.

- Общителен. Начитан. Рабочие ему верили. Агитировать мастер. Чем иметь такого врага, лучше сделать его своим. Приручить. Ну и обогрели его. Обласкали...

- И вы полагаете, что он душой был с вами, сотрудничал искренне?

- Не думал об этом! - отрезал Виссарионов. - И думать не хочу. Пусть он меня ненавидит, но дает сведения. А сведения он давал ценнейшие. Особенно после того, как мы ему поручили познакомиться с Лениным и войти к нему в доверие.

- И что же, - прервал его Крыленко, - Малиновский сообщил вам о Ленине?

- Что это человек огромной воли, который абсолютно уверен в победе своей партии и потому представляет глазную опасность для империи. С этой опасностью, резонно полагал господин Портной, надо бороть-' ся особенно рьяно.

По залу прошел ропот.

- Негодяй! - крикнул кто-то совсем рядом со столом обвинителя,

Привели еще одного свидетеля - Джунковского, бывшего московского губернатора, который стал в четырнадцатом году товарищем (заместителем) министра внутренних дел. Сразу после его прихода в министерство Малиновский неожиданно отказался от депутатского мандата и уехал за границу. Не он ли, Джунковский, приложил к этому руку?

- Да, я, - подтвердил Джунковский. - Ознакомившись с составом секретной агентуры и обнаружив там фамилию Малиновского, я ужаснулся.

- Почему?-спросил Крыленко.

- Я слишком уважал звание члена Государственной думы...

- И только?

- Рано или поздно, - неохотно ответил Джунковский, - секрет бы открылся. Это был бы скандал: полицейский агент в Думе, да еще полицией туда проведенный!.. Я вызвал Малиновского и сказал: вот вам годовое жалованье вперед и заграничный паспорт, и чтобы в двадцать четыре часа духу вашего в России не было.

- Вам не жалко было расстаться с таким агентом? - спросил Карклинь.

- Агент был, конечно, первоклассный... Но опять же - палка о двух концах: полицейский сотрудник, получавший от нас баснословные деньги, произносил в Думе яростные антиправительственные речи. В ответ он получал тысячи восторженных писем от рабочих. Конечно, он их приносил нам, но толку-то что?.. Всех не арестуешь, а пропагандистский эффект его выступлений был огромный. Малиновского такое положение вполне устраивало: он мечтал о лаврах великого революционера, ничем не рискуя и живя в свое удовольствие.

- Как вообще получилось, - обратился Крыленко к Малиновскому, - что вы стали большевиком?

Что привело вас в партию?

Малиновский задумался. Потом развел руками и сказал со вздохом:

- Видите ли, я просто попал в этот поезд. Если бы попал в другой, может быть, с той же скоростью летел в противоположную сторону.

Перекрывая своим басом загудевший зал, Карклинь сказал:

- Давайте-ка подведем итоги. Кого же все-таки выдали полиции, Малиновский? Свердлова, Ногина, Сталина, Милютина, Лейтензена, Марию Смидович... Кого еще?

- Голощекина, - ответил Малиновский, подумав.

- Еще?

- Скрыпника.

- Еще?..

Малиновский молчал.

- Еще?.. - настойчиво повторил Карклинь.

- Крыленко... - Малиновский еле выдавил из себя это имя. И не стал ждать нового "еще" председателя суда. - Розмирович... Галину...

- Подсудимый...-Крыленко продолжал допрос.- Когда ваши хозяева изгнали вас из Думы и даже из России, когда для вас все было кончено, что же тогда, в Поронине, вы не сказали правду, не покаялись? Ведь там, в изгнании, партийный суд ничего не смог бы с вами сделать. А камень на душе не носили бы...

Малиновский не скрыл своего удивления:

- Покаяться?.. Но в охранке меня убедили, что никаких следов не остается, что мои... доклады уничтожены, и никто никогда ничего не узнает.

Все было ясно. Лишь одно нуждалось в уточнении: зачем он все-таки вернулся, зачем добровольно передал себя в руки революционного правосудия, заведомо зная, что его ждет?

- Товарищи судьи! - начал Крыленко свою обвинительную речь. - Поверите ли вы тому, что только движимый сознанием своей вины и желанием искупить ее хотя бы смертью, явился к нам подсудимый? От этого зависит ваш приговор. "Верьте моей искренности, - сказал Малиновский. - Я еще мог бы жить, если бы попал в такую среду, где меня не знал бы ни один человек,-в Канаду, например, или в Африку. Но как я могу жить среди вас после того, что сделал. Приговор ясен, и я вполне его заслужил". Так нам сказал подсудимый, сам требуя себе расстрела. Но искренность ли это, товарищи, или новый расчет?..

Все взоры устремлены на него. Как он ответит на этот - несомненно, самый главный - вопрос? С/моет ли он проникнуть в темную душу Малиновского, сумеет ли высветить все ее закоулки и углы?

- Человек без чести и принципов, извращенный и аморальный с первых своих шагов, решившийся стать предателем, как он сам говорит, без угрызений совести; человек, поставивший своей задачей чистый авантюризм и цели личного честолюбия и для этого согласившийся на страшную двойную игру, - человек крупный, в этом нет сомнения, но потому вдвойне, в сотню раз более опасный, чем кто-либо другой, - вот с кем имела дело партия с одной стороны, и охранка - с другой... И вот после всех чудовищных преступлений, которые он совершил, Малиновский вернулся. Это его последняя карта, последний расчет. Что дала бы ему бесславная жизнь в Канаде или Африке? А вдруг помилуют? А вдруг выйдет? А вдруг удастся?.. И старый авантюрист решил: революционеры не злопамятны. Выйдет!..

"А вдруг действительно выйдет?" - мелькнула мысль.

Голос Крыленко обрел новую силу:

- Человек, который нанес самые тяжелые удары революции, который поставил ее под насмешки и издевательства врагов, а потом пришел сюда, чтобы здесь продемонстрировать свое раскаяние, я думаю, он выйдет отсюда только с одним приговором. Этот приговор - расстрел,

Так закончил свою речь обвинитель Николай Крыленко под бурные аплодисменты переполненного зала.

...Верховный трибунал совещался недолго и вынес тот единственный приговор, который от него ждали.

ПРИГОВОР ВЕРХОВНОГО ТРИБУНАЛА

Отом, что дипломаты ряда западных стран организовали заговор против Советской власти, чекисты знали уже давно. До поры до времени они не мешали событиям идти своим ходом: под именем Шмидхена и Бредиса в самом "мозговом центре" заговорщиков действовали чекисты Ян Буйкис и Ян Спрогис, а роль "подкупленного" командира латышского дивизиона, который нес охрану Кремля и должен был произвести "переворот", играл большевик Эдуард Берзин.

Двадцать пятого августа на тайном совещании в присутствии Берзина заговорщики обсуждали программу ближайших диверсий. Они решили взорвать железнодорожный мост через реку Волхов. О решении заговорщиков Берзин немедленно доложил Дзержинскому,

Цель была ясна: этим путем шли в Петроград эшелоны с продовольствием. Если бы мост был взорван, миллионному городу грозил голод.

Сразу после этого совещания английский шпион Сидней Рейли отправил Берзина в Петроград - наладить связь и подготовить диверсию. Здесь, на конспиративной квартире, в уютном будуаре хозяйки, Берзину случайно попался пустой конверт на ее имя. Достаточно было беглого взгляда, чтобы он запомнил обратный адрес: Москва, Шереметьевский переулок, 3, кв. 65. Запомнил так, на всякий случай, не зная, естественно, представляет ли этот адрес для дела какой-нибудь интерес: разведчик не вправе пренебрегать даже самой мелкой деталью...

Через день, 30 августа, в Петрограде был убит Урицкий. Несколькими часами позже Фанни Каплан стреляла в Ленина. Белый террор начался.

В тот же день чекисты приступили к ликвидации заговора. Был арестован английский дипломат Локкарт.

При аресте оказал сопротивление и в перестрелке был убит английский военно-морской атташе Кроми. Несколько других дипломатов-заговорщиков укрылись в американском консульстве, над которым для большей безопасности был поднят норвежский флаг. Тогда же, тридцатого августа, чекисты нагрянули и по адресу, который случайно открыл Берзин.

В Шереметьевском переулке жила актриса Елизавета Оттен. Имя это пока что ничего не говорило чекистам, но тем не менее они решили произвести обыск и установить круг знакомых артистки.

Безропотно пропустив в квартиру чекистов, Оттен, казалось, была обижена их вторжением. Она спокойно и даже насмешливо наблюдала за обыском. И вдруг один из чекистов заметил, что Оттен пытается засунуть в обшивку кресла, уже подвергшегося осмотру, клочки разорванного письма.

Клочки без труда удалось склеить. Это было письмо на имя Сиднея Рейли.

Глаза артистки наполнились слезами: всхлипывая и суетясь, она тут же стала рассказывать. Да, Рейли жил в ее квартире. Да, сюда приходят какие-то люди и приносят для него письма и пакеты, содержание которых ей неизвестно.