Будапештская миссия - Лев Безыменский

Остаток ночи я провел с Валленбергом и его шофером почти безотлучно. Мы предложили обоим отдохнуть, поспать. На командном пункте дивизии — а это была многокомнатная квартира — мы отвели им отдельную комнату. Но оба они почти не спали. Да и есть не стали, только выпили с нами чай.

Помню, что в руках у Валленберга был объемистый портфель. Он пояснил, что в нем важные документы, которые готов передать советскому военному командованию.

Утром, было это в 10 — 11 часов, к нам прибыли на двух автомобилях «виллис» офицеры, как мы полагали, из штаба 7-й гвардейской армии. Их было четыре человека, старший — полковник. Он уединился с начальником штаба, а затем поручил мне передать Валленбергу, что его могут доставить к командованию фронта, как он об этом просит. Валленберг обрадовался.

Потом Валленберга и его шофера пригласили сесть в автомобили. Помню, что их усадили не вместе, а порознь, каждого в отдельный «виллис». Рауль Валленберг тепло попрощался с нами.

Еще одна подробность. Перед отъездом тот полковник предупредил всех нас, что мы никому не должны говорить о Валленберге. Тогда мы не придали этому особого значения. И только через много лет узнали, куда отвезли шведского дипломата и как распорядились его судьбой".

Это живое свидетельство подтверждает, что ни о каком «захвате» речи не было. Итак, 13 января Валленберг — в расположении советских войск. 18-го он должен был быть у командира корпуса Афонина (его штаб находился в Пеште), но 17-го он вместе с шофером Лангфельдером убывает в Дебрецен — в ставку командующего 2-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. На «захват» опять-таки все это непохоже, ибо заботятся не только о «сохранности», но и об "удобстве передвижения". Ключевое же слово "пришел сам" обозначено вполне официально. Свидетели сообщали, что в эти дни Валленберг перед отъездом в Дебрецен ещё раз посетил свое бюро на улице Бенцур, где и сказал знаменитые слова:

— Я не знаю, еду ли я в качестве гостя или в качестве пленника…

Был ли он гостем — утверждать не будем, но пленником он стал лишь 19 января: так гласит запись в учетной карточке на Валленберга, составленной позже в Москве. Из Москвы пришла за подписью замнаркома обороны Н. А. Булганина директива: отправить шведа в Москву. 25 января он был под конвоем отправлен поездом. Путь был далек, но не очень тяжел. Валленбергу и Лангфельдеру разрешили даже пообедать в вокзальном ресторане станции Яссы, а по прибытии в Москву — отправили на экскурсию по знаменитому московскому метрополитену. (Об этом он позже рассказывал своим сокамерникам.)

Зачем Валленберг явился в Дебрецен? Один венгерский политик из левого лагеря, который в эти дни там находился и вел переговоры о формировании нового правительства, рассказывал, что он с некоторым удивлением увидел знакомого ему шведского дипломата у одного из кабинетов советской военной администрации. "Вы ведь знаете, — сказал он с иронией шведу, — в эту комнату легко войти, но очень трудно выйти!.." Валленберг лишь улыбнулся в ответ.

Что же собирался обсуждать в Дебрецене с советскими генералами Валленберг? Баронесса Фукс-Кемень, которую связывали с Валленбергом в Будапеште дружеские отношения, сообщила мне:

— У Рауля был подробно разработанный план — каким образом оказать гуманитарную помощь оставшемуся в живых еврейскому населению Венгрии. Этот план он обсуждал со своими сотрудниками.

Баронесса была права: текст предложений Валленберга сохранился. Он хотел создать специальный фонд помощи жертвам террора и преследований, чтобы облегчить им возвращение к нормальной жизни. В предполагавшемся обращении к венгерскому народу говорилось:

"Мы решили создать организацию, название и цель которой я ныне предаю гласности. Это не только чисто гуманитарная, но экономическая организация, ибо если мы будем рассматривать её только с гуманитарной позиции без соответствующей экономической организации, то она будет ограниченной и в некоторых отношениях неэффективной. По желанию моих сотрудников мы хотим назвать новую организацию "Валленберговский институт помощи и реконструкции".

Валленберг предлагал свою личную помощь и опыт для того, чтобы решать следующие задачи: возвращение детей родителям, восстановление условий для нормальной жизни, правовая помощь жертвам, восстановление и обновление деловых связей, создание рабочих мест, распределение продовольствия, помощь жильем, сбор и распределение одежды, репатриация и эмиграция, сохранение культурных ценностей, медицинская помощь, борьба с эпидемиями, строительство жилищ и промышленных предприятий, создание временных жилищ и больниц, планирование и международная помощь в решении подобных проблем.

Валленберг собирался представить свои предложения новому венгерскому правительству, которое формировалось в Дебрецене, и добиться от маршала Р. Я. Малиновского одобрения и поддержки. Наличие этого плана подтверждают многие источники, которые собрал в своей книге венгерский публицист и историк Е. Леваи. Но не менее бесспорный факт заключается в том, что никакой план в Дебрецене не обсуждался. В документах Союзной контрольной комиссии или в документах венгерского правительства не обнаружено никаких следов "Валленберговского института". Да и времени на такое обсуждение не было, потому что пришла команда отправить Р. Валленберга в Москву.

Известно, что архив КГБ очень скуп в документации о Валленберге. Вдобавок ряд документов не поддавался научной идентификации — настоящие они или нет. Но мне удалось найти такой документ о Валленберге, подлинность которого не подлежит сомнению. Не в последнюю очередь потому, что его никогда не числили в якобы отсутствовавшем следственном деле на шведского дипломата. Он лежал совсем в другом месте — а именно в картотеке НКВД-МВД, которая с момента создания этого учреждения велась на всех лиц, которые подвергались лишению свободы. Когда в середине 90-х годов в МВД РФ был создан Центр реабилитации и архивной информации, то московской общественности были презентованы некоторые образцы ведомственной документации, в том числе отдельные "учетные карточки" из этой многосоттысячной картотеки. Например, карточка Фанни Каплан, арестованной в 1918 году за покушение на В. И. Ленина. Или в том же 1918-м — на "Сиднея Георгиевича Рейли, капитана британской армии", знаменитейшего британского разведчика (с пометкой "без личного разрешения справок по делу никому не выдавать"). В 1937 году такая карточка заводилась на М. Н. Тухачевского, в 1938-м — на Н. И. Бухарина и в 1953-м — на самого Берия. Да, на Л. П. Берия, арестованного 26 июня 1953 года как "руководителя антисоветской заговорщической группы"…

Именно среди этих поистине исторических карточек была и такая:

"Фамилия: Валленберг Имя: Рауль Отч.: Густав Год. рожд.: 1912. Место рожд.: Стокгольм Адрес: Будапешт (ул. неразборчиво), № 3

Проф.: дипломатич. (неразборчиво) удост. № 248 МИД Швеции Место раб.: Шведское посольство в Будапеште Парт.: б/п Нац.: швед Гражд.: швед.

Арестован — 19.1.1945

Орган: НКО СССР, ГУКР Смерш.

На обороте карточки была сделана запись:

"Военнопленный, приб. 6.II.1945 из Будапешта в рас. ГУКР Смерш".

Запись достаточно красноречивая, чтобы определить первое — но далеко не единственное! — правонарушение, которое было совершено по отношению к дипломату: как можно было зачислить в военнопленные гражданина страны, с которой Советский Союз не только не находился в состоянии войны, а поручил ей представлять свои интересы? Да ещё вдобавок военнопленным объявили сугубо гражданского человека, дипломата! Разумеется, регистратор внутренней тюрьмы НКГБ не был умудрен специальными правовыми знаниями. Но он, по существу, выдал обвинительное заключение тем, кто в нарушение всех законов и установлений объявил шведского штатского гражданина, дипломата Валленберга военнопленным советских властей…

О том, что происходило с Валленбергом в Москве, свидетельств совсем немного. «Сохранились» лишь записи о проведении допросов в Лубянской и Лефортовской тюрьмах, квитанция о приеме вещей дипломата при поступлении во внутреннюю тюрьму. Утверждается, что не сохранилось ни одного протокола самих допросов, никаких показаний. Правда, КГБ проявил чудо графологической исследовательской работы, когда в регистрационной книге допросов вдруг выявил замазанную чернилами фамилию следователя Д. Копелянского. Но это мало что изменило: ветеран-чекист Копелянский заявил, что ничего не знает и ничего не помнит — не помнит даже фамилию «Валленберг»! Далее в «коллекции» КГБ большой пробел и… рапорт о смерти Валленберга, датированный июлем 1947 года.

Вторым источником сведений о том, что происходило с пленником Лубянки, стали сведения, полученные от его товарищей по несчастью сокамерников или соседей по камерам. Ценность и достоверность этих рассказов очень различны. Вернувшись на родину после "недобровольного пребывания" в Москве, они сообщали о своих встречах и беседах с Валленбергом шведским властям; 19 из них дали официальные показания. В их числе были: