Запасная столица - Андрей Павлов

Вот просьба выделить дипломатам дачи на берегу Волги. Пятнадцать дач было отремонтировано и предоставлено посольским семьям в районе нынешнего военного санатория «Волга». Однако, испробовав ухабистые по тому времени лесные дороги туда, дипломаты вскоре отказались.

Пришлось благоустроить для них сквер в центре города.

Самарцы знают его: это на углу улиц Куйбышевской и Некрасовской – «Три вяза».

Найти в то или иное посольство другого, усердного истопника, непьющего дворника. А то и горничную, да еще и «с хорошими манерами»…И все, от важнейшего межгосударственного вопроса до мелочей быта иностранцев в Самаре, следует решать дипломатически вежливо и не откладывая, по-русски, на когда-нибудь.

ЕДЬМАЯ СИМФОНИЯ

В архивных материалах Министерства иностранных дел России хранится документ поистине замечательный, значение которого выходит далеко за пределы локальной дипломатической деятельности военных лет.

Второй секретарь посольства СССР и США В. Базыкин в донесении Вышинскому сообщил следующее: 24 октября 1941 года Сергей Васильевич Рахманинов дал в Вашингтоне авторский концерт, прошедший «с громадным успехом».

И не только потому, что имя Рахманинова всемирно известно и знаменито. Концерт состоялся в честь воюющей Красной Армии, и весь гонорар, 4000 долларов, Рахманинов передал через посольство на медикаменты для раненых. 1 и 7 ноября 1942 года С. В. Рахманинов даст еще два концерта с передачей гонорара в фонд Красной Армии.

«От одного из русских, – писал он в посольство, – посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить в полную победу».

Жизнь С. В. Рахманинова после отъезда из России в 1917 году в эмиграцию сперва в Финляндию, а потом в США складывалась тяжко. Не материально, нет. Творчески. Практически, на чужбине композитор перестал работать. Если до 1917 года им было написано, не говоря о симфонической и оперной музыке, более 70 романсов, вошедших в музыкальную классику, то, покинув русскую землю, он не создал больше ни одного романса. Жил концертной деятельностью. Маялся Сергей Васильевич обыкновенной русской тоской по родине. И еще более мучительным было осознание того, что его имя, творчество стало забываться в России. Произведения его почти не исполнялись. Он – эмигрант. Он не нужен новой России.

Конечно же, Сергей Васильевич не забыл статьи в газете «Правда», опубликованной в марте 1931 года:

«Сергей Рахманинов, бывший певец русского купечества и буржуазии, давно исписавшийся композитор, имитатор и реакционер, бывший помещик, который совсем недавно, в 1918 году, пылал ненавистью к России, когда крестьяне отняли у него землю, – заклятый враг советского правительства».

Разве возможно теперь возвратиться?

Чужая земля только что приютила композитора. В прессе даже появилась статья «The man without house», в переводе с английского – «Человек без дома». Да, без родины и дома. Гость, чужестранец. А слава, – к ней привыкаешь, и с нею еще больнее ощущать себя ненужным благословенной России. Особенно теперь, в дни жесточайших испытаний войной. Что делать? Чем помочь?.. И вот – счастливая мысль: концерт!

Сегодня сказать невозможно, как относился Вышинский к творчеству Рахманинова. И вообще, – интересовался ли он мировой и русской музыкальной культурой. Но о Рахманинове он, конечно же, знал, на его памяти был блистательный восход композитора и музыканта. При своей занятости дипломатической работой, Вышинский отнесся к донесению второго секретаря В. Базыкина с должным вниманием и оценкой совершившегося в Вашингтоне события.

16 января 1942 года зам. наркома подписал письмо на имя члена Политбюро Молотова с предложением:

«1) Опубликовать в прессе статью о творчестве С. В. Рахманинова.

2) Организовать письмо Рахманинову от имени лучших исполнителей его произведений – Оборина, Глизра, Игумнова.

3) Подобрать изданные в России программы, афиши, пластинки с музыкой Рахманинова и дипломатической почтой отправить в США на имя композитора.

4) В музыкальный сезон 1942 года публично исполнить несколько произведений Рахманинова».

Молотов был согласен! Положительная реакция Молотова предполагала соответствующие конкретные действия.

15 апреля 1942 года Д. Шостакович в статье «Великая культура славян», опубликованной газетой «Литература и искусство», среди блистательных имен классиков называет и имя С. В. Рахманинова.

8 августа в этой же газете профессор-музыковед К. Кузнецов опубликовал большую статью «Рахманинов и русская музыка», в которой дал широкий очерк всего музыкального творчества великого соотечественника.

По тем временам опубликованное газетой представляло уже очень многое. Кроме этого, в Москве было отмечено 50-летие творческой деятельности С. В. Рахманинова. В письме к двоюродной сестре С. А. Сатиной Рахманинов так откликнулся на это чрезвычайное в его жизни событие:

«Посылаю еще три заметки по поводу моего юбилея, написанные в Москве и присланные мне с милым письмом из русского посольства в Вашингтоне. Таким образом, большевики все же первыми вспомнили и, вероятно, единственные, которые вспомнят. Всех остальных это мало интересует».

Самара стала своеобразным порогом, с какого началось возвращение высочайшего искусства композитора и музыканта Сергея Васильевича Рахманинова в Россию. Навсегда. Куда легче, поди, было Сергею Васильевичу в свой смертный, уже не далекий, час на чужбине.

Никак невозможно пройти мимо другого знаменательного события из интеллектуальной жизни запасной столицы Самары. Здесь 27 декабря 1941 года Дмитрий Шостакович закончил работу над Седьмой (Ленинградской) симфонией, по праву признанной шедевром музыкальной культуры.

Еще до исполнения Седьмой публично Алексей Толстой, присутствовавший на генеральной репетиции, отозвался о симфонии так:

«Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебаний смертный бой с черными силами…»

Первое исполнение Седьмой состоялось в Самаре 5 марта 1942 года. В Москве – 29 марта. И еще – 5 и 6 апреля 1942 года. Успех и общественная значимость симфонии отражены в передовой газеты «Литература и искусство»:

«В этой симфонии слушатели узнали себя. Вместе с композитором, вместе с исполнителями его творения они внимали тяжелой поступи войны, с нежностью вспоминали о прошедших мирных днях, склоняли голову перед павшими защитниками родины и проникались верой в грядущую победу».

Несомненно, при первом исполнении Седьмой в Самаре присутствовали дипломаты и зарубежные корреспонденты.

Несомненно потому, что о чрезвычайном событии тотчас же стало известно за границей. Четверо крупнейших американских дирижеров – Л. Стоковский, С. Кусевицкий, Ю. Орманди и Родзинекий обратились во Всесоюзное общество культурных связей с просьбой срочно, самолетом, выслать в США партитуру и запись на пластинку оркестрового исполнения симфонии в СССР. Такая же просьба поступила из Великобритании.

Совершенно удивительные подробности – как была отправлена партитура в США – разыскал я в газете «Литература и искусство» от 19 августа 1942 года. В Самаре фотопленка с нотной записью партитуры была запечатана в железную коробку… «сто футов симфонии в банке из-под консервов», как на все лады повторяли американские журналисты. И отправлена самолетом из Самары до Тегерана, затем автомобилем в Каир и, наконец, снова самолетом через Южную Америку в Нью-Йорк. Симфония «в банке из-под консервов», – такое, очевидно, случилось единственный раз в истории музыкального искусства! В Соединенных Штатах Седьмая была исполнена 19 июля 1942 года. Дирижировал оркестром непревзойденный Артуро Тосканини.

Ворох поздравительных телеграмм композитору в Россию. Похвальные рецензии. «Аплодисменты равны по силе мощному финалу симфонии… В течение 10 минут в зале творилось нечто невообразимое. Публика стоя приветствовала оркестр и дирижера. После 80-минутного исполнения Тосканини, почти шатаясь, гордый и счастливый, сошел с эстрады».

В Великобритании исполнение Седьмой состоялось несколько ранее, 22 июня, и с не меньшим успехом.

Начавшись в Самаре, победное шествие Седьмой продолжалось но всему миру. Для 1942 года это событие можно приравнять к значительной дипломатической акции.

ОТЪЕЗД

Подошла строка прощаться с запасной столицей Самарой.

М. И. Калинин уехал в Москву еще в середине декабря 1941 года, тотчас же после разгрома под столицей немцев.

Отбыл в Москву Ворошилов.

Законченный строительством в декабре 1942 года бункер-убежище Сталину не понадобился.

Дипломатический корпус оставался в Самаре до августа 1943 года. Только после битвы на Курской дуге, когда окончательно определилась наша победа в войне, иностранные представительства получили разрешение покинуть Самару. Выезжали они в Москву специальными поездами.