Путешествие парижанки в Лхасу - Давид-Ниэль Александра

Ночь стояла ясная, но безлунная, и звезды, какими бы яркими они ни были, недостаточно хорошо освещали окрестности, чтобы можно было ориентироваться. Мы попытались отыскать другой путь, но с безысходностью признали, что выбраться отсюда можно только по одному из двух мостов.

Мы не знали, что думать. Неужели все собранные нами сведения неточны? Скорее всего, мы неправильно их истолковали. Как бы то ни было, нельзя больше блуждать поблизости от домов и в виду монастыря, откуда нас могут заметить с первыми проблесками зари. Нам следовало очень быстро покинуть это место и брести наугад, рискуя избрать неверное направление, если даже пришлось бы на следующий день искать дорогу либо полностью изменить маршрут.

И тут Йонгден решил отправиться на разведку и осмотреть местность за большим мостом. Этот мост находился напротив гомпа, белевшего на горе, в укромном месте, очень высоко над рекой, и его расположение напоминало мне чагдзам[72] и неудачу, которую я там потерпела. В этом воспоминании даже сейчас не было ничего приятного, и оно не прибавляло бодрости.

Доски настила моста сильно затрещали под ногами юного ламы, затем воцарилась тишина, и долгое время я слышала лишь журчание воды у берега. Вскоре в темноте опять послышался стук досок, ударявшихся друг о друга. Это возвращался Йонгден. Я подумала, что шум нельзя не услышать. Сейчас проснутся жители деревни и слуги, прибегут солдаты. Я ждала, что меня окликнут, прикажут показаться и объяснить, почему я брожу в сей неурочный час, но еще больше я боялась внезапных выстрелов во тьме и пули, которая может ненароком попасть в моего сына…

К счастью, опасения не оправдались; ничто не нарушило ночной тишины, и мой разведчик вернулся целым и невредимым. Его донесение было удручающим. Он обнаружил лишь одну тропу, поднимавшуюся от реки к монастырю. Весьма вероятно, что другие дороги начинались за монастырем, но у нас не было желания приближаться к нему, чтобы в этом убедиться.

Хотя шум, произведенный моим спутником, не вызвал немедленного отклика, нам следовало срочно уходить.

Мы снова побежали ко второму мосту, миновали два дома и, наконец выбравшись из заваленной камнями воды, достигли небольшой часовни, построенной под деревом. Здесь дорога разветвлялась. Мы повернули налево, предполагая, что в этой стороне более открытая местность, вскарабкались по крутой, отвесной, как лестница, тропе и приблизились к деревне. Обойдя ее, мы оказались среди оросительных каналов и полей, расположенных уступами. Куда же идти теперь?

Йонгден снова отправился на разведку, положив свою ношу рядом со мной, а я уселась на камни. Мне пришлось долго ждать, затем я услышала, как где-то выше, на горе, яростно залаяла собака. Там ли находился лама? Сможет ли он отыскать дорогу? Йонгден все не возвращался. Прошло более двух часов, и я с тревогой смотрела на светящиеся стрелки своих часов. Что же с ним случилось?..

Вдали послышался шум падения больших камней. Что это: обвал или несчастный случай? Ночью, в темноте, всякий неверный шаг может стать роковым, и этого достаточно, чтобы бедный бродяга полетел вниз с горы, разбил себе голову о камни или утонул в реке. Я встала, собираясь отправиться на поиски юноши. Он слишком задерживался, и я предчувствовала беду.

Как же мне найти своего спутника? Если даже нам чудом удастся встретиться, сумеем ли мы отыскать место, где оставили вещи? Не лучше ли было подать ему какой-ни-будь хотя бы едва заметный знак, чтобы он не сбился с пути?

Благоразумие подсказывало мне не двигаться с места, и снедавшая меня тревога усугублялась бездействием.

Наконец Йонгден вернулся. Я угадала: он поскользнулся и покатился вниз вместе с обрушившимися камнями. Зацепившись за кусты, которые росли на небольшом участке земли, он увидел, как рядом с ним рухнула часть утеса, едва не задев его. Хотя он говорил тихо, голос выдавал возбуждение человека, чудом избежавшего смерти, но больше всего его беспокоили поиски дороги. Ему так и не удалось ее найти. Тем не менее он принес интересное сообщение. Мы не переходили Наг-Чу. Один из двух мостов, заканчивавшийся у подножия монастыря, пересекал эту реку, а другой был переброшен через один из ее притоков. Мы должны были сразу же об этом догадаться, сопоставив длину мостов, но темнота, спешка и страх, обуявший наши души, не позволили нам рассуждать здраво. Одним словом, мы по-прежнему находились на левом берегу и могли следовать дальше по тому же пути, который тщательно описывали нам столько добрых людей. Тем не менее мы не решались продолжать осмотр местности ночью, ибо последняя попытка едва не обошлась нам слишком дорого. Также нельзя было оставаться на голом склоне, где, вероятно, как только рассветет, появятся крестьяне. Как мы сможем объяснить им свое присутствие здесь, ведь это место явно не было рассчитано для отдыха.

— Мы снова должны спуститься вниз, — сказала я Йонгдену, — и, если потребуется, вернуться к мендонгам напротив гомпа. Если кто-то увидит нас там на заре, наше поведение по крайней мере не покажется странным: многие арджопа ночуют на обочине дороги, под прикрытием мендонгов. Ничего другого не остается.

Мы опять прошли через деревню, но за это время долгая зимняя ночь подошла к концу. Когда мы приближались к последнему дому, светлая полоса показалась на горизонте: наступил рассвет.

Теперь не было больше смысла спускаться ниже. На заре мы вновь стали честными паломниками, которые двинулись в путь до того, как запоет петух, как говорят в Тибете. Оставалось лишь выяснить, в какую сторону направить стопы, и ускорить шаг.

Йонгден снова оставил меня одну у какой-то изгороди и, поднявшись вверх, постучался в дверь одного из домов. Заспанный мужчина открыл ставни, и мой спутник узнал от него, что нам следует вернуться на то место, где мы провели часть ночи, и оттуда мы сможем выйти на главную дорогу, расположенную справа от часовни, которую мы видели.

Как только Йонгден принес эту добрую весть, мы снова взвалили свои котомки и в очередной раз прошли через злополучную деревню. Мы шагали осторожно и почти бежали, чтобы поскорее скрыться от глаз местных жителей. Их еще не было видно; что касается человека, у которого Йонгден узнавал дорогу, он меня не видел и будет рассказывать лишь о ламе-паломнике, странствующем в одиночестве. Это обстоятельство полностью совпадало с моим желанием избегать любых встреч, способных навести на мой след.

К концу подъема мы обнаружили еще одно селение, гораздо более крупное, чем предыдущее.

С возвышенности открывался превосходный вид на монастырь, расположенный намного ниже, у реки. Его многочисленные строения, побеленные известью и окрашенные в розовый цвет лучами зари, красиво смотрелись на темном фоне леса. Но сейчас было не время восхищаться пейзажем.

Крестьяне уже выходили из домов и шли за водой. Какая-то женщина посмотрела в мою сторону, и я сочла разумным благоговейно обойти вокруг шёртена, возвышавшегося на развилке двух дорог.

Следовавший за мной Йонгден заметил лишь одну из них; видя, как я совершаю обход памятника, он неверно истолковал мои действия, решив, что дальше прохода нет. Это укрепило его уверенность, и Йонгден устремился на ту дорогу, которую видел, считая ее единственной.

Я помчалась за ним, чтобы предупредить его, что он удаляется от Наг-Чу, но, прежде чем я его догнала, перед нами появился какой-то человек. Вежливо, но в то же время сверля ламу пристальным взглядом, от которого я вздрогнула, он принялся задавать ему всевозможные вопросы о том, откуда он пришел, о его путешествии и о нем самом. К моему великому изумлению и радости, незнакомец не удостоил меня ни единым взглядом.

Йонгден, изнуренный ночными блужданиями, нервничал и отвечал невпопад. В конце концов он разразился дурацким смехом, хотя смысл его слов не соответствовал этой веселости. Я чувствовала, что умираю от страха.