Разгадай мою смерть - Розамунд Лаптон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наоборот, это она хотела воспользоваться мной.
— Она все равно собиралась остаться у тебя?
Саймон не ответил, но я предугадала его ответ.
— Только безо всяких условий?
Он по-прежнему молчал.
— И ты не разрешил.
— А что, надо было позволить ей унизить меня как мужчину?
Я онемела, пораженная степенью его эгоизма. Саймон решил, будто я чего-то недопоняла.
— Она хотела быть со мной только потому, что тряслась от страха точно безумная, — объяснил он. — Думаешь, приятно, когда с тобой так обходятся?
— Тряслась от страха?
— Ладно, скажем, просто боялась.
— Сперва ты говорил, что Тесс была напугана, теперь оказывается, она «тряслась от страха точно безумная».
— Короче, ей мерещилось, что какой-то человек преследует ее и пришел за ней в парк.
Я заставила себя произнести ровным тоном:
— Тесс сказала, что это за человек?
— Нет. Я обошел все вокруг, даже поискал в кустах — только зря влез в сугроб и наткнулся на мерзлые собачьи какашки. Никого.
— Ты должен пойти в полицию и поговорить с детективом, сержантом Финборо. Участок находится в Ноттинг-Хилле, я дам тебе номер телефона.
— Какой смысл? Тесс покончила жизнь самоубийством, так даже по телевизору сказали.
— Но ты же был там, тебе известно больше, чем телевизионщикам! — Я уговаривала Саймона, точно ребенка, пытаясь скрыть свое отчаяние. — Она говорила тебе о преследователе. Ты знаешь, что Тесс действительно боялась.
— Скорее всего это был параноидный бред. Я слышал, на почве послеродового психоза женщины полностью съезжают с катушек.
— Где ты это слышал?
— Кажется, по телику.
Саймон понял, что его ложь опять прозвучала неубедительно. Он покосился на меня с деланным безразличием.
— Ладно… Я попросил отца разузнать, что и как. Я редко обращаюсь к нему с просьбами, так что…
Саймон не договорил, как будто поленился закончить предложение. Он подошел чуть ближе, и я уловила запах лосьона после бритья, слишком резкий в жарко натопленной гостиной. Этот запах пробудил в памяти яркую картину моей первой встречи с Саймоном: вот он сидит на ступеньках перед твоей дверью с букетом в руках и, несмотря на холод, благоухает тем же лосьоном. Тогда я была озадачена — зачем цветы и прочие приготовления, если ты не предлагала ему ничего, кроме утешительного приза в виде дружбы? А сейчас выясняется, что ты решила вообще порвать с ним, и…
— Ты дожидался Тесс возле дома с цветами, и от тебя пахло лосьоном.
— И что с того?
— Ты решил сделать второй заход, верно? Надеялся, что отчаяние заставит Тесс согласиться на твои условия?
Саймон пожал плечами, не чувствуя за собой никакой вины. Избалованный с самого детства, он стал тем, кем стал, растеряв все хорошие задатки.
Я повернулась к Саймону спиной и вновь уперлась взглядом в изображение тюрьмы, составленное из детских лиц. Меня передернуло. У двери я вдруг почувствовала на лице обжигающие слезы и только тогда поняла, что плачу.
— Как ты мог оставить ее в парке?
— Я не виноват, что она себя убила.
— Ты хоть в чем-нибудь вообще виноват?
Я снова сижу перед мистером Райтом. Мысленно я все еще чувствую острый запах Саймона и его квартиры. Хорошо, что открыто окно и оттуда слабо веет свежей травой, которую подстригают в парке.
— Вы рассказали в полиции о том, что узнали от Саймона? — спрашивает мистер Райт.
— Да, я говорила с подчиненным детектива Финборо. Он отвечал очень любезно, но я понимала, что все без толку. Преследователь Тесс мог оказаться как убийцей, так и плодом ее предположительно больного воображения. Факты, которые указывали на убийцу, также подходили под симптомы психоза.
Мистер Райт смотрит на часы: четверть шестого.
— Закончим на сегодня?
Я киваю. Где-то в горле и носу еще царапаются молекулы лосьона и сладковатого дыма марихуаны, и я рада, что могу наконец выйти и глотнуть свежего воздуха.
Миновав парк Сент-Джеймс, я сажусь в автобус и еду в «Койот». Тебе, разумеется, интересно, как я туда устроилась. Сначала я пришла в бар, чтобы расспросить твоих коллег, в надежде на какую-нибудь зацепку. Увы, в последний раз они видели тебя в воскресенье, за неделю до рождения Ксавье, и мало что знали о твоей жизни вне стен «Койота». Тем временем мой босс в Штатах согласился дать мне расчет («С огромным сожалением, Беатрис»), и я просто не представляла, где найти другую работу. Я знала, что необходимость выплачивать кредит за нью-йоркскую квартиру скоро съест все мои сбережения. В общем, надо было на что-то жить, и я пошла обратно к Беттине.
Я надела единственное, что осталось у меня из чистого, — брючный костюм от «Макс Мара», и Беттина сперва решила, будто я шучу насчет работы, но затем поняла, что мне не до шуток.
— Хорошо. Лишняя пара рук мне пригодится. Две смены по выходным и три — в будние дни. Можешь начинать уже сегодня. Шесть фунтов в час плюс бесплатный ужин, если смена длится больше трех часов.
Наверное, вид у меня был слегка озадаченный: я не ожидала вот так сразу получить место.
— Дело, признаться, в том, — сказала Беттина, — что ты мне страшно нравишься. — Увидев мое испуганное лицо, она хихикнула. — Извини, не могла удержаться.
Добродушное подтрунивание Беттины напомнило о тебе — ее смех, как и твой, тоже был искренним и беззлобным.
Приступив к своим обязанностям в тот первый вечер, я подумала, что в связи с твоей смертью заведению действительно требуется официантка. А недавно узнала, что вакансию заняли еще до моего прихода. Получается, Беттина взяла меня только из личной благосклонности и уважения к тебе.
Домой я прихожу почти в полночь и не рассчитываю на встречу с журналистами. Во-первых, поздно, а во-вторых, лихорадка последних дней закончилась — наверняка они уже отщелкали все пленки и набрали нужные метры материала. Однако я ошибаюсь: на подходе к дому собралась целая толпа репортеров. Прожекторы бьют светом: в центре внимания — Кася. Ей пришлось провести два дня у подруги, пока я не решила, что пресса утихомирилась и Касе можно возвращаться. Сейчас она живет со мной. Думаю, тебе приятно об этом знать, хотя и любопытно, как мы помещаемся в маленькой квартирке. Кася спит на твоей кровати, а у меня есть матрас; каждый вечер я расстилаю его в гостиной, и как-то так мы устраиваемся.
Видно, что Кася сильно утомлена и под прицелом камер чувствует себя не в своей тарелке. Меня охватывает яростное желание взять ее под защиту, я отгоняю репортеров с дороги.
— Долго ждешь?
— Много час.
У Каси это может означать десять минут.
— А где твой ключ?
Кася смущенно пожимает плечами:
— Извини.
Она постоянно теряет то одно, то другое и в этом похожа на тебя. Порой ее ветреность кажется мне трогательной, но сегодня вызывает легкую досаду (по старой привычке; к тому же я жутко устала: сперва долгая беседа с мистером Райтом, затем смена в баре, а теперь еще мне в лицо тычут объективами в надежде на пикантные снимки).
— Идем, тебе нужно поесть.
До родов всего неделя, Касе нельзя делать большие перерывы между приемами пищи. У нее случаются обмороки, и, конечно, ребеночку не на пользу.
Обняв Касю, я пропускаю ее вперед, в квартиру. Фотокамеры одновременно щелкают вспышками. Завтра под снимками, на которых я заботливо обнимаю Касю, опять появятся статьи, подобные сегодняшним, о том, как я ее «спасла». Журналисты не стесняются слов вроде «избавительница», «обязана жизнью» и так далее; слов из комиксов, грозящих превратить меня в ненормальную, которая носит трусы поверх колготок, меняет парики и костюмы в телефонной будке и вообще смахивает на ведьму. Репортеры напишут, что я не успела спасти тебя (слишком долго переодевалась в телефонной будке), но зато благодаря мне Кася и ее ребенок «обретут вторую жизнь».
Как и все люди, читатели хотят, чтобы у истории был счастливый конец, просто это не моя история. Моя закончилась в тот момент, когда я увидела прядь волос, застрявших в застежке-молнии.
Глава 8
Четверг
Я иду через парк Сент-Джеймс в уголовный суд. Небо сегодня опять радует синевой, в цветовой модели это оттенок № 635 — цвет надежды. Я должна изложить мистеру Райту следующую порцию событий, а именно рассказать о встрече с твоим психиатром. Правда, моему полусонному сознанию пока не хватает четкости, поэтому я попробую провести мысленную репетицию и для начала расскажу обо всем тебе.
График бесплатного приема доктора Николса был расписан на четыре месяца, поэтому, чтобы не ждать, я записалась на платную консультацию. Кабинет, где он принимал пациентов с частной страховкой, даже отдаленно не походил на медицинский, гораздо больше напоминая престижный парикмахерский салон: лилии в вазах, автомат с минеральной водой, глянцевые журналы. Молоденькая ассистентка с положенным по статусу надменным выражением лица отправляла свои полномочия «стража ворот». Сидя в очереди, я листала журнал (унаследовала от мамы панический страх показаться бездельницей). На обложке значился следующий месяц, и я вспомнила, как ты смеялась над модными изданиями, путешествующими во времени. Ты говорила, что дата на обложке журнала должна сигналить читателям о нелепости его содержимого. Моя нервная внутренняя болтовня объяснялась тем, что от предстоящей встречи зависело очень много. Это ведь доктор Николс выдал заключение о послеродовом психозе, из-за него полиция поверила в твое самоубийство. Это из-за доктора Николса никто не собирался искать твоего убийцу.