Кыся - Владимир Кунин

Следующая очередь на досмотр была наша. Я понял, что настала пора действовать и мне. Будут они нас досматривать или не будут, как на это рассчитывал Бармен и, собственно, из-за чего и затеял всю эту подлянку с моим Водилой, — на всякий случай, я должен принять СВОИ меры!

Воспользовавшись тем, что Водила еще разговаривал с Вебером, я, никем не замеченный, быстро вылез на крышу кабины и уже совершенно отработанным путем проник внутрь фургона.

В нос мне сразу ударил стойкий запах кокаина. Голова закружилась, дышать стало трудно, и мгновенно потянуло в сон… Видно, в приливе той, самой первой, психопатической и безотчетно яростной реакции на этот запах я, наверное, здорово разодрал плотный полиэтилен, в который была запаяна эта пачка «фанеры»! От такой концентрации запаха этой дряни те собачки, смахивающие на Шуриного японца, должны просто сойти с ума!

Только бы мне не заснуть от этой гадости, как тогда.

Я проскакал по верхним пачкам поближе к задней части фуры — как называет Водила этот фургон, — где хоть не намного кокаиновый запах был слабее. Там слегка просвечивала неплотно зашнурованная щель между двумя прорезинеными брезентовыми полостями задней части фуры. Задняя щель была меньше передней, через которую я сюда влезал, но все-таки, несмотря на то, что никакого обзора внешнего мира она не давала, ибо полости накладывались одна на другую, — дышать через эту щель было можно. Тем более, что мы теперь стояли к морю спиной, а ветер дул со стороны моря, и это давало мне возможность вдыхать почти свежий воздух. Я прильнул носом к щели и стал ждать дальнейшего хода событий…

Я слышал, как съехал с досмотровой ямы грузовик Лысого…

Слышал, как мой Водила влез в нашу кабину. Как захлопнул дверцу. Как завел двигатель…

А потом я услышал, как он внезапно выключил двигатель и завопил на весь морской Кильский порт:

— Кыся! Кыся!!! Кыс-кыс-кыс!.. Кыся-а-а-а!..

Я слышал, как он выскочил из кабины, как стал бегать вокруг своего грузовика. Я даже представил себе, как он — здоровенный мужик, чуть ли не двухметрового роста — на карачках ползает под машиной, заглядывая под колеса!..

Слышно было, как он рванулся назад, туда, где выстроились другие грузовики, ждущие своей таможенной проверки. На бегу он продолжал истошно и тупо «кыскать», пока, наверное, его не перехватил испугавшийся пожилой Вебер и взволнованно спросил его на двух языках:

— Вас ист лос?! Вас ист пассирт?! Что такое? Что случилось?!

И я отчетливо услышал, как Водила отчаянно, почему-то тонким голосом, прокричал:

— Да кот у меня сбежал!.. Такой кот!!! Елочки точеные, бля! Он, наверное, ваших собак испугался… Что же делать?.. Мужики, вы кота не видели?! Майне каце нихт гезеен?.. У него еще ухо рваное… Кыся! Кыся-а!.. Как же я без него?! Кыся а-а-а!!!

Сердце у меня разрывалось от жалости! В голосе Водилы было столько неподдельного страдания, что я чуть было не откликнулся.

Но я сдержал себя. Я сдержал себя «ВО ИМЯ ВЫСШЕГО СМЫСЛА!», как сказал бы Шура Плоткин.

Мои тщетные попытки установить немедленно с Водилой Наш Контакт — не увенчались и малейшим успехом. То ли слишком велико в нем было отвлекающее ощущение потери, то ли мешал плотный прорезиненный брезент фуры… А может быть, из-за отвратительного одуряющего запаха кокаина внутри — я посылал недостаточно четкие сигналы? Хотя я напрягался, как только мог, чуть ли не до обморока:

«Успокойся, Водила! Немедленно возьми себя в руки!!! Я здесь, не паникуй!.. Успокойся сейчас же и садись за руль! Я рядом и никуда от тебя не денусь! Так надо. Ты слышишь? Так надо, черт бы тебя побрал?!» — внушал я ему.

А сзади уже сигналили на разные голоса десятки грузовиков. Они вытянулись за нами в длиннющую вереницу и были страшно раздражены такой длительной задержкой. Какой-то кретин даже включил тревожную аварийную сирену!

Я слышал, как на эту сирену из помещения таможни выскочили несколько полицейских с Овчаркой. То, что это были полицейские, я сразу понял по запаху оружия. А Овчарка у меня будто перед глазами предстала — так она пахла Овчаркой!

Но Вебер стал всех успокаивать и объяснять, что один русский водитель потерял свою любимую кошечку, и, кажется, даже помог моему вконец расклеившемуся Водиле подняться в кабину, оттуда убитый горем Водила еще пару раз сипло и слабо выкрикнул:

— Кыся, а Кыся!.. Ты где?..

— Не надо всех задерживать, — мягко проговорил Вебер. — Поедешь обратно, я приготовлю тебе очень хорошего дойтче каца. Маленького. Киндеркаца. Бэби. О'кей? Лос! Лос…

Водила снова завел мотор и въехал на досмотровую яму. Остановился над ней, выключил двигатель, и я услышал, как Вебер сказал парням в яме:

— Отдыхайте. Мы эту машину знаем, — а Водиле добавил уже по-русски: Покажи фургон. У нас сейчас новый очень строгий приказ. А ты наделал столько шума, что даже полиция прибежала. Видишь?

— Кайн проблем… — горестно прошептал Водила, и я услышал, как он принялся расшнуровывать заднюю стенку фуры.

А теперь я попытаюсь продолжить рассказ об этом аттракционе словами моего Водилы. Так, как он мне это потом, по дороге, раз десять рассказывал:

— …тут Вебер говорит: «Открывай фургон». Да, Бога ради, говорю, пожалуйста… Нет проблем! И начинаю расшнуровывать эту мудянку на фуре. А в башке одна мысль — где мой Кыся? Запугали, думаю, суки, моего Кысю своими сраными собачками!.. И даже в голову не беру, что меня на этой границе так знают, что уже лет пять не досматривают. Ни смена Вебера, ни Рихтера, ни того третьего… Забыл фамилию. А тут… В голове только где Кыся?! На хипеш, мать их ети, полиция выскочила. С автоматами, овчарками!.. Эти два молодых гондона по наркотикам приготовили своих лохматых наркоманок. Сзади наши мудаки сигналят! Некогда им, видишь ли… А я ни об чем не думаю — исключительно про Кысю… Руки трясутся, никак не могу задник расшнуровать. Там такой тросик стальной идет, видел? Тут Вебер взялся мне помогать. Мужик — зашибись! Когда-то он из своей ГэДээР на надувной лодке в ФээРГэ дрыснул, да так в Киле и остался…

Ну, распатронили мы с ним в четыре руки задник фуры, отдергиваем полы брезента в стороны, а там!..

Е-мое, и сбоку бантик!!! Ну, надо же?!

Сидит моя родная Кыся на верхнем пакете фанеры, и умывается, бля, умница!!! Да, так спокойненько, что я просто охуел!..

А эти раздолбаи со своими маленькими зассыхами — специалистками по дури, — стоят, как обосравшиеся. Собачонки визжат от злости, а в фургон лезть боятся! Полицейская овчарка лает, аж заходится, а все вокруг, — и таможня, и полиция, и водилы разные, — все ржут как умалишенные!.. Что тут было, бля!!!

Дальше шел уже такой восторженный мат, что смысл рассказа буквально тонул в ругательствах. Тем более, что ничего нового Водила так и не мог сказать. Все повторял одно и то же — как он увидел меня фургоне и от счастья «охуел». Что означало — «обрадовался».

Поэтому рассказ продолжу я. Все, что касается самого Водилы — все так оно и было. А все, что касается меня — Водила, конечно, изрядно напутал.

…Когда они с Вебером распахнули заднюю стенку фургона, я действительно сидел на пакете с фанерой и умывался.

Но вовсе не потому, что всем стоящим вокруг я хотел показать, какой я чистоплотный. И уж вовсе не так «спокойненько», как это показалось моему Водиле и так умилило его!

Спокойствия не было и в помине. Внутри у меня все дребезжало от дикого нервного перенапряжения. И умываться я взялся только для того, чтобы скрыть это напряжение и продемонстрировать наглую уверенность в своем абсолютном праве — плевать на всех таможенных Собак в мире!

Вероятно, это в какой-то степени их и ошарашило, но в основном они зашлись в истерике, когда на них пахнуло из фургона таким плотным кокаиновым духом, что они обе от злости чуть сознание не потеряли!..

Подозреваю, что и Овчарка почуяла этот запах. Но судя по ее растерянной морде, она только не знала, что это такое.

Когда же молодые таможенники — руководители этих маленьких наркоищеек, все-таки попытались их запустить ко мне в фургон, мне ничего не оставалось делать, как сказать этим лохматым малявкам по-нашему, по-животному:

— Только суньтесь. Я из вас такие фрикадельки наделаю, что вы маму родную забудете.

Одна Собачонка, я видел, жутко перетрусила, хотя и продолжала визжать, как зарезанная. А вторая собралась с духом и кричит мне:

— Убирайся оттуда, идиот! Там такая концентрация кокаина, что ты через пять минут сдохнешь, самоубийца!

— Не твое Собачье дело, — говорю. — Что русскому здорово, то немцу смерть.

Помню, Шура Плоткин так сказал по поводу какой-то там их пьянки с иностранными журналистами, и мне это страшно понравилось! Все ждал, когда и я смогу ввернуть в разговор это выраженьице.

Тут обе Собачонки так развопились, что хоть уши затыкай! Но в фургон — ни лапой. Наоборот, шарахаются от меня, как черт от ладана.