Лабиринт. Книга 2 (СИ) - Грушевицкая Ирма "Irmania"

– Теперь я понимаю, почему она раз за разом ему отказывает. Не дай ей об этом пожалеть.

Глава 12

Мэри никогда не была истеричкой. Не то что не позволяла себе, скорее, не умела и не знала, как это – истерить. Но то, что сейчас с ней происходило, иначе как истерикой не назовёшь. Хорошо, что в этом заведении туалетные кабинки были изолированными и довольно просторными – с отдельным умывальником, большим зеркалом и небольшой кушеткой. Мэри проскользнула в одну из таких кабинок, заперлась и только после этого отпустила себя.

Рыдания раздирали горло, так, что ей пришлось за него схватиться, будто оно и вправду скоро разорвётся. Невозможно было сделать вдох, не получалось просто. Она вдыхала, вдыхала и не могла протолкнуть воздух через постоянные всхлипы. Ноги подкосились, и девушка кулём свалилась на пол, обхватила себя за плечи, раскачиваясь из стороны в сторону.

Оставшаяся в груди половинка сердца почувствовала хозяина второй его части, и изо всех сил тянулась к нему в желании снова стать цельным. Она билась и стенала в груди, не понимая, что тому на неё плевать.

Перед глазами Мэри стояло перекошенное от ярости лицо Мэтта, и ярость эта была направлена на неё. А что же такого она сделала, Мэри действительно не понимала. И эта его фраза: "Опять сбегаете, мисс Рейнольдс?" Это что же получается, Мэтт злится, что она от него ушла? До сих пор? Да ладно!

На что злиться-то? На то, что она освободила их обоих от пытки неловкостью перед лицом неизбежного расставания. Не настолько же он глуп, чтобы не понять, что этот превентивный шаг спас их обоих от унижения. Или это уязвлённое самолюбие? Игрушка ушла от того, кто ею ещё не наигрался? Было от чего истерить. Было от чего сходить с ума.

Но дело даже не в Мэтте. Дело в ней, в Мэри. Она же чувствовала его; весь день чувствовала ходящую где-то рядом половинку своего сердца. Разве так правильно, разве так бывает? А если бывает, так что прикажете с этим делать? Она на всю жизнь, что ли, теперь проклята? Его недовольство, презрение и ярость убивали её на протяжении всего лишь минуты их повторного знакомства, так, что она еле ушла живой. А если и дальше придётся сталкиваться с Мэттом? Ведь Алекс, как весёлый щенок при виде сахарной косточки, разве что хвостом перед ним не мотал. А Роберт? Он всё понял. Понял, чёрт его дери, и сложил два и два. Объяснений не избежать, и, чем дольше она остаётся здесь, тем скорее неизбежного превратится в необратимое.

С трудом Мэри встала на ноги и, подойдя в раковине, посмотрела на себя в зеркало. Да уж, по лицу будто грузовиком проехали. Профессионально сделанный макияж поплыл, оставив на лихорадочно пылающих щеках чёрные потёки туши. Кое-как приведя себя в порядок, она прошлась пальцами по волосам, спуская их на лицо, по старой детской привычке прячась под густыми локонами. Мазок помады по губам и снова быстрый взгляд в зеркало. Невесть что, но вот сутулиться точно не надо. Хотя, это очень тяжело – не согнуться до земли от тяжести всех восемнадцати атмосферных тонн.

Вспомнился стишок, сочинённый в детстве

"Стоит только захотеть,

Раз – шагнуть в окно и улететь.

Но не улетишь ты никуда

Из своей вселенной,

А она и не только для тебя мала".

Ей катастрофически мало той вселенной, в которой она жила. Мала, пуста, бессмысленна эта вселенная. Искусственно созданная, ненатуральная. Сплошное скопище туманностей и космической пыли. Всего один взрыв сверхновой, и теперь на месте её души сплошная чёрная дыра, а фантомные боли не дают двигаться дальше.

Пора признаться: всё очень и очень плохо. Да, она ушла от Мэтта, но его не отпустила. Иначе не стала бы так реагировать – убегать, трястись и запираться в туалете. Ещё минута здесь, и она вызовет такси прямо до аэропорта. А потом куда? Куда бежать? Мала вселенная Мэри Рейнольдс, а сосредоточие её сейчас здесь – в моменте очередного Большого Взрыва. Его надо пережить, как пережился первый. Без потерь она не уйдёт, это понятно, вот только какую часть себя придётся оставить на этот раз?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В качестве почётного гостя Мэтта усадили между ректором Элбергом и какой-то шишкой из администрации музея – перед сценой и лицом к столу, за которым сидели Стенхоупы. Мэрилин ещё не вернулась, дав ему тем самым необходимое для размышления время.

"Раз за разом ему отказывает. Раз за разом".

Он не настолько наивен, чтобы думать, будто речь идёт о…

Представив разметавшиеся по подушке серебристые волосы Мэри, Мэтт едва не зарычал. Он прекрасно помнит, как это происходит. Помнит это ароматное облако, в которое так любил зарываться. Помнит, как оно струится за спиной Мэри, когда, приоткрывая губы, она тянется к нему за поцелуем…

Нет, на этот раз ни к нему. Челюсть едва не свело от напряжения – так сильно Мэтт её сжал.

Понятно, что всё это время Мэри не жила монашкой – он снова не настолько наивен, – но думать об этом оказалось невозможным. Невозможно тяжело представить её с другим, но теперь это данность.  Его Мэри и этот, для кого она "его девушка Мэрилин", – пара. В большей степени это понятно по поведению Стенхоупа. В череде остальных мужчин Мэтт ловил знаки, посылаемые им через прикосновения и взгляды, обращённые на Мэри: эта женщина – моя! А вот с её стороны ничего подобного не наблюдалось. Хотя, возможно, он всё же недостаточно хорошо её знает.

"Раз за разом отказывает". Отказывает. Отказывает.

Этот Стенхоуп – завидная партия. И с родителями она знакома, и с дядей Робертом, который сейчас коршуном за ним следит. Однако из-за чего-то же происходит этот "раз за разом". Роберт уверен, что знает причину. "Не дай ей пожалеть". О чём пожалеть-то? О том, что она до сих пор выбирает его, Мэтта? Он снова не настолько наивен. Мэри сама от него ушла, таков был её выбор. Он не выгонял.

Вопросы множились как снежный ком, и необходимость задать их становилась нестерпимой. И он сделает это во что бы то ни стало, даже если ответы ему не понравятся. Пока случается этот "раз за разом", Мэри для него не потеряна. Пусть даже он не настолько наивен.

Его отвлекли представлением остальных сидящих за столом гостей, и её возвращение Мэтт пропустил. Специально или же посредством рассадки, Мэри села к нему боком. Он почти не видел её из-за сидящей напротив пожилой леди и Алекса, заслоняющего собой тоненькую фигурку в зелёном. Мэтту только и оставалось, что наблюдать за редким взмахом руки, когда Мэри поправляла волосы или тянулась за бокалом.

 Началась торжественная часть, и волей-неволей ему пришлось отвлечь внимание от столика напротив. После приветственных слов ректора, один за другим на сцену начали подниматься почётные гости. У него тоже была подготовлена речь, но он начисто забыл, о чём собирался говорить, поэтому, когда подошла его очередь, постарался быть кратким. Сказал, что рад присутствовать на мероприятии, где отмечается важность академических традиций. Верность долгу упомянул. Вообще о верности заговорил – ценном качестве в любой сфере человеческой жизни. О том, что быть верным себе – это всегда правильно, но зачастую мешает разглядеть нечто важное в других, или же наделяет качествами, им не присущими. В век развития информационных технологий, сужающих мир до размера карманного гаджета, сложность коммуникации отдельно взятых индивидуумов только усиливается. Опыт подобных выступлений позволил довольно быстро съехать на нейтральную тему развития будущего с учётом уроков прошлого, и никто в зале не заметил, что эта речь была предназначена исключительно для одного человека.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Со сцены он уходил под аплодисменты, но это было не главное. Главное, что в мерцающем свете десятков свечей, направленные на него неповторимые фиалковые глаза лихорадочно блестели, а на красивом побледневшем личике читалось явное замешательство.

Да, милая, подумай об этом. Времени у тебя немного, но подумай.