Дворцовые перевороты - Мария Згурская

На самом деле великий князь практически не участвовал в столь ответственном и напрямую касающемся его деле – выборе собственной подруги жизни. Конечно, он знал о подготовке его бракосочетания, но все нити этой сложной игры находились в руках императрицы Екатерины. Настаивая на приезде принцесс Дармштадтских в Россию, царица категорически исключала даже мысль об отправке самого Павла в Европу для выбора невесты. Историк барон Ф. А. Бюлер писал: «Самолюбию ее льстило, что Европа и Россия примут за новое проявление ее величия и могущества то обстоятельство, что иностранная владетельная особа везет троих своих дочерей на показ и на выбор наследнику всероссийского престола. До сих пор на Западе существовал обычай, в силу которого одни короли не ездили за своими невестами, а их привозили к ним, но заочно помолвленными или даже обрученными.

А тут невесты еще не было, и вообще тому, чего великая государыня добилась от ландграфини Дармштадтской, не бывало примера в истории».

Выбирая невесту для сына между тремя дармштадтскими принцессами, царица все более склонялась в пользу принцессы Вильгельмины. Но окончательный выбор невесты Екатерина решила сделать лишь после личного знакомства с принцессами. В 1773 году в Любек была выслана специальная российская эскадра, которая должна была доставить ландграфиню с дочерьми в Ревель. Одним из трех кораблей эскадры командовал капитан-лейтенант граф Андрей Разумовский, воспитывавшийся с детства вместе с великим князем Павлом Петровичем. Весь путь до Ревеля неотразимый красавец граф не отходил от принцессы Вильгельмины, всячески ухаживая за ней и осыпая комплиментами, и она не осталась равнодушной. Эта первая встреча оказалась роковой. 6 июня 1773 года эскадра бросила якоря на ревельском рейде. Отдохнув пять дней после морского путешествия, ландграфиня с дочерьми покинула Ревель и направилась в Петербург. 15 июня состоялась первая встреча путешественниц с императрицей Екатериной II и Павлом в Гатчине.

А что же Павел, неужели он был действительно так равнодушен к выбору своей будущей жены, как казалось Екатерине? Безусловно, нет. Он не мог влиять на действия своей матери, но испытывать эмоции ему нельзя было запретить. Павел находился в напряженном ожидании приезда принцесс Дармштадтских, одна из которых должна была стать его супругой. Не ощутивший в полной мере материнской ласки, Павел инстинктивно желал любви и испытывал потребность быть любимым, ведь с детства его отличала эмоциональность и восторженная влюбчивость.

Павел быстро определился с выбором невесты. После первой же встречи с юными принцессами Павел пишет в дневнике: «Несмотря на усталость, я все ходил по моей комнате… вспоминая виденное и слышанное. В этот момент мой выбор почти уже остановился на принцессе Вильгельмине, которая мне больше всех нравилась, и всю ночь я ее видел во сне». 18 июня Екатерина обратилась к ландграфине, прося от имени сына руки ее дочери, принцессы Вильгельмины. Ответ не заставил себя ждать. «Хотя этого должны были ожидать, но кажется, как будто уверенность в этом произвела заметное довольство; по крайней мере, таково впечатление, произведенное на Великого князя, который вне себя от радости и видит величайшее счастье в браке своем с этой принцессой; он очень в нее влюблен и считает ее вполне достойной его любви и уважения…» – из донесения прусского посла, графа Сольмса, от 3 августа 1773 года.

Спустя несколько дней ландграфиня написала главному свату – Фридриху Великому: «Никогда не забуду, что я обязана вашему величеству устройством моей дочери Вильгельмины… Великий князь, сколько можно заметить, полюбил мою дочь, и даже больше, чем я ожидала».

15 августа 1773 года состоялось миропомазание принцессы Вильгельмины, получившей при переходе в православие имя и титул великой княжны Натальи Алексеевны. На следующий день состоялось ее обручение с великим князем, и к новому имени добавился новый титул – великая княгиня. 29 сентября 1773 года состоялась свадьба, отпразднованная с большой пышностью. Помимо непосредственной церемонии бракосочетания прошли праздники для всех сословий: для дворян, купцов, простых людей. Завершились двухнедельные празднества фейерверком.

В чем же была причина такой поспешности, почти неприличной для царственных особ?

Любовь? Да, разумеется, но не только… 20 сентября – день рождения великого князя Павла. Хотя он уже год как являлся совершеннолетним, Екатерина официально этого не признавала, поскольку он вполне мог предъявить права на престол, причем, куда более основательные, чем она сама, ведь Екатерина все-таки совершила государственный переворот и свергла своего мужа – законного императора. Именно поэтому восемнадцатый день рождения Павла прошел тихо и незаметно. А девятнадцатый императрица, являясь умным и расчетливым политиком, заменила брачной церемонией. Пусть подданные радуются свадьбе и поменьше думают о том, кому же на самом деле принадлежит трон.

Первое время все шло замечательно: влюбленный Павел забыл о престоле, он не мог надышаться на жену, которую называл «тихий ангел». Свекровь также была очарована невесткой, по крайней мере поначалу. «Ваша дочь здорова, она по-прежнему кротка и любезна, какою Вы ее знаете. Муж обожает ее, то и дело хвалит и рекомендует ее, я слушаю и иногда покатываюсь со смеху, потому что ей не нужно рекомендаций, ее рекомендация в моем сердце, я ее люблю, она того заслужила, и я совершенно ею довольна. Вообще наша семейная жизнь идет очень хорошо…» – пишет Екатерина ландграфине Гессенской 10 ноября 1773 года.

В действительности же «тихий ангел» – был тихим омутом, в котором скрывалось достаточное количество чертей. Наталья Алексеевна – принцесса Вильгельмина – по иронии судьбы была очень похожа на другую честолюбивую немецкую принцессу Софию Фредерику Августу Ангальт-Цербстскую и чуть было не повторила ее путь. Великая княгиня Наталья Алексеевна не любила своего мужа, была умна, честолюбива и желала реальной власти. Не испытывая любви к супругу, она имела большое влияние на него – Павел незаметно для себя стал играть вторую скрипку в собственном семействе. Наталья Алексеевна настойчиво пыталась изолировать его от влияния матери и ближайшего окружения, полностью подчинив волю супруга своей.

«Наталья Алексеевна была хитрая, тонкого, проницательного ума, вспыльчивого, настойчивого нрава женщина. Великая княгиня умела обманывать супруга и царедворцев, которые в хитростях и кознях бесу не уступят; но Екатерина скоро проникла в ее хитрость и не ошиблась в догадках своих!» Великая княгиня «без труда обнаружила секрет воздействия на мужа, причем делает это так, что он отстраняет от себя тех немногих близких ему людей, которых он сам выбрал…», «…сердце у нее гордое, нервное, холодное, быть может, несколько легкомысленное в своих решениях…» – так Александр Михайлович Тургенев[3], успевший за свою долгую жизнь послужить пяти царям (Екатерине II, Павлу I, Александру I, Николаю I, Александру II), охарактеризовал первую жену царевича Павла.

Английский посланник Гаррис писал о великой княгине: «Эта молодая принцесса была горда и решительна, и в течение ее жизни наверное возникла бы борьба между свекровью и невесткой». Гаррис оказался пророком – борьба действительно началась. В конце 1774 года отношения свекрови и невестки совершили поворот: от любви до ненависти один шаг, к тому же подозрительно быстро пройденный.

Великая княгиня Наталья Алексеевна была особой ветреной и легкомысленной. Судя по ее письмам к родным и записям церемониальных журналов, ее дни проходили во всевозможных увеселениях и развлечениях – балах, маскарадах, играх, охоте, «стрелянии тетеревей на чучелы», катании «в шлюпках по Неве-реке», прогулках на санях. При этом Наталья Алексеевна отличалась непомерным честолюбием, амбициозностью и тщеславием. Гостью из Гессена не устраивало положение ее мужа, и она всячески поощряла амбиции Павла. В раскладе политических сил при екатерининском дворе отныне появилась «партия наследника», в которой первую скрипку играла невестка императрицы.

Екатерина не скрывала своего недовольства поведением невестки. Не нравились императрице и нежелание гессенской принцессы учиться русскому языку и ее безмерное мотовство. Особенно беспокоило государыню отсутствие у великокняжеской четы детей. На протяжении 1774-го и первой половины 1775 года у супруги наследника не наблюдалось ни малейших признаков беременности. «О моем состоянии нельзя сказать ни «да», ни «нет», – сообщала Наталья Алексеевна в письме к матери от 1 февраля 1774 года. – Здесь думают, что «да», потому что хотят этого. Я же боюсь, что «нет», но веду себя как будто «да».

Императрицу весьма тревожило состояние здоровья невестки. Так, в письме барону Гримму в феврале 1775 года Екатерина сообщает, что опасается чахотки у великой княгини Натальи Алексеевны. И все же основная причина недовольства Екатерины крылась совсем в другом. В это время при дворе завязался новый узел интриг: сближение Австрии и Пруссии с Россией на почве первого раздела Польши (1772) было негативно воспринято Францией и Испанией.